Дай мне руку (СИ) - Марс Остин. Страница 28

— Почти все аристократы в Империи — родственники, в той или иной степени. Но нет, мы не родственники, даже не дальние.

— Значит, это национальный менталитет, — хихикнула Вера.

— Или просто все влюблённые мужчины ведут себя одинаково глупо, — тем же тоном фыркнул министр, заставив Веру вспыхнуть и отвести глаза. Он допил чай и поставил чашку, — вы слушать будете или диссертацию по психологии писать?

— Буду слушать, — пробормотала Вера, утыкаясь в чашку.

— Ну вот, — вздохнул министр, — к утру он уже чувствовал себя ужасно и хотел побыстрее её найти. Но, так как вчера приехал поздно, с утра должен был официально поприветствовать отца и членов семьи, его пригласили на завтрак. А на завтраке он увидел эту девушку, которую ему представили как его жену. Он до сих пор не знает, узнала ли она его тогда в парке или была так же удивлена, как и он.

— Он не спросил?

— Ни в коем случае! — округлил глаза министр. — Говорить своей жене о том, что она мало того, что гуляла одна, так ещё и целовалась с кем-то по тёмным закоулкам — реальный шанс довести её до самоубийства из-за стыда и чувства вины, так что извиниться за своё поведение он тоже не может.

— А прикинуться, что он её узнал?

— Ещё хуже, — качнул головой министр, — если он её узнал, то должен был проводить в покои и наказать за легкомысленное поведение, это его долг как мужа. И уж точно не должен был подшучивать над ней или целовать, к жене до консумации относятся как к очень почётному гостю, а после — как к члену семьи, но даже после никаких вольностей быть не должно, супруги обращаются друг к другу крайне уважительно, проводят вместе минут десять в день, иногда вместе едят или решают какие-то семейные вопросы. Максимум, что они могут себе позволить — это коснуться руки или плеча, тогда слуги отворачиваются и делают вид, что не видят, а по всему дворцу идут слухи, что у господ очень тёплые отношения.

— Жесть какая, — поражённо выдохнула Вера, — их хоть в спальне одних оставляют?

— Да, — невесело усмехнулся министр, — но там бумажные стены и всё слышно, а толпа слуг ждёт за дверью, чтобы проводить потом каждого в свои покои.

— В смысле «потом»? — округлила глаза Вера. — Они что, не спят вместе?

— Конечно, нет. — Министр чуть смущённо отвернулся, Вера прикусила губу и прошептала:

— То есть, если жене приснится кошмар, она должна встать, одеться, приказать слугам проводить её в спальню мужа, прийти туда, раздеться, заползти ему под бок и вежливо попросить: «Уважаемый, обними меня, мне страшно»?

Министр тихо рассмеялся, покачал головой:

— Никто не позволит ей ночью выйти из комнаты.

— Угу, тогда она должна тихо, как ниндзя, сбежать из спальни, по крышам добраться до его окна и проникнуть туда незаметно?

— И он её выгонит, — невесело усмехнулся министр, — потому что она не должна там находиться.

— Офигеть. То есть, она должна не просто пробраться к нему, но ещё и застать его врасплох, связать и рот заткнуть, чтобы он не мог помешать ей снимать стресс? — фыркнула Вера, министр рассмеялся, впечатлённо вздохнул:

— Я вижу, вы ни перед чем не остановитесь.

— Когда мне страшно, я всё могу, — махнула рукой Вера, шутливо надулась и буркнула: — Да нафиг вообще нужен такой муж? Толку от него.

— А какой нужен? — невесело спросил министр, у Веры от его тона мигом пропало желание шутить, она отвела глаза и неуютно пожала плечами:

— Такой, до которого во сне можно дотянуться.

— Тогда вам точно не в Империю, — тихо ответил он, она пожала плечами и промолчала, стала смотреть в огонь.

В тишине было слышно его дыхание, шум ветра на улице, треск огня. Вера налила ещё чая и подала ему чашку, короткое прикосновение обожгло кожу, похоже, обоим, Вероника видела, как он прячет глаза, и скорее отводила свои.

