Альтернативная история всего (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич. Страница 15

Жизнь в Помпеях замирала, и не было, казалось, силы, способной вернуть ее к жизни.

Утром домой к Ирокезовым заявился гонец, вручивший народным героям депешу. Круглая печать на витом шнуре с изображением совы, играющей в бильярд, свидетельствовала о том, что писали её в императорской канцелярии.

Хрустнула и осыпалась крошками промерзшая печать. На заиндевелой вощеной табличке Император писал, что желает видеть Ирокезова старшего. И чтоб немедленно! Запахнувшись в хитон цвета хаки, герой явился на зов.

Уже подходя к Большому залу, он почувствовал лёгкое беспокойство. Неприятности были рядом.

Император сидел, как и всегда около окна, разглядывая город. Вокруг него, не спеша, сознавая свою безнаказанность, бродили мелкие неприятности. Иногда кто-то из них останавливался и гадил прямо на мозаичный пол, а иногда, промахиваясь, на ковёр персидской работы.

Удивительного в этом ничего не было. У Императора топили, а неприятности любили тепло и роскошь.

— Твои? — не скрывая досады, спросил Император.

— Мои, — признался Ирокезов и пнул одну из тварей. Та заскулила и отбежала к дальней стене, чтоб и там нагадить в отместку за обиду. Оба они, и Император и Ирокезов старший несколько секунд наблюдали за тем, как она, меняя цвет, сливается с настенной мозаикой. Когда смотреть стал не на что, Император сказал:

— Я тебя, сам знаешь, как люблю. Но такого терпеть не намерен.

Верхняя губа Императора брезгливо вздернулась наверх. Шкодливой неприятности уже видно не было, но запах! Запах-то! Куда от запаха-то денешься?

— Мало мне разве своих неприятностей? Ты уж давай сам с ними как-нибудь разделайся.

Он сделал руками жест, словно отряхивал их от чего-то липкого.

— Видеть их больше не хочу!

Ирокезов отлично понимал раздражение императора. Хлеба, как он знал, в городе осталось на декаду, мяса на три дня, а вина — на день. (Ну, расходуется вино по такой погоде, расходуется. А чего вы хотите?) Надо было предпринять что-то действительно серьезное. Раздражение нахлынуло как волна, делая все кругом расплывчатым, таким, как если бы он действительно смотрел сквозь лед или воду. Все стало нечетким… Все кроме неприятностей.

Он резко присел, прыгнул вперед. Телохранители из-за штор бросились спасать Императора, но беспокоились они напрасно. Ирокезов, ухватив за хвосты двух самых наглых из мерзких тварей, взмахнул руками. Император присел. С гнусным мявом, над его головой пролетели две туши, и пропали за окном. Из положения «сидя» он проводил их нехорошим взглядом, а потом так же нехорошо посмотрел на Ирокезова старшего.

— Хорошо государь. Я подумаю, — молвил Ирокезов усталым героическим голосом и ушел думать.

Дома его ждал сын. Ни монархию, ни монархов Ирокезов младший не любил и поэтому встретил отца вопросом.

— Чего эта сволочь от тебя хочет?

Ирокезов старший только махнул рукой. Сын, поняв папашино настроение, посоветовал.

— Тут нынче гонец от китайского императора забегал. Сервиз принес. Так я от скуки разбил половину… Пошел бы, отвел душу…

— Фарфор? — спросил Ирокезов старший, поднимаясь. Предложение, как и гонец, пришлись как нельзя кстати.

— Угу. Только быстрее, обед стынет.

Он ушел, а сын крикнул в удаляющуюся спину.

— Ты в зеркало кидай! В зеркало! Если посуду об зеркало бить, то звону больше…

Через семь минут, Ирокезов старший с посветлевшим лицом, вернулся в столовую. А через два часа они подошли к городской котельной, расположенной под Везувием.

Дверь была не заперта, но почему-то не открывалась. Ирокезов младший сунул голову в щель и понял почему. С той стороны двери лежал пьяный котельщик Вулкан. Навалившись плечами, герои вдвинули хозяина внутрь и вошли. Щурясь после яркого света, Ирокезовы огляделись. Смотреть вообще было не на что. Гнусность запустения лезла на глаза так, словно Вулкан специально испоганил все, чтобы выжать слезы из каждого, кто переступит порог котельной. Доброго слова все это не стоило, но Ирокезов сын что-то углядел на стене, дохнул туда и протер рукавом проступившую из грязи медноблещущую бляху.

