Бабочка для Украины (СИ) - Воронцов Александр Евгеньевич. Страница 5

А теперь — совершенно другие ощущения. Тело ломит, как будто всю ночь мешки с цементом разгружал. Голова болит так, что хочется ее крепко-накрепко перемотать скотчем — а то разлетится. Рук-ног он не чувствовал — так бывает, если их "отсидишь". Ну, например, уснешь на руке, а потом поднять ее не можешь, как будто она — чужая. Или отмерла… Потом, конечно, мурашки, кровь возвращается в сосуды, но вначале — она как деревянная. Ну и вообще — Макс испугался ощущения своего тела.

Взрослого тела.

Потому что вдруг понял, что снова попал в самого себя. То есть — в свое время, в свой возраст, в свое взрослое тело. А, значит, он снова на войне и снова в госпитале. Поэтому он стал прислушиваться к своим ощущениям, чтобы понять — насколько серьезно он ранен или контужен. И здесь ощутил много всего непонятного.

Нет, с одной стороны, ощущения довольно-таки приятные. Например, забытая давным-давно эрекция. В своем детском теле Макс Зверев и думать-то забыл о том, что у него существует какое-то там сексуальное воспитание, и он далеко не зеленый пацан в плане общения с противоположным полом. Чего греха таить — много было у него женщин, пару раз был женат, есть дети. Но 11-летнему пионеру Максиму Звереву рано было про такое еще думать! Да не то что думать — даже просто вспоминать о том, что есть мальчики, а есть девочки, и чем они отличаются, Максим не мог. Не интересовало это ни его организм, ни его мозги. Хотя он хорошо все это знал. А зачем? Природой его половое созревание было намечено после 16 лет, поэтому какой смысл всех этих знаний для его еще сексуально недоразвитого и хилого одиннадцатилетнего тела?

А тут, как говорится, снова постоянная стойка смирно, вечно полдень и, что интересно, внезапно вспыхнувшее желание кого угодно, где угодно и как угодно. Нет, такое сумасшедшее либидо ему откровенно нравилось — за годы войны он как-то совершенно забыл о том, что он — мужчина, и что этот мужчина иногда должен общаться с женщинами. Причем, так сказать, в неформальной обстановке. В своем подразделении, где у него служили и женщины, Зверь подобных вольностей между бойцами не допускал.

"Здесь армия, а не бардак!" — любил он повторять своим подчиненным.

Мало того — его подчиненные женского пола и сами могли поставить любого ухажера на место. Ну, если перепутает, невзначай, боевые действия с постельными, а фронт украинский с амурным фронтом. Настя Кротова по прозвищу Стерва как-то раз преподала одному такому амурному "фронтовику" урок "хорошего тона" — выскочил он из ее палатки, как ошпаренный, визжа и зажимая рукой окровавленный зад. Видимо, Стерва успела-таки его своим тесаком пару раз полосонуть…

И вот внезапно его самого приперло. Да как! Пару раз заходили смазливые медсестрички — и он, прямо как гончий пес, делал стойку на них. И не только он, но и его, так сказать, организм… Вот только девушки почему-то щебетали по-польски, видимо, западэнки с самой границы, не иначе…

Однако несколько позже он стал понимать, что практически весь медперсонал госпиталя говорит только по-польски. И никто — по-украински. Или на великом и могучем. Это его насторожило…

И он стал проводить агентурную разведку.

Лежал он в четырехместной палате, где, кроме него, находились еще трое бойцов. Точнее, бойцов было всего двое, а один — типичный "шпак", какой-то некомбатант. Как оказалось, у Зверя глаз — алмаз: "шпак" оказался оператором какой-то телекомпании, который снимал видео для выпуска новостей и угодил под артобстрел. Бывает…

Бойцы были не в состоянии разговаривать. У одного была разбита челюсть — осколком врезало, так что мог он, болезный, только мычать сквозь наложенную металлическую шину. А второй находился в очень пикантном положении — ему осколками посекло всю спину и задницу, так что лежал он только на животе и даже пошевелиться ему было очень больно. Так что не до разговоров. Поэтому источником информации мог служить только коллега Максима — оператор. Но когда Зверь стал его расспрашивать о подробностях, с каждым словом своего, так сказать, коллеги он выпадал в осадок…

Как оказалось, он сам, Максим Зверев, был контужен вовсе не под Авдеевкой, а под Самбором — районом Львова, где шли ожесточенные бои… антитеррористической операции. Которую проводили вооруженные силы Украины против… Украинской повстанческой армии. Против УПА. С первых слов своего коллеги Зверь весь обратился в слух и старался сам ничего не рассказывать, ссылаясь на свою контузию.

Оператора звали Кирилл.

— Так ты, Макс, ничегошеньки не помнишь? Амнезия, говоришь? А что ты вообще помнишь? Ну, ты где сейчас? В какой стране?

— Ну, не в Советском же Союзе?

— Ха-ха, рассмешил… Союз уж четверть века как развалился… Ты что — не помнишь ничего после развала СССР? Не может быть!

— Да нет, помню я… Сарказм такой… Ну, конечно помню я, что мы в Украине. Про Майдан помню, правда, частично… вот после Майдана вообще почти все снесло, куски только помню… В Донецке и Луганске волнения помню… — Макс осторожно продвигался по скользкой теме, стараясь ничего лишнего не говорить.

— Та! В Донецке и Луганске — то так, легкий ветерок. Ну, побузили немного, но в порядке нормы. А вот на Западной Украине что началось… Склады стали захватывать с оружием, ментов разоружать, армию… Та, многие армейские части сами перешли на сторону сепаров! — Кирилл нашел себе объект для оттачивания своего ораторского искусства.

— Постой, почему сепаров? Разве они хотели отделится от Украины? Зачем? Они ж Майдан замутили для того, чтобы наоборот, Украина вошла в Евросоюз! — Макс совершенно ничего не понимал.

— Так, давай с самого начала. — Кирилл воровато оглянулся. — В принципе, пшэки за нами особо не следят, а эти два "мычала" никому ничего не скажут.

Макс не понял, почему надо кого-то бояться, но, на всякий случай, зарубочку себе в мозг поставил.

— Так вот. Как все было? Да, они Майдан замутили, когда Тимошенко отказалась подписывать этот кабальный договор о Зоне торговли с ЕС. Там такого накрутили… Короче, Украине надо было по этому договору рвать все связи с Россией, наработанные все эти 25 лет. А у нас больше 80 % промышленности на Российскую Федерацию ориентированы, мы им уголь, трубы поставляем, они нам — топливо для наших атомных станций, газ, электроэнергию. На фига нам с Россией все рвать? Для чего? Чтобы нам в Европе заблокировали рынки для нашего металлопроката или пшеницы? Чтобы квоты на нашу продукцию ввели? Короче, нам этот Евросоюзе и в х… не вперся, понял? Ты же журналист, Макс, ты сам должен знать!

— Да я может, и знаю… точнее, про это я как раз знаю, конечно, сам статьи против этого ЗСТ писал. Только, насколько я помню, там Янукович что-то не подписал…

— Какой такой Янукович? Это какой-то чиновник там в администрации президентши нашей? Это ты журналист, я простой оператор, я кроме Юли или там Луценко этого алкаша мало кого знаю, тем более, из придворных всяких… — Кирилл хохотнул.

— Погоди, так ты не знаешь, кто такой Янукович? А кто после Кучмы у нас президентом был? Разве не Ющенко?

— Ну, ясное дело, что стал Ющенко. Хотя должен был пройти в презики министр внутренних дел, Кравченко. Но он как-то странно самоубился, потом Кирпа за ним, тоже, кстати, сильная фигура — ну, министр, который по железным дорогам, а — министр транспорта, вот.

— Нет, это я все помню — и про дважды выстрелы в голову, и про такое своевременное самоубийство, — Макс ошарашено пытался соединить реальные факты его прошлого с этими, новыми фактами, получается, уже его нового будущего.

— Так вот, стал Ющенко, потом Юля его таки подсидела и на президентских выборах в 2010 году красиво выперла с кресла. Как Ющ не пытался ее убрать — и досрочные выборы делал в парламент, и пытался коалицию разваливать, а не получилось у него. И вот как Тимошенко стала президентшей, так и началось… — Кирилл снова хохотнул.

— Что началось? — не понял Макс.