Дай мне руку (СИ) - Марс Остин. Страница 30

Вера улыбнулась и налила чая, подала, он взял и опять стал смотреть в огонь. Поленья немного прогорели и теперь в языках пламени переливались оранжевым жаром крупные куски дерева, похожие на раскалённые слитки металла, внутри них пробегали светлые волны, качался от жара воздух…

— «Шен Нон» значит «лохматый пёс», — внезапно сказал министр, Вера посмотрела на него, он насмешливо дёрнул щекой, — «нон» — это частица, которую добавляют к названиям животных. «Рога» и «нон» — бык, «скорость» и «нон» — конь, так далее. А если перед «нон» ничего не стоит, то это пёс. Беспородный, потому что иероглиф породы пишется после «нон», если там пусто, значит, дворняга. А иероглиф «тёплый» в отношении животных переводится как «имеющий густой мех». То есть, Шен Нон — мохнатая дворняга. — Он с ожиданием посмотрел на Веру, она молча пожала плечами и отвела глаза. Он с каким-то ехидным мазохизмом добавил: — А «ши нон» — вообще ругательство, «ши» значит «злой», на карнский обычно переводят как «скотина» или «тварь».

— Любое имя можно при желании переврать так, что оно будет значить что-то плохое, — сдержанно сказала Вера, — делать это специально, да ещё и с собственным именем — не самое лучшее занятие.

— Я это не сам придумал, — фыркнул он, — мне добрые люди рассказали, много лет назад.

— И поэтому вы отказались переводить мне печать? — с мягкой укоризной улыбнулась Вера, — из-за детской дразнилки? Такой большой мальчик, а такой ерундой страдаете. — Он на миг посмотрел на неё, но тут же опять стал смотреть в огонь, ей почудилось в его глазах: «продолжай!», как будто для него это было действительно важно, Вера вздохнула и улыбнулась: — Не знаю… мне кажется, классное имя, и ридийский вариант, и цыньянский, не понимаю, чем вы недовольны. Южный тёплый ветер — по-моему, здорово, дух водопада — вообще космос, и даже в лохматой дворняге я ничего плохого не вижу.

— Серьёзно? — тихо сказал министр, не отрывая взгляда от камина, Вера пожала плечами:

— Да.

— Собака — презираемое животное, — тихо ответил он, — тупой стайный падальщик. Даже породистые собаки, которых держат для охраны, умеют только убивать, есть и спать, это низшее животное.

— Мир ваш дебильный умеет только убивать! — окрысилась Вера, — чужой потенциал. — Министр удивлённо повернулся к ней, она хмуро сложила руки на груди: — Собаки очень умные. В моём мире, даже при нашем уровне науки и техники, собаки всё ещё работают на десятках специальностей. Они ищут наркотики, спасают людей из воды, откапывают из-под снега потерявшихся, водят слепых, нянчат больных, на войне они вообще капитально воевали. Есть даже собаки, которые умеют пользоваться телефоном, они лижут нос хозяину, определяют по запаху состав крови, если что-то не так и надо принять лекарства, дают понять. А если хозяину станет плохо, вызывают ему «скорую». — Министр молчал, Вера надулась как кот, пробурчала: — И они работают просто так, не за зарплату, не за еду, их и так всегда кормят. Они просто делают свою работу, чтобы порадовать сотрудников-людей, им больше ничего не надо. В моём мире как-то случилось одно… происшествие. Упал большой дом, очень большой, было много погибших и из-под обломков откапывали трупы, живых почти не было. Собаки, которые работали со спасателями, расстраивались из-за того, что никак не могут найти живых, грустили и отказывались от еды. Их никто не ругал, просто была такая ситуация, что живых и быть не могло, но собаки думали, что виноваты они. Спасателям пришлось специально, втихаря от собак, закапывать в обломки друг друга, чтобы собаки находили и радовались. «Презираемое животное», — саркастично перекривила Вера, — дали дураку мобилу, он ею гвозди забивает.

Министр медленно глубоко вдохнул и озадаченно спросил:

— А как собаки помогали на войне?

