Пелена (СИ) - Гольский Валентин. Страница 5
— А ты ему сказала, что Оля — твоя племяшка? Или как обычно, запугиваешь встреченных парней?
— Как обычно!
Они рассмеялись, машина вырулила на проспект, и пошла со всё возрастающей скоростью.
— Весёлый будет вечер, — констатировал Кирилл.
Черноволосый проводил взглядом отъезжающую тёмно-синюю Гранту.
«Брат Максимка» был найден, опознан, и осталось решить лишь где и как выполнить работу. Черноволосый стал свидетелем падения объекта и в другое время вволю посмеялся бы над этим случаем, но сейчас было не до веселья. Телефон точно сошёл с ума, выдав за этот день не меньше десятка звонков, и каждый раз бесстрастный голос в трубке говорил черноволосому неприятные вещи.
Давал новую срочную работу. Выговаривал за мелкие, всплывшие недочёты, — во время таких разговоров, лицо черноволосого застывало, а сам он ёжился и внутренне содрогался. Страх, настоящий страх пробирал его в такие моменты. Черноволосый знал, что может произойти с неугодным сотрудником его профиля работы. Костя, с которым он встречался сегодня утром, мог считать себя настоящим счастливчиком, от того, что ушёл так быстро, даже не осознав своего ухода.
Происходило что-то неладное, черноволосый чувствовал. Профессиональный нюх убийцы улавливал малейшие признаки беспокойства в голосе начальства, и сейчас привычно бесстрастный голос в телефоне скрывал в себе нестоящую тревогу. Эти нотки в нём черноволосый слышал впервые. Что творится?
Одно ясно: затягивать с нынешним заданием нельзя, требуется выполнить его максимально скоро. Лучше всего сегодня же, вечером, в парке. Черноволосый слышал, что его цель планирует отправиться на прогулку, знал время и место, оставалось лишь подгадать момент, когда «Брат Максимка» окажется на одной из боковых аллей, которых в парке так много, и на которые так любят заворачивать прогуливающиеся парочки.
Наличие рядом девушки и ребёнка каких-либо сложностей тоже не обещало.
Гитара бренчала и кажется была немного расстроенной. Обычная уличная шестиструнка, всего лет десять-двадцать назад пользующаяся бешенной популярностью, с ней сидели перед подъездами и в парках, гуляли по улицам. Сейчас гитара в городке встречалась редко, но в парке порой ещё звучала, и сотрудники полиции эту молодёжь не трогали. С виду трезвые, или почти трезвые, шумные, но в меру, к прохожим не пристают — так кому они мешают? Отдыхают люди по-своему, как умеют. Редко-редко количество выпитого всё же перешагивало негласно разрешённый рубеж, но из тех же летних кафе, посетители порой просто выползали, а конфликты бывали чаще и серьёзнее. Полицейские тоже были молоды, сами ещё помнили времена, когда сидели в этом парке с гитарой, а потому старались относиться с пониманием.
Зачем и кому все песни мои?
Лететь одному, сбивая столбы?!
Такие, как я, живут один час!
Запомни меня таким, как сейчас!
Издав несколько мелодичных прощальных звуков, гитара умолкла, а Ванёк, или как его чаще называли, Гитарист, выдохнул.
Это была его любимая песня, и голос парня отлично подходил под неё, оттого, она пользовалась неизменным успехом. Слева прильнула губастая девчонка, распространяющая запах сладкого ликёра и ещё более сладких духов. Как там её? Ванёк не запомнил имени, запомнил лишь мягкость и влагу её губ, пьяный поцелуй, с которого началось их знакомство. Иногда так бывало — девушки липли к симпатичному гитаристу с красивым и чистым голосом, порой знакомство заходило далеко, но дольше двух-трёх недель не длилось никогда. Ванёк любил свободу, дорожил ею, и каждую новую подружку заранее записывал с список временных. Уйдёт эта — придёт новая, может ещё лучше, девушек гуляет много. За это он любил городской парк, за это он любил вечерние пятничные вечера.
Стоило замолчать гитаре, и с этого уголка парка точно сдёрнули некое невидимое волшебное покрывало. Окружающие задвигались, зашевелились, послышались голоса и смешки, а из-за деревьев зазвучала танцевальная музыка летнего кафе. Вообще то, музыка играла всё время, просто до этого она почему-то не замечалась, словно вовсе не была слышна.
