Каторжница (СИ) - Добролюбова Юлия. Страница 56

Минут через двадцать, когда моя шея уже зудит и ноет, смеясь, Роггарн возвращается.

— Ах, ты ещё тут? Пойдём.

Тело вновь повинуется мне, и я, наконец, могу подняться.

— Ты поставил меня на колени! — едва-слышно шепчу — громче говорить просто не получается. — Они насмехались надо мной! Что сказал обо мне вождь?

— Советовал, в каких именно позах следует усмирять таких норовистых кобылок, как ты!

Мое гортанное рычание Дерек встречает насмешливым взглядом.

— Убью! Сначала тебя, потом и остальных!

— Угрожаешь мне? — щурится Дерек, когда подходит к небольшому шатру у загона с лошадьми.

Я ощущаю, как сила, сдавливающая горло, отступает. Наконец, могу говорить громко.

— Угрожаю! Как же ты меня бесишь!

— Заходи, — откидываешь полог Дерек и вталкивает меня внутрь.

Я резко разворачиваюсь. Уже готовая броситься в атаку и голыми руками свернуть ему шею, слышу:

— Успокойся, Нити! Я понимаю, ты отвыкла контролировать свой огонь, кулон делал это за тебя. Но возьми себя в руку! Никто не сделал ничего плохого, пошутили парни, и только.

Почему мне хочется сжечь всю эту деревню? Действительно, нам ведь, по всей видимости, дали кров. И, может быть, помогут вернуться домой. Снова Дерек влияет на мое состояние ума, или все же я сама совладала с эмоциями? Поди разбери…

— Ты заставил меня стоять на коленях! — припоминаю я свою обиду и снова закипаю. — Это было необходимо?

— Конечно, так женщины кочевников должны ожидать своих мужчин, — а глаза такие хитрые-хитрые смеются.

Все лучше, чем отрешенность и холод. Ладно. У меня ещё будет возможность отомстить. Ухмыляюсь.

— Что ты задумала?

— А ты прочитай мысли.

— Завтра, — бросает он и резко выходит.

Вскоре после исчезновения Дерека появляется смуглолицая девочка. Она забегает в палатку и суетливыми жестами зовет меня следовать за ней. Иду. Мы приближаемся к реке. Множество обнаженных женщин в свете факелов совершают омовения в бурлящих водах. Пар поднимается вверх, клубится и растекается меж камнями и кривыми деревьями.

Это ли обыкновенные горячие источники или же прогретые магией шаманов воды, узнать мне так и не довелось. Но наплавалась я вдоволь. Как и все местные темноокие девоньки и женщины постарше, без одежды, я прыгала с берега в реку и блаженная тёплая нега омывала мое тело. Взвыло и нутро.

«Долго не купайся, тебе опасно» — шепнул знакомый голос в моем разуме, а я послала его обладателя к чертям.

Купалась я непомерно долго. Разгорится внутри, ты же потушишь, не так ли?! Когда я выбралась на камни, невольно залюбовалась телами диких женщин кочевников. Их кожа, в отличие от моей, однотонная, бронзовая и влажная, отчего в свете огней блестит и переливается, соски слишком темные с ярким ореолом, а волосы меж ног кучерявые и обильные. И да, я не стесняюсь их разглядывать. Они же с интересом разглядывают меня!

Я подхожу к моему лежащему на земле платью и вижу на нем грязь. Нехотя поднимаю, и верчу в руках. Одевать не хочется. Больше похоже на серый мешок, а не на платье. А вот у девочек одежда гораздо интереснее: с узорами и вышивкой, бусинами, перьями. Правильно. Чем ещё заниматься кочевницам в их деревне? На лошади, наверняка, скачут мужчины. Охотятся, воюют, сражаются… и даже родись я здесь, уверена, что нашла бы своё место среди них! Охотников! Воинов! Я бы придумала способ завоевать себе это право!

— Красивое, — киваю я проходящей мимо девушке на ее платье.

Та остановливается и смотрит на грязную тряпку в моих руках, а потом что-то спрашивает, жестом указывая на платье. Я уверенно киваю. Даст? Нет.

Уходит.

Но через пару минут возвращается, когда я уже начинаю натягивать грубую ткань за неимением другой. И она даёт мне наряд кочевников.

Глава 21. Инициация

Слишком уж часто я стала задумываться: сон ли — моё настоящее. Так много нереального кругом! Чрезмерно манок дурман песни, и безмерно нежны их пальцы.

Мы сидим заполненным кругом, в центре которого я. Три — четыре десятка разного возраста женщин, в традиционных нарядах кочевниц и без них. Разницы никто не замечает, как и ни одна нагая дева не стесняется собственного тела. Так выглядит гармония с природой.

Десятки пальцев разбирают мои волосы, едва ощутимо, словно крылья бабочек, касаются спины, так, что мне сложно отличить прикосновения чужих рук и собственных ещё влажных прядей.

Зачем им гребни? Зачем одежда? И даже слова не нужны. Их песня без слов, скорее, это набор разных звуков, глубоких и низких — тихих, и тут же высоких, звонких, рождающих эхо в шелесте листьев и журчании вод. Кажется, среди ветвей деревьев, я даже вижу солнце. Его же нет в этом мире? Мудрено.

Мы покачиваемся в унисон, под песню, что становится музыкой. Кочевникам не нужны музыкальные инструменты, они сами источник мелодии, той, у которой нет нот, ритма и всякой другой дисциплины. Но есть душа. Воздух наполнен ароматом чистой проточной воды, смешанным с живыми запахами леса. Лучшие духи для меня.

Поднимаюсь на ноги вслед за остальными. Девы накидывают на себя наряды, надевают венки из листьев, и под их песнь мы движемся по тропинке в сторону шатров. Никто не разговаривает, а я ощущаю странное: внутреннее сосредоточие и концентрацию чистой энергии — удивительную наполненность.

Будь я кубком, глубокой золочёной чашей, украшенной самоцветами и каменьями, с выполненной мастером витиеватой резьбой, это выглядело бы так: сосуд сперва омыли живой родниковой водой. Затем бережно насухо вытерли нежными заботливыми женскими руками. И, наконец, влили в него элексир жизни.

Такой сосуд не может не быть выпит.

Дорожка расходится в две стороны, и кочевницы так же движутся в разные стороны. И каждая знает, куда ей идти, каждая, кроме меня.

Слева за ветками и пышным кустарником я вижу верхушки цветных шатров. Оттуда же доносится задорное ржание лошадок. Безопасен и чист этот путь. Но справа, в тёмной, густой, казалось бы, непроходимой чаще задорно горят высокие костры. И я слышу и чувствую там мужчин. Бурлит их энергия.

«Не ходи сюда!»

Почему я иду, ты же предостерег?! Или таким образом позвал меня? Ты знал, что я приду, ведь прекрасно изучил мой характер. И он тебе по нраву. Не спорь.

Мужчины сидят вокруг многочисленных костров. Их много, кажется, несколько сотен. Дев единицы. Все, как и я, одеты в национальные платье, простые и грубые, те, что подчёркивают нежность женской кожи, мягкость шелка волос, изящные черты. Их кожа смугла, темные губы чуть приоткрыты. Волнение ли? Призыв? Как же я выгляжу в этой одежде? Как выглядит моё лицо в обрамлении перьев и нитей, что вплели в мои волосы кочевницы? Лучшее зеркало — глаза мужчин. Нас рассматривают, нами любуются и восхищаются. А ещё нас выбирают.

Сперва мне неловко, и это чувство так диковинно для меня, что я теряюсь. Я стою у края поляны, ощущая себя на чужом празднике жизни непрошеной гостьей. Куда же девался весь мой огонь, спесь, которую я смею открыто признавать в себе, и мой страстный запал?

Я здесь для тебя. И мне неловко.

Я нашла тебя прежде, чем увидела. Слишком тонко чувствую сейчас. Ты не смотришь в мою сторону — разговариваешь с вождем, глядя в огонь, и глаза твои отражают его пламя.

Не интересна. Напрасно я пришла за тобой. Но я подавляю предательским порыв уйти, сбежать и скрыться. Я воин. И буду бороться за то, чего желаю. Многие разглядывают меня, но не зажигают. Не те.

Девочка лет пятнадцати вступает в круг и начинает танцевать. Остальные девушки (а теперь я замечаю, что все они юны и скорее всего младше меня) снова поют. Причём, песнь их рождает танец, не наоборот. И танец этот имеет название: невинность.

Она вся сгусток оголенных нервов. Скромница. Каждый взгляд ее в сторону мужчин — сомнение. Тот ли? И песня уже звучит другая. Мужские бархатистые и глубокие голоса, голоса тех, чьи взгляды прикованы к девочке, тоже поют. Они зовут её, манят. Это сильные воины, с длинными переплетенными в тугие косы чёрными волосами, резкими чертами лица. И я понимаю, что так зарождается совершенно иное, нежели я видела дома. Не первая близость. Не мимолетная связь. Не грязная ржавая похоть.