Кольцо Анахиты (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 23

— Без регистрации. Венчают у нас только тех, кто уже состоит в официальном браке. Хотя, конечно, можно договориться и так, но это уже нарушение правил. Церковный брак без регистрации государство вообще браком не считает.

— Понятно. У меня тоже был такой гражданский брак. Пять лет жил с девушкой. Хотел на ней жениться по-настоящему, завести детей. Но она не хотела. Ей и так было хорошо. Она чувствовала себя свободной. Потом еще один раз почти уже совсем женился. На другой. Но… тоже не сложилось.

— Почему? Если не секрет, конечно.

— Не секрет. Она была из знатной семьи. Не очень богатой, но древнее Вильгельма Завоевателя [50]. А мои предки — самые простые крестьяне. Поэтому она очень сильно задирала нос и считала своим долгом учить меня жизни. Хотя была на десять лет младше. Мне, кстати, как Питеру — тридцать семь.

Хотя я и знала, что они учились вместе с Питером, все равно удивилась. Он выглядел моим ровесником, если даже не младше. У некоторых в этом возрасте уже внуки есть.

— Так что вот… Последние четыре года я один. Ну, не буду врать, не абсолютно один, есть знакомые, но все это несерьезно.

Мне как будто кулаком под ребра врезали. Да. Несерьезно. И мы с ним еще поедем на ярмарку. И еще куда-то он предлагал. И это тоже будет несерьезно. Хотя бы уже потому, что 31 августа в 14.00 ты, Света, сядешь в самолет и… Так что просто лови момент. Пусть для тебя это тоже будет несерьезно.

— Ну, а ты? — спросил Тони. — Почему ты рассталась со своим другом?

— Просто он был не мой человек. Сначала казалось, что очень сильно его люблю. Да, наверно, так и было. Но потом поняла, что мы просто живем в одном доме, каждый сам по себе. На самом деле он очень хороший, мы вообще не ссорились. И я о нем только самое лучшее вспоминаю, но…

— Но это ведь здорово — когда можешь вспоминать без боли, правда? — Тони накрыл мою ладонь своею. — Хотя все равно грустно, конечно.

— Да, это здорово, — согласилась я, радуясь, что он меня понимает. — Кстати, если бы не он, я бы сюда не приехала. У меня же нет постоянной работы, постоянного дохода, и он согласился быть моим спонсором. Фиктивно, конечно, но иначе мне, наверно, не дали бы визу.

— Так, значит, я должен быть ему благодарен.

Тони, Тони, зачем ты это делаешь? Зачем ты так ведешь себя со мной?

— И что, сейчас у тебя никого нет?

— Никого. Уже третий год.

Наверно, мне не стоило этого говорить. Наверно, я поставила себя в заведомо зависимое положение, но играть в какие-то глупые игры не хотелось.

— А можно спросить — почему? Не поверю, что тобою никто не интересуется.

— Скорее, я никем не интересуюсь.

— До сих пор переживаешь?

— Нет. Просто… никто не нравится, наверно. А может, боюсь опять сильно влюбиться и через какое-то время понять, что снова ошиблась. После этого не обида, не разочарование, а ужасная пустота.

— Ты странная женщина, Света. Обычно люди не хотят любить, потому что боятся быть брошенными, отвергнутыми. А ты — наоборот, боишься разлюбить сама.

— Да, наверно, странная. Что делать?

Он не ответил, потому что снова подошла официантка с кружками. А когда она исчезла, мы заговорили уже о другом. О чем попало — о религии и истории Англии, о футболе и любимых блюдах, о соцсетях и о котиках (как же без котиков-то!).

— Слушай, а как мы обратно поедем? — спохватилась я, слизывая с губ пенные усы.

— На такси.

— А машина?

— А что ей сделается? Завтра приеду на автобусе и заберу. Мне все равно сюда по делам надо.

— Вот любопытно, а почему ты ничего не спрашиваешь о России? — поинтересовалась я. — Не интересно, или это какая-то… непристойная тема?

— А что я должен спрашивать? — усмехнулся Тони. — Как поживает мистер Путин? Так вряд ли ты с ним лично знакома. Что еще? Про медведей, как Салли? Про санкции? Про Крым и Украину? Наверно, мне было бы интереснее спросить у австралийца про утконосов и кенгуру. Нет, конечно, сначала мы спрашивали что-то у Люси, но вряд ли ты сейчас расскажешь что-то такое, чего я еще не знаю и о чем очень хотел бы знать. Понимаешь, Света, во всем мире есть только две страны, граждане которой свято верят: весь мир, просыпаясь утром, первым делом думает: «а что там у русских или у американцев?». Но ты не переживай, когда-то и англичане думали, что весь мир заботят только их дела.

— Тогда скажи вот что, Тони, — эль сделал меня не слишком деликатной. — Тебя не смущает, что ты работаешь на своего друга?

— Это работа ничем не хуже любой другой. Просто работа. Когда пьем в баре, едем на рыбалку или сидим за парадным столом в Скайхилле, мы с Питером друзья. А когда в конторе обсуждаем доходы и расходы — он мой босс, а я его служащий. Не вижу ничего обидного. Финансово мы после университета были на одном уровне — никаком. Он добился многого, я — меньшего, значит, не так сильно старался. Переживать, что он более высокого происхождения — глупо.

— А где ты работал раньше?

— В большой страховой компании. Но Питер платит больше. И работа интереснее. К тому же я все-таки не прислуга. Вот ты знаешь, что предки Джонсона служили в Скайхилле еще при предыдущих графах?

— Да, Люська… Люси говорила.

— Граф Роберт отправил его в академию дворецких за свой счет. Ему тогда было уже тридцать восемь. Джонсону, я имею в виду. И он там был далеко не самым старым. Это, между прочим, очень престижное образование, спрос на таких специалистов огромный. И, тем не менее, Питер никогда не посадит Джонсона за свой стол. Просто это не принято. Хотя Джонсон, ко всему прочему, — магистр философии, историк, специалист по средневековой Англии. Или тот же Бобан — пишет диссертацию по литературе. А у нас с Питером — только дипломы бакалавров и дополнительные программы MBA. Кстати, у тебя телефон пищит.

Я достала мобильник и обнаружила три смски от Люськи, отправленные с промежутком в полчаса.

«Эй, ты где?»

«Где ты опять?»

«Черт тебя подери, где тебя носит?»

Я ответила: «Я в баре с Тони».

В ответ графиня прислала непечатное слово и мерзко ухмыляющийся смайлик.

Эль настоятельно просился на волю, я встала, и меня качнуло.

— Тебе плохо? — вскочил Тони.

— Нормально, — пробормотала я. — Выйду на минутку.

— Тебя проводить?

— Не надо.

Я добрела до туалета, стараясь идти строго по прямой. Туалет был довольно чистенький, приятно пахнущий освежителем, поэтому просидела я там долго — пока кто-то не начал ломиться в дверь. Зато стало получше.

Тони уже начал нервничать.

— Света, кажется, нам пора. Это светлый эль, он довольно крепкий с непривычки. А ты три кружки выпила.

— А сколько в кружке?

— Пинта. Пол-литра и еще немножко.

Ничего себе! Вот ведь идиотка — нажраться на первом свидании!

Пока Тони расплачивался и вызывал по телефону такси, я сидела, старательно фокусируя взгляд на затылке блондинки за соседним столиком. Кто-то когда-то рассказал мне, что так можно уменьшить опьянение. Прием не сработал, но