Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада. Страница 22

Выслушав Наргиз, Зейнаб ханым велела ей держать язык за зубами, пригрозив, что вмиг лишит ее не только болтливого куска мяса, но и всех привилегий, которых она сумела добиться благодаря поддержке своей покровительницы.

Что ей оставалось делать? Скрепя сердце пришлось подчиниться, но обиду она все же затаила. И теперь, когда та, кого она уже заранее успела возненавидеть всем своим естеством прибыла в Гызылдаг, Наргиз собиралась сделать все, что в ее силах, чтобы ханская дочь ни в коем случае не чувствовала себя здесь, как дома.

Глядя на то с каким нетерпением бросился наследник навстречу сестре, Наргиз гневно топнула ногой. Надо бы пойти следом за ним и посмотреть на ту, ради которой такой гордый человек как Джабир, ведет себя как не оперившийся птенец.

Подобрав юбки чтобы не мешали быстрой ходьбе, девушка поспешила вслед за человеком, которого собиралась в один прекрасный день назвать своим супругом и подарить ему кучу наследников. И, когда этот день наконец настанет, первое, что она сделает — это избавится от высокомерной и властолюбивой свекрови и ненавистной балдыз — золовки.

ГЛАВА 16

— Добро пожаловать домой, доченька, — шепнул отец, когда с церемониями было покончено, и мы, наконец, вошли во дворец.

Зная, что сейчас в эту самую минуту все взгляды обращены на меня, я стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, незаметно дотянулась до отцовской руки и осторожно ее сжала. Это все, что я могла себе позволить на данный момент. До тех пор, пока не освоюсь в этом рассаднике змей, и не разберусь что к чему, показывать истинные чувства прилюдно я не буду.

Однако я едва не выдала себя, когда внезапно раздались шаги и, одна из боковых дверей распахнулась, пропуская вперед Джабира.

— Фарах. Добро пожаловать домой… сестра, — не спуская с меня напряженного взгляда произнес он, то ли намеренно, то ли случайно сделав паузу на последнем слове. Подойдя ближе, он приобнял меня за плечи и поцеловал в лоб, который я послушно ему подставила.

Нужно было что-то ответить, но я, как назло не могла выдавить из себя ни слова. Сжимая и разжимая кулачки в попытке справиться с нарастающей паникой, я случайно поцарапалась о кольцо, которое не снимая носила все последние годы. Большеватое, оно постоянно крутилось на пальце, все время норовя оказаться камнем вниз. Одно из креплений было слегка повреждено, частенько раня меня, и впервые я была этому рада. Кольцо напомнило мне о его владельце. Зная, что идет на верную смерть один против четырех убийц, он не боялся рисковать собственной жизнью ради того, во что верил. Мужество этого человека, впитанное кольцом, всегда помогало мне в самые трудные моменты моей жизни. Не знаю где он сейчас, где жил и чем занимался, но его дар продолжал оберегать меня, словно с того памятного дня наши судьбы были неразрывно связаны между собой.

Благодаря ему, я смогла перенести смерть Эрдема, и теперь, прежде чем принять какое-либо решение, я в первую очередь задавала себе вопрос: " А чтобы он сделал на моем месте? Как бы поступил в этой, казалось, безвыходной ситуации?" — и решение, словно по чьему-то велению, тотчас же принималось, само собой. Англичанину, находясь в совершенно чужой для него стране приходилось приспосабливаться к ситуации, а значит так же следует поступать и мне. Вокруг, не считая отца с матерью, были одни враги, следовательно, нужно было учиться как-то выживать среди них, и, если, ради этого мне придется изображать радость от встречи, что ж, так тому и быть.

Подняв голову и взглянув Джабиру прямо в глаза, я улыбнулась:

— Здравствуй Джабир. Мне очень не хватало рядом старшего брата. Я рада, что вернулась домой…

О, Создатель. Сколько же чувств, всего за миг успело проскользнуть по его лицу: страх, сомнение, надежда… и радость. Да-да, самая настоящая, ничем не разбавленная радость, будто все, что ему было нужно для счастья — это знать, что я его простила. Возможно ли такое? Столько времени прошло, неужели, он до сих пор казнил себя за то, что напугал меня тогда?