— Чаще всего, искали взрывчатку по запаху, — уже чуть спокойнее ответила Вера, — тянули провода коммуникаций, доставляли почту, патроны и лекарства, таскали раненых, патрулировали, просто как боевики работали. Были специально обученные диверсанты, которых сбрасывали с самолётов с парашютом, собака должна была доставить бомбу куда надо, снять её с себя, включить и смыться. И они это делали.

— Здорово, — чуть улыбнулся министр. — У нас поиском веществ и людей занимаются маги.

— Вы говорили, магов мало. А собак много, они быстро учатся и дёшево стоят.

Он глубоко вдохнул, пожал плечами и промолчал, потом тихо сказал:

— А бродячие в вашем мире есть?

— Конечно. В моём городе их отлавливают, привозят в приют, стерилизуют, моют-лечат, делают прививки и вставляют в ухо бирку, которая значит, что собака здорова и приют за неё отвечает. И привозят обратно, где взяли.

— Бирка — это жёлтый круг с цифрой четыре? — с недоверчивым восхищением спросил министр, Вера кивнула:

— Откуда вы знаете?

— Видел фото в вашем телефоне, — ещё тише ответил министр, поражённо прошептал: — Государство, должно быть, тратит на это огромные средства, неужели собаки нуждаются в этом больше, чем люди?

— Для людей медицина бесплатна, — вздохнула Вера. — Может, она не лучшего качества, но прийти в больницу и получить лечение может кто угодно, круглосуточно.

Министр впечатлённо качнул головой, невесело усмехнулся и посмотрел на Веру:

— В это сложно поверить… По сравнению с вашим, мой мир, наверное, кажется вам отсталой помойкой.

Она смущённо отвела глаза, неуютно пожала плечами:

— Я всё ещё надеюсь изменить его к лучшему.

Он тихо фыркнул, приподнял брови и отвернулся. В его глазах качались блики огня, Вера пыталась различить их выражение — то ли «помощь нужна?», то ли «вы с ума сошли?».

— Смело, — наконец сказал он. — Очень. Если бы Тонг чуть больше думал головой, вы бы ещё сработались, ваши амбиции прекрасно дополнили бы друг друга. Он хотел завоевать мир, вы — изменить, — он иронично приподнял плечи, — всего-то.

— Да, — Вера шутливо развела руками, — отличная получилась бы команда. Для него просто овладеть существующей системой было бы скучно, истинный завоеватель захочет изменить её под себя. А для меня была бы плюсом силовая поддержка, изменений без сопротивления не бывает.

— Да? — наигранно удивился министр, — а я считал, что ваше понимание добра отрицает насилие. — Фыркнул и добавил: — До сегодняшнего утра. Но когда узнал о системе лечения доктора Веры… — он изобразил восторженный сидячий поклон, Вероника рассмеялась:

— Да, добро должно быть с кулаками.

— А как же теория, что нужно протягивать руку, и вообще быть добрым и хорошим? — с подвохом прищурился министр, Вера качнула головой:

— Конечно, нужно быть хорошим, но наивно ждать, что мир в ответ всегда будет добр, это сказки. Мир несправедлив изначально, «справедливость» — очень субъективное понятие, за свою правду надо бороться, кто борется, тот побеждает.

— И поэтому вы настучали по физиономии Старой Ламе, — развёл руками министр, — за правду? И прокляли, потому что она с тех пор заикается так, что слова сказать не может. Интересно, это чисто психологический эффект или проявление вашей «божественной силы»?

— Не знаю, — помрачнела Вера. — Может, мне походить по храмам, показаться жрецам?

— Не поможет, — качнул головой министр. — Я показывал вас отцу Маркусу, это верховный жрец Вариуса, бога войны, он самый сильный жрец во всей столице, почти аватара бога на земле, он видит знамения и творит чудеса, рядом с ним тот прибор показывает стабильно восемь, а когда он благословляет, то стрелка шкалит так же, как и у вас. Он сказал, что видит в вас огромную силу, но не может распознать её суть.

Вера задумалась, вздохнула и сказала:

— Я всё равно хочу в храм. В тот, возле которого мы сидели с Бесом. — Она увидела, как резко напрягся господин министр, чуть улыбнулась, — вы говорили, меня там кто-то ждёт…

— Я такого не говорил, — резковато ответил министр, Вера улыбнулась и потянулась к лежащим на столике «часам», но министр успел раньше, выхватив их почти из-под пальцев.