Земля в иллюминаторе (СИ) - Кин Румит. Страница 31

— Ублюдок все спланировал заранее, — сказал Тави, — и устами беззащитного сироты превратил святилище в дополнительную трибуну.

— Я не знаю, как это возможно. Ты же видел, в каком Двана состоянии.

— Впрочем, как бы ни страдало мое сердце, я не думаю, что на мне или хоть на ком-то из нас лежит настоящая вина. Это могло произойти в любой момент, в любой стороне, с любым жителем Шарту. Но смерть этих прекрасных людей не была напрасной! Если бы они не вступили в неравную схватку с омарами…

— Не было же никакой схватки, — вставил Хинта. Тави ему не ответил. Он смотрел на Джифоя и сжимал кулаки.

— …то мы бы до сих пор ничего не знали о дырах в нашей обороне. И кто знает, сколько жертв понес бы Шарту, если бы у омаров осталось больше времени на подготовку? Но я не о том говорю. — Землевладелец резко отмахнул рукой, потом приобнял Двану за плечи. Мальчик покачнулся под тяжестью его хватки. — Посмотрите на него! Это наш новый воин! Он — настоящее доказательство того, какими прекрасными людьми были его отец и мать. К чему нам слова, когда перед нами стоит этот юноша! Он не будет сидеть здесь, сжавшись от страха! Он не такой, как некоторые! Вы помните, помните, как он бросился на омара в гумпрайме? Да, это был именно он.

Хинта слышал в динамиках своего шлема дыхание Тави.

— Только не надо, — прошептал он, — пожалуйста, не пытайся остановить его, не сейчас.

— Да, я знаю, — выдохнул Тави, — знаю, как нелепо и оскорбительно будет сейчас звучать мое обвинение в том, что все это подстроено.

— В нем столько ярости, — гремел Джифой, — сколько нет ни в одном из нас! И я считаю, что только он знает, что нужно делать со своим горем! Из горя надо ковать меч! На этом все.

Он сошел вниз, потянув Двану за собой. После них двоих на подиум взошла Кифа.

— Имара была мне сестрой, и я, женщина, не буду говорить о битвах, потому что чувствую сейчас только боль. Она была…

Но ее уже почти никто не слушал. Ее речь, как и речи всех остальных, потерялись после выступления Джифоя. Ритм церемонии сбился, и людям пришлось договаривать, когда саркофаги семьи Лакойф доехали до конца залы.

— Сегодня случилось то, чего раньше еще не было, — сказал Тави.

— Ты про Джифоя?

— Нет, я о моей маме. Мы с ней впервые прямо солгали друг другу в лицо. Не знаю, может, с ее стороны это происходило и раньше. Но тогда я об этом не знал.

— Солгали о чем?

— Она сказал, что не пойдет на церемонию. И я тоже сказал, что не пойду. Но вот мы оба здесь. Я знаю, это полное безумие, но после выступления Дваны мне кажется, что Джифой крадет у меня людей. Именно у меня.

— Но он положит компас в дарохранительницу.

— Это уже неважно. В душе каждого человека есть больше, чем один штрих. Только очень маленькая часть Дваны хочет, чтобы его родители вернулись назад. Ее достаточно, чтобы он правильно обошелся с компасом. И я надеюсь, что компас сработает и его родители действительно вернутся. Но весь остальной Двана принадлежит к худшей части Шарту.

— Он же был в таком горе. Я не понимаю, как его подговорили. Я не спорю с тобой. Я думаю, что так и есть. Но я просто не понимаю, не понимаю, как он мог так долго говорить после всех этих слез? Как он не сорвался?

— А он всегда был таким. Он любит насилие. И это большая часть Дваны. Знаешь, почему мы с ним ходили в ламрайм всего два раза? Я видел, как он улыбается во время лама о Риджи Птаха, и не захотел после этого близко с ним дружить. Что-то радуется в нем, когда люди теряют друг друга и когда горе превращается в месть. И его собственное горе — оно было ненормальным.

— Но ты отдал ему компас.

— Потому что я хотел все изменить. Какое у меня право пытаться изменить человечество, если мне плевать на одного человека? Я хотел спасти душу Дваны этим компасом. И я думаю, мы почти это сделали. Но Джифой его у нас украл. В речи Джифоя был яд. Да и без нее, само по себе, это нападение омаров на людей заставило ожесточиться многие сердца. И вот мы видим последствия. Так быстро. Так глупо. Так прямолинейно. Они не могут дотянуться до настоящих омаров. Но могут заставить Ашайту плакать.

— Ашайта не омар.

— Здесь нет справедливости, и правды тоже нет. Просто я начинаю понимать, что такое война, что такое общество во время войны. Это общество крика, слез, самосудов, страха и ненависти. Глупые люди подпадают под его влияние первыми. Вот моя мама — она не глупа. Но ее сердце, возможно, однажды тоже будет с ними до конца. Потому что она уже встала на этот путь.

— Моя семья, — сказал Хинта. — Наш сосед Риройф. Я не скажу, что он блещет умом. Тогда, в день гумпрайма, после наших разговоров я испытывал сложные чувства. А все взрослые рядом со мной — только ненависть. Но ведь они не ненавидят Ашайту. Он там, в гумпрайме, сидел на руках моей матери. Никому даже в голову не пришло его обидеть, никто не смотрел на него со злобой.

— Значит, ненависть существует по определенным законам. Ненавидят далекое и то, чего не знают. Если бы у Круны был такой брат или сестра, как у тебя — он был бы нашим с тобой другом. Но случайность распорядилась иначе, и теперь он наш враг, потому что не может вообразить в своей жизни никого вроде Ашайты.

— И что моей семье делать? — впервые задумался Хинта. — Если все и дальше пойдет, как сейчас, если с каждым днем эти уроды будут ненавидеть моего брата все больше?

Тави только покачал головой. Они дождались момента принесения даров и видели, как Двана переложил компас в ячейку своего отца. Потом толпа хлынула на улицу. По дороге к станции некоторые поднимали руки в воинственном жесте и под руководством Джифоя скандировали «смерть омарам, мы придем в ваши пустоши». А еще позже, когда поезд довез селян обратно в поселок, Хинта и Тави стояли вместе с Фирхайфом и смотрели в небо. Как и обещал старик, оно прояснилось, и в начале ночи на нем засияли звезды. Тысячи лучей тонкими нитями устремились к земле, чтобы забрать тех, кто был к этому готов — если хоть кто-то был к этому готов.

^{Часть вторая}

ЧУЖАК

^{Глава 4}

ЦЕНА ЗАМЫСЛА ЖИЗНИ

Последняя неделя каникул выдалась тихой. План Киртасы был практически полностью реализован — укрепления вокруг самого поселка достроены, основные бастионы трех внешних форпостов тоже. Бывшие крайняки привыкали жить вместе с остальной общиной. Омары ни разу не напали, а инженеры Шарту так и не смогли разгадать, как те отключали дронов. Царил иллюзорный мир, ситуация вооруженного ожидания начинала казаться привычной, неизвестность перестала пугать.

За день до начала занятий Тави и Хинта сидели в школьном кафетерии и прикидывали, каким будет следующий учебный год. Перед каждым лежал маленький примитивный терминал вроде тех, с которых осуществлялось голосование в гумпрайме, только сейчас на экранах было не два пункта голосования, а целых три столбца со списками предметов и маркерами предварительного расписания. Столбцы назывались: «базовый курс», «факультативы» и «студии». Иконки базового курса оставались зафиксированными намертво, а два других столбца были устроены так, что школьник мог сам устанавливать свои предпочтения.