Похлопав его по руке, я повернулась остальным братьям, которые едва не задушили меня в своих медвежьих объятиях. Как оказалось, все познается в сравнении, и только после моего отъезда они научились ценить сестренку-сорванца.

— Представляешь, — пророкотал толстячок Касым, который был на год старше меня, — после твоего отъезда наступила такая тишина, что я сотню раз готов был ехать в Стамбул за тобой. Никто никого не разыгрывал, не устраивал ловушки и не бросался грязью, а самое обидное, что никто после тебя не рисковал тайком пробираться на кухню, чтобы стянуть из-под носа главного повара лакомства, которые он готовил для старших.

— Бедняга, — расхохоталась я, совершенно позабыв о своем решении оставаться беспристрастной, — как же вам всем тяжело пришлось. Погляди, — я ущипнула его за жирный бок, — ты же совершенно отощал. Ничего, как только немного отдохну, обещаю, что ради тебя рискну собственной жизнью, но добуду самый лакомый кусочек.

— Ура, — воскликнул "худышка", но встретившись с недовольным взглядом отца тут же стушевался. Хан неодобрительно относился к чрезмерным возлияниям, справедливо считая, что лишний вес может стать серьезной помехой воину, который не сможет должным образом нападать и защищаться, не говоря уже о том, что это может оказаться огромным испытанием и для его коня.

Хитро подмигнув расстроенному брату, я, покончив с официальными приветствиями, облегченно вздохнула, когда получила наконец возможность отправиться на женскую половину, где меня с нетерпением ожидала мать.

Покидая зал, я и понятия не имела о том, что за мной вот уже некоторое время следит пара внимательных глаз, не упуская из виду ни единого моего жеста или улыбки. Как только я сделала шаг к дверям, не спускающая с меня глаз фигура незаметно двинулась следом за мной.

Вышедшая в зал следом за Джабиром Наргиз, замерла, как громом пораженная. Внезапная догадка, как молния блеснула в мозгу, когда она увидела ту, чье имя с такой страстью и любовью произносил ее повелитель. Сразу стало понятно, почему среди стольких претенденток, именно ее, Наргиз, неизменно выбирал наследник. Нет, ему не интересна была ни она, ни ее чувства. Сходство с сестрой — вот то, что его по-настоящему интересовало. Не оставалось никаких сомнений в том, о ком он действительно мечтал в тот миг, когда до основания погружался в ее податливое тело, а она, как последняя дурочка воображала себе, как станет править страной рядом с ним.

Тоненькая, как тростиночка и с виду очень хрупкая, княжна Фарах была на удивление пропорционально сложена, имея приятные округлости, для девочки в ее возрасте. Несколько нетипичная для восточной красавицы внешность: молочная кожа и большие светлые глаза, доставшиеся ей от матери, сразу же выделяли ее на фоне остальных девушек, как и маленький, чуть вздернутый аккуратный носик и пухлые, готовые растянуться в улыбке алые губы, которые она машинально покусывала тщетно, пытаясь не расхохотаться. А вот темные волосы, брови и пушистые ресницы, красиво обрамляющие глаза, привлекающие внимание к их необычному цвету — это, как и господину Джабиру, передалось ей от отца.

Наргиз всегда считавшая себя писаной красавицей, была вынуждена признать, что никогда не сможет соперничать красотой с юной княжной, способной очаровать всякого, кто только осмелится взглянуть на нее.

О, Аллах. Они же брат и сестра. Как между ними вообще могли возникнуть подобные чувства?

Нет, она не винила господина Джабира, ибо он — мужчина, а они слабы там, где дело касается женской красоты. Виновата была лишь эта девчонка, которая посмела внушить собственному брату грешные мысли, и если она, Наргиз, хочет спасти своего повелителя, то просто обязана уничтожить то, что лишает его покоя. Княжна пожалеет, что не осталась в Стамбуле. Здесь, у нее нет союзников, а значит справиться с ней будет несложно.

* * * * *

Стоя на верхней галерее, укрытая резной решеткой от посторонних глаз, Зейнаб сейчас была напугана, как никогда еще в своей жизни. Ее страшила не соплячка, вернувшаяся домой для того, чтобы в лишний раз напомнить о том, что счастливая семейная жизнь — это миф, нет, ее беспокоило поведение собственного сына, который как никогда еще не был так близок к собственной погибели.