— Оборудование-то фирменное! — одобрительно сказал он. — Финикийцы делали. Селение Мухулен-заде.

— Да уж больно запущено, — дал волю скептицизму Ирокезов старший. Что говорить — оснований для скепсиса хватало — бардак, гряз и пьяный котельщик. Паутина, словно почетные анархические знамена висевшая по углам, никак не свидетельствовала о добротности всего того, до чего доставал глаз. От этого пейзажа во рту становилось кисло. Чтоб не потерять решимости папаша сказал.

— А, ладно… Чего уж там. Раз решили, так давай дело делать. Главное решиться!

Ирокезов младший, невзирая на последствия, крутанул вентиль, повышающий давление в магистралях. Гул волной прокатился по котельной. Он начинался у котлов и по трубам уходил вверх, рождая дрожь земли. Ирокезов младший, раздевшись до набедренной повязки и сложив одежду в мешок с изображением осьминога, осмотрел баки с мазутом.

Испоганить мазут Вулкан не догадался, а может быть, он и вовсе собирался продать его кому-нибудь на сторону, так что в баках все было в порядке.

— Тут мазуту, папенька, на три года запасено!!!!

Ирокезов старший ничего на это не ответил, так как сидел в топке и очищал её от нагара.

— Редкая сволочь, этот Вулкан, — сообщил он сыну, высунувшись из топки. — Это ж надо так оборудование испоганить…

— Он же подёнщик — попытался оправдать его Ирокезов младший, довольный качеством и количеством мазута. Пропитанной керосином тряпкой он оттирал форсунку от въевшейся копоти.

— Поганщик! — Сурово поправил его отец, зажигая резервный агрегат.

Через несколько часов в городе наступило потепление.

— Слава Ирокезовым! — кричал восхищенный народ. Сам император прослезился и объявил амнистию преступникам с первой степенью обморожения. В море стремительно таяли льды. Ледокольные триремы, освобожденные от льдов, распустив паруса, шли к городу. Навстречу им неслись игрушечные кораблики, что запустили в появившееся ручьи пролетарские дети.

А Ирокезовы ничего этого не видели. Они в это время спали, утомлённые тяжёлой работой, но жизнь не стояла на месте. На свежих проталинах выставлялись столы, и резалась брынза.

В топках шумело пламя. Мелодично гудел в трубах перегретый пар, убаюкивая Великих Сантехников Ирокезовых.

Проснулись они от сквозняка.

Ветер врывался в открытую дверь, поскрипывая створкой и перекатывая между осколков дешевых амфор колбасную кожуру, оставленную друзьями Вулкана. За дверью, около самого порога лежал и сам Главный Сантехник города Помпеи Вулкан. Силы оставили его, едва он переполз через порог, а около котлов толпились неприятности, их было много. Одни бегали друг за другом, другие задумчиво смотрели в огонь, положив голову на лапы. Самые агрессивные и дурно пахнущие, откручивали гайки с котельного оборудования.

Ирокезов старший на минуту опешил, но, едва взглянул на манометр, обрел свою обычную живость. Стрелки стояли далеко за красной чертой. Подхватив одной рукой сына, а другой Вулкана он захлопнул ногой дверь и выскочил из котельной. Громадными скачками, подруливая ногой, как кенгуру хвостом он бросился прочь от Везувия. Обернувшись он увидел, что из жерла вулкана валил густой дым, в котором проглядывались сполохи пламени. Грохот сжал воздух, земля зашаталась под ногами — это изношенное оборудование не выдерживало нагрузки. Прилетевшая неизвестно откуда вулканическая бомба ударила Вулкана по ноге и, проснувшийся сантехник заорал от боли. Ирокезов младший под этот крик соскочил с отцовской руки и спросил на бегу.

— Куда бежим, папенька? Кочуем, однако?

За Ирокезова старшего ответил Везувий. Взрыв, раздавшийся за их спиной, был такой силы, что содрогнулись вся Азия, Африка и Латинская Америка.

Так погибли Помпеи, а Вулкан охромел на одну ногу.

Молнии резали темноту тяжёлыми и сырыми ломтями. Вспышки на мгновенье освещали поле, но темнота всей тяжестью наваливалась на трещины в своём теле и охлопывала их со страшным грохотом, после каждого громового удара земля вздрагивала как в ознобе и сжималась в ожидании новой молнии.