Протей, или Византийский кризис (Роман) - Витковский Евгений Владимирович. Страница 27

— Да, вот еще, — обратился к нему гость буквально с порога, — полагаю, для вас не составит труда найти для меня также и некую сумму в бизантинах, вернее, солидах?

«Приехали», — подумал Меркати, но ответил:

— Разумеется. Приятно было познакомиться.

«Еще приятней было бы тебя удавить», — подумал меняла и кликнул юношу:

— Алак на валанг тубик.

Еще не хватало после такого посетителя воду в вино лить.

Исполнительность стража давно здесь никого не удивляла, и вино он принес другое, заметно более крепкое, и убегать не спешил, полагая, что вино может оказаться недостаточно «малакас», то есть крепким. Но меняле хватило и того, что он принес, по чуть видному знаку Амадо исчез в коридоре.

Высосав подряд два фужера светлого вина, банкир пришел в себя. Ну что случилось? Ну, запасается очередной Худайберганов византийской валютой на случай торжества византийской идеи. В конце концов, бизнес есть бизнес, ничего личного. Отчего бы и не махнуть сотню бизантинов на доллары с мордой этой самой феминистки? И тут же понял: нет, нельзя. По крайней мере оставаясь лояльным к ныне царствующей в России династии, будучи крестником императора — невозможно совершенно.

Но у судьбы бывают неожиданные повороты. Двумя нажимами кнопки на столе меняла дал сигнал в нижние этажи. В кабинете не раздалось ни звука, в подвале зазвенели неслышимые колокольчики.

С трудом двигая больными ногами, вошел Матасов.

Меркати, не сгущая краски, обрисовал ситуацию. Армянский гений понимал работодателя раньше, чем тот произносил слово.

— У вас есть скифаты.

Коротко говоря, заведовавший мелочью приказчик мелочью дать и предлагал. Понтийские клады содержали немалое количество византийских медяков, для которых не было толковых каталогов, в силу чего при известном знании предмета их можно было оформить как немалую редкость. Знание предмета при этом у приказчика было такое, что и Меркати считал его чисто мистическим даром.

— Он просил золото. Можно сказать, что нет в наличии, тогда зайдет разговор про сохранность…

Приказчик поморщился. Нашел кого учить. Можно было не сомневаться, что клиента Матасов нагрузит, как довеском к золоту, такими центнерами средневековой мелочи, что перебирать тому придется ее до тридцатого века. В принципе тоже было жалко, но не отдавать же византины. А соверены, дублоны, флорины, розенобли, цехины, дукаты, луидоры, пистоли, весь этот нумизматический Дюма — к вашим услугам.

— Тогда и правда выберем этот вариант. Но лучше все же дать рассортированные по номиналу…

Можно бы и не говорить. Матасов сам все знал лучше. Уж он постарается, чтобы все эти нуммусы и полуфоллисы блестели, а что гурт у них появился, которого там сроду не было, так не хотите — поменяем на такой же, без гурта, но более поздний.

Золотой солид, если попадал на аукцион, меньше тысячи зеленых вообще не стоил. Только вот найти его на аукционе было в высшей степени сложно. Потому как лежали те, что сохранились, преимущественно у немногих Меркати, рассеянных по земному шару.

Но редкое золото и дурак оценит. А вот поищите, друзья, на том же аукционе серебряный доллар семьсот девяносто седьмого, так устанете нули считать. Поищите тетрадрахмы Бактрии. А что попроще, так на десять гайдаровских миллионов только и купишь — в теории — сорок или пятьдесят петровских копеек. Правда, надо знать — каких именно. Но если найдешь — в одном кошельке унести можно. Византийское золото и близко к тому не котируется.

Меркати почти допил содержимое второго декантера, понимая, что вообще-то хватит уже, сон ночью пропадет. Наводить справки про этого Гайдара с бредовым именем можно будет и завтра, а пока есть дело. Он вытащил из нищи подсвечник с единственной свечой, вышел в коридор и дал знать охраннику — идем. На лестнице он зажег свечу и стал спускаться. Филиппинца слышно не было, но меновщик знал — он за спиной, в двух шагах.

Миновав несколько пролетов, Меркати достал ключ и отпер дверь. Цифровым замкам он не верил. Себя он толком не мог бы защитить, но как крестник царя имел право на некоторые привилегии. И в качестве подарка к пятидесятилетию шесть лет назад намекнул секретарям царя, что хотел бы получить надежную дверь. Мог ли царь отказать своему другу и почти родственнику?

Дверь была тяжелая и костяная, со знаменитым клеймом фирмы «Чертог». Яков Павлович уже тому дивился, что эту кость вообще как-то можно обработать, производитель гарантировал ее устойчивость при направленном взрыве двух тонн «китайского разрушителя». Что это такое — меняла и представить не мог, но догадывался, что это очень много, скорее стену разнесет, чем дверь проломит. Но стену в два метра, притом еще и со свинцовой прокладкой, тоже ломать замаешься.

Сюда, помимо самого хозяина, имел право входить только филиппинец, но этот вообще имел право на что угодно. Имел право и Матасов, но он зашел сюда всего раз, выяснил, что мелочи тут почти нет, а та, у которой поднебесные цены, и не мелочь вовсе, и потерял интерес.

Шести сундуков скупого рыцаря у Меркати не было, но тот по сравнению с ним был сравнительно небогатым человеком. Золота императрицы Елизаветы, надо думать, не было не только у барона Филиппа, но и у самого Пушкина. Выложи Меркати десяток их на аукцион — цена бы, пожалуй, и упала. А вот если выложить один… При таком товаре Гайдару на его миллионы портмоне хватит, и место останется.

Сейчас полагалось переместить в один сейф все русское золото восемнадцатого века. Не поздней Александра Благословенного, разумеется, более поздние Романовы нынче очень не в чести. Жаль, но, возможно, придется ссудить кое-что царю. О крестном отце положено заботиться, коль скоро ключи от твоих дверей все равно у него.

Но имелось и второе дело. Оно ненароком могло оказаться даже более важным.

Открыв кляссер с нижней полки огромного сейфа, Яков Павлович стал методично выстегивать из него листы, предназначенные для более надежного хранения, условно говоря, для личных нужд. Это были золотые византийские солиды.

Увидь подобное, пушкинский барон Филипп во второй раз стал кричать про ключи.

Что произошло бы с наркобароном Константином, уже появлявшемся в нашем повествовании, — сказать трудно. От восторга бы он не умер. От жадности тоже. Скорее всего, он немедленно стал бы пламенным нумизматом.

В минус пятом этаже особняка Артур Матасов выпил рюмку коньяку и не стал закусывать. Если что его не интересовало, так это было все золото мира.

VI

29 ИЮНЯ 2011 ГОДА

ТИХОН-УТЕШИТЕЛЬ

«Ну и процветай себе», — подумал Елим Павлович, оглянувшись на темный юго-запад, примерно в сторону Сицилии. Мысль была адресована за две тысячи километров наследнику византийского престола, отбывшему на недельку в «поместье» Ласкари на Сицилии. Высокогорский никогда там не был и не видел смысла туда стремиться. Мало ли где он не бывал, он вообще из Тосканы дальше Тристеццы почти не отлучался. Тем более — никогда не был в России. Уже пять поколений Высокогорских рождалось и умирало то в Италии, то в Германии, лишь изредка бывая в России. Последним покинул ее прадед Елима Павловича, его полный омоним, когда в двадцатом году барон Врангель через Диоскурию эвакуировал свою армию подальше от зверей садиста Фрунзе.

«Но человека человек послал…» Вот именно, послал. Куда подальше. Путь на Москву возможный император всея Византийской Руси Константин Ласкарис наметил для своего будущего предводителя дворянства через Черное море в Икарию, дальше через перешеек, а там вперед, в Москве встретят. Ну ладно, кто даму ужинает, тот ее танцует. Обедневшему потомку богатейшего рода Российской империи приходилось исполнять волю работодателя.