Зашевелился и Максим, лишь сейчас вдруг заметивший, что во время исполнения песни, сжал ладошку сидящей рядом Кати. Девушка поймала его взгляд, мягко выдернула тонкие пальчики из его руки.
— Ой хитрюшка, ой хитрюшка, — усмехнулась она. — Заманил в сиреневую часть парка, отвлёк гитарой, и стоило девушке расслабиться…
— По-моему заглянуть в сиреневую аллею была твоя идея, — отмёл Максим несправедливые обвинения.
В этой части парка, росла сирень. Всего несколько кустов, но аромат они давали такой, что вся аллея приобрела негласное название сиреневой, а по вечерам появилась традиция гулять здесь парочками, почему-то считалось, что прогулки по этой аллее на начальном этапе знакомства — хорошая примета.
— Здесь очень красиво, — подтвердила Катя.
— И посидеть, послушать гитару тоже.
— Но ведь так здорово поёт…
— И тебя очень приятно держать за руку, у тебя тёплая и нежная ладошка.
Короткая пауза и пальчики вернулись в его руку.
Максим вздохнул с тихой радостью. Катя оказалась очень лёгкой в общении, приятной собеседницей и весёлой девчонкой. Не хохотушкой, с которыми ему никогда не удавалось найти общий язык, а умной, порой ироничной, и шутила она так же: умно и непривычно для него. И стеснительность, с которой он каждый раз боролся, во время знакомства с девушками, сама вдруг куда-то исчезла. В том числе благодаря малышке, которая пришла с Катей, и непонятно кто из них кого привёл, потому что ко входу в парк, эта пигалица шла, таща за руку девушку.
Девочка Оленька — милейший ангелочек пяти лет, с которой он поначалу общался осторожно, сама растопила ледок первого знакомства, когда без лишнего стеснения залезла на колени к Максиму и потребовала мороженого. Там же, на его коленях, она его и ела, капая белыми сладкими каплями на брюки и болтая ножками. Максим ничуть не возражал, потому что Оленька выдала главный секрет, назвав Катю не мамой, а тётей, и пока девушка отходила «попудрить носик» (что вообще то прозвучало смешно в парке, где были установлены голубые кабинки биотуалетов), рассказала, что мама и папа уехали отдыхать на море, а она, Оля, заболела и в последний момент осталась дома, с тётей Катей.
Сейчас девочка беззаботно носилась вокруг их лавочки, в белом платьице и белых колготках, с вплетённым в белокурые волосы фиолетовым цветком. Её не смущали опускающиеся на парк сумерки, не интересовали песни под гитару — ведь вокруг имелось просто невероятное количество одуванчиков. Эти жёлтые цветы Оленька знала и любила, а главное, умела плести из них замечательные венки. Один такой уже украшал голову тёти Кати, и сейчас девочка старательно работала над вторым — для себя. Делать ли третий — для гуляющего сегодня с ними дяди, она пока не решила.
Максим сидел, приглядывая одним глазом за девочкой, а другим намертво прикипев к своей спутнице. Одетая в короткий летний сарафан, нежно-голубого цвета с бледно белыми, почти незаметными узорами, девушка выглядела свежей и словно бы воздушной, по крайней мере такое впечатление у него появилось, когда они встретились у входа в парк. На пальцах левой руки тонкое золотое колечко, на шее цепочка. Фиолетовых камней, которые он видел на ней днём, уже нет. Поймав его взгляд, Катя чуть повернула голову, посмотрела искоса.
— И как?
— Что как? — не понял вопроса Максим.
— Как я тебе? Ты весь вечер смотришь на меня, думая, что делаешь это незаметно, — она немного смущённо улыбнулась.
Максим сконфуженно отвернулся, поймал взгляд черноволосого парня, сидящего с банкой лимонада неподалёку. Его лицо показалось знакомым — то ли пересекались на работе, то ли уже встречались сегодня в парке.
— Очень даже ничего.
— Ни-че-го?! — притворно возмутилась Катя.
— Нет-нет, — замахал Максим торопливо. — Очень даже чего, в смысле красивая. Блин, ты что, специально надо мной издеваешься?