— Так что там ваш друг?

— Он сильно расстроился, что не смог извиниться, — продолжил министр, — но, как меньшее зло, выбрал делать вид, что ничего не произошло. Его грызла мысль о том, что его жена теперь будет считать его невоспитанным похотливым самцом, но он не видел другого способа наладить отношения так, чтобы не поставить в неловкое положение её. Они виделись положенное время, для молодожёнов это чуть больше, чем для пары с детьми, час в день где-то. По традиции, муж приглашает жену на прогулку, они встречаются, и в компании пары десятков слуг гуляют по паркам или пьют чай.

— И что, они не могли поговорить в это время? — тихо спросила Вера, министр пожал плечами:

— Их слушают. К тому же, темы для разговоров весьма ограничены — природа-погода, искусство, здоровье родственников, новости в семье, всё. И говорит в основном мужчина, если жена скажет больше нескольких предложений, она считается болтливой, это недостаток. — Вера фыркнула, министр криво улыбнулся. — Короче, они как бы видятся, но нормально поговорить не могут. А он после пары дней общения с ней потерял голову от любви и решил, что обратно на шахты не поедет, потому что не может её забрать с собой, там нет условий. Он полгода сидел во дворце у отца, занимался делами через письма, ходил на прогулки с женой положенный час в день, а в остальное время сходил с ума, пытаясь придумать, как ей признаться или хотя бы дать понять, что ему стыдно за тот случай.

Он отпил чая, помолчал и продолжил:

— А через время появилась ещё одна проблема. Все заметили, как много времени он проводит с женой, и стали выказывать удивление тем, что он до сих пор не завёл разговор о наследниках, ей уже почти восемнадцать, самое время. А он не хочет с этим торопиться, во-первых, потому что до сих пор боится, что она будет считать его похотливым животным, во-вторых потому, что боится за неё — в её семье уже несколько поколений женщины не переживают роды, она тонкая как тростинка, и совсем не выглядит на свои восемнадцать лет, она на ребёнка похожа. Потом до неё дошли слухи, что он просил отца отложить консумацию, она решила, что не привлекает его, и стала винить в этом себя, заболела от переживаний и отказалась с ним гулять, чтобы он не видел её бледной и некрасивой. Он в панике, его отец в недоумении, потому что было всё так хорошо и вдруг закончилось; её отец в негодовании, потому что его дочерью пренебрегают; весь двор правителя следит за историей и делает ставки, чем всё кончится.

— Ого, — невесело вздохнула Вера, — как хреново-то без интернета… Они что, бумажные письма написать друг другу не могут?

— Слуги в первую очередь несут их старшей женщине семьи, — качнул головой министр, — да и сами читают потом, они же распечатаны. Он не может с ней встретиться без серьёзного повода, просто гулять она не ходит, имеет право, заставить её никто не может. Писать ей он пробовал, она либо не отвечает, либо ограничивается общими фразами, по которым ничего не понятно — она знает, что письма читают. Дарить ей подарки без повода он не имеет права, а поводы весьма ограничены, и даже в этих случаях подарок ничего не значит, потому что не делать его он не имеет права, это традиция. Если он согласится на консумацию, их оставят наедине, но даже тогда их поведение должно быть подчинено правилам, а там такие правила, что кого угодно перепугают. Для женщины основное указание — делать вид, что она в комнате одна и что ничего не происходит. Он ужасно боится её испугать или вызвать отвращение, а как бы он себя ни повёл, что-то из этого случится. Девушкам перед консумацией рассказывают, что там должно происходить, и если он отойдёт от сценария, то выставит себя извращенцем, а если нет — бездушной скотиной. На данный момент он не видел её уже несколько месяцев, извёл горы бумаги на письма, познакомился со всеми поэтами провинции, но так ничего ей и не отправил, потому что все стихи недостаточно хороши. Пьёт в одиночестве, коллекционирует предметы, к которым она прикасалась, молится на её письма, ворует из её урны неудачные рисунки, сидит в своей сокровищнице, любуясь её вещами…

Он зажмурился, качнул головой с невесёлым смешком: