Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 10

— Нужно срочно сыграть на свадьбе. Да там ерунда… — начал увещевать Марк.

— Какая ерунда?.. Говори яснее, — потребовала я, и Марк стал сбивчиво излагать суть дела.

— Сегодня у одного крутого мэна состоится свадьба. Жених приготовил невесте подарок — музыкальную шкатулку, а внутри — две крохотных статуэтки: жених играет на скрипке, а невеста — на гитаре.

— Интересно… — пробормотала я, хотя мне было совершенно неинтересно.

— И после вручения подарка он хочет, что бы шкатулка типа ожила. И тут появляетесь вы…

— Кто — мы? — уточнила я.

— Ты и Димка Кортнев. Нужно, чтобы пара была очень талантливой и очень красивой. Они заплатят прилично, в обиде не будешь!.. — продолжал убеждать Марк.

Проигнорировав замаскированный комплимент, я выслушала предложение с кислой миной на лице.

— Ты знаешь, у меня сейчас другие проблемы… — начала я.

— Я понимаю, что деньги тебя мало интересуют, — перебил Марк. — Ну выручи тогда Димку! Он не может найти пару …

Я с тоской глянула на полку с дисками. Тебе-то хорошо рассуждать…

«Марк Смилевич, браво, браво!..» — вспомнила я восторженные возгласы Артема Витальевича.

— Возьмите Кузьмину, она красавица, — предложила я, зевнув.

— Но ведь надо еще здорово на гитаре сыграть! — напомнил Марк. — А ей до тебя далеко…

— Тогда Болященскую, она неплохая гитаристка… — такое ощущение, что я совсем не выспалась.

— Но она слишком тощая… — заканючил Марк.

— Невесты разные бывают, — ответила я и положила трубку.

Как же хочется есть!..

Я подошла к холодильнику и заглянула в него. Н-да… Придется тащиться в магазин.

Открыв шкаф, где лежали деньги, оставленные родителями, я обмерла.

Денег — сложенных стопкой, и довольно внушительной — в шкафу не было.

Батюшки, обокрали!.. — ахнула я и ощутила приступ сильного головокружения.

Сердце подкатилось к горлу, и, что бы не упасть, я ухватилась за скрипучую спинку кресла.

«Да нет, не могли обокрасть… — каруселью завертелись в голове мысли, — у нас же фирменные замки, сделанные на заказ в единственном экземпляре, их невозможно открыть ничем, кроме родного ключа…»

Все еще не веря в случившееся, я судорожно пошарила ладонью по полке.

И все-таки денег на месте не было.

Через десять минут, слегка отойдя от шока, я набрала номер Марка Смилевича.

А еще через полчаса синеглазый брюнет, первый красавец курса Марк Смилевич уже деловито затягивал на моей спине корсет длинного свадебного платья.

— Ну вот, просто конфетка! — довольно потер он руки, закончив работу и посмотрев на меня со стороны. — Значит, так. Свадьба начнется в восемь вечера в кафе «Лабиринт», но вы понадобитесь позже. Сыграть надо пьесу для скрипки и гитары какого-то неизвестного автора. Вот ноты. Через час приедет Димка, позанимаетесь. В девять подадут машину. Деньги попросишь у жениха вперед, сразу по приезде. Часиков в одиннадцать сыграете, после чего вам вызовут такси и отправят на все четыре стороны. Вопросы, пожелания?

— Пожелание, — сказала я. — Пусть Димка привезет пиццу и салат. Есть очень хочется.

— Будет сделано, жди!.. — крикнул Марк и испарился.

А я взглянула на лежащие передо мной ноты.

Какие они загадочные — ни названия произведения, ни автора…

Потом медленно взяла в руки гитару и начала играть…

Над комнатой вдруг поднялись и взлетели звуки необыкновенного танго. Они то рассыпались дождем, то шелестели травой, то летели неведомыми птицами, то уходили в туман одиноким ночным поездом…

И трепет объял меня от этой необычной, чарующей, волшебной музыки…

Когда я доиграла до конца, на лбу выступила испарина.

Будто исполнение отняло у меня все силы.

Отложив гитару, я уставшей, неподъемной рукой еще раз пролистала ноты — может быть, где-нибудь указано имя автора?.. Это же невероятный талант!.. Еще ни от одного произведения меня так не бросало в дрожь.

Я никогда не слышала и не играла такой музыки…

Но даже инициалов нигде указано не было.

Я отложила ноты, но танго не шло у меня из головы. Казалось, в скрытом от глаз уголке мира вдруг открылась потайная дверь, и я вошла в незнакомый город и ясно увидела эти падающие на него сумерки, трепетание птичьих крыльев под проливным дождем, бьющим по мостовой, и чей-то страстный ночной танец, словно наперекор судьбе…

Время пролетело быстрой, острой стрелой, и я даже не заметила, как появился облаченный в черное скрипач, и в аккомпанемент гитары вплелся высокий голос скрипки.

И танец на лезвии ножа вдруг обернулся ласковой рекой и перетек в песню влюбленных, которым предстоит разлука до конца жизни.

Или смерть.

Я увидела, как, заламывая руки, бежит по мостовой девушка в длинном сером платье, и по ее бледному лицу, смешиваясь с дождем, текут слезы. И, отдаляясь все дальше и дальше, что-то отчаянно кричит ей юноша, и ломающийся голос его пронизан невероятной мукой…

— Я больше не могу, — внезапно прервав игру, взмолилась я, чувствуя, что неуклонно погружаюсь в эту музыку, как в темную воду, и, поиграй я ее еще немного, мне уже не вынырнуть из страшной пучины.

Димка, белый как полотно, не произнеся ни слова, отложил скрипку. Рука его дрогнула, и инструмент чуть было не упал на пол.

— Жуть какая… — произнес он на выдохе.

Мы посмотрели друг на друга, и я почувствовала, как нас разделил ледяной холод только что исполненного танго.

С трудом оторвав взгляд от скрипача, я окинула взглядом собственную квартиру и внутренне призналась себе, что еще никогда она не казалась мне такой родной, теплой и уютной.

«Я не хочу ехать в это кафе…» — внезапно под тонкую кожу пробрались острое нежелание и смятение.

И, заглянув в Димкины глаза, я прочла в них ту же тревогу.

ГЛАВА 11

Однако ровно в девять часов вечера мы с Димкой вышли из квартиры и двинулись вниз по ступенькам — заходить в тесный лифт в таком шикарном платье я посчитала неразумным.

— …Беременная, на четвертом месяце уже, — услышала я с нижней площадки глубокий бас Андромеды Николаевны, — от энтого белобрысого… Родители у ней уехали, а они бознать че творять…

Я невольно замедлила шаг и прислушалась. Похоже, речь идет обо мне.

— Но ведь родители уехали раньше, чем он приехал, откуда же четвертый месяц? — резонно возразил голос другой соседки — престарелой вдовы генерала Бартышева.

— А она еще весной с ним встречалась, в Астрахань ездила к нему. Помнишь, Лера говорила — Даша в Астрахань на конкурс поехала?.. На конкурс, ага… Тогда-то все и началось. Вот отец-то ей устроит…

Собеседница тихо ахнула.

А я вдруг вспомнила, что последний международный конкурс, на котором я победила, действительно проходил в Астрахани.

Я подивилась и даже отчасти позавидовала умению Андромеды Николаевны сопоставлять факты. Это не мне, а ей Борис Тимофеевич должен был поручить свое ответственное задание…

В этот момент лестница закончилась, и я, в ослепительно белом платье до пят, под ручку с Кортневым в костюме предстала перед изумленными сплетницами.

— Куда это ты, Дашенька, такая нарядная?.. — пролепетала Андромеда Николаевна, заходя за щуплую спину генеральской вдовы, косящейся на мой, обтянутый корсетом, абсолютно плоский живот.

— В загс, — сообщила я громко и, указав на Димку, добавила: — А это жених мой. Бизнесмен, владелец четырех частных авиакомпаний.

Про авиакомпании выскочило как-то само собой — иногда, начав врать, я не могу остановиться.

Эффект оказался потрясающим — бабы застыли как две обледенелые статуи.

Я не стала дожидаться, пока они очнутся, и быстро застучала каблучками по ступенькам, утянув за собой хлопающего глазами Кортнева.

Скрипач опомнился только на улице.

— Поздновато для загса… — только и вымолвил он.

Я не успела ничего ответить, потому что увидела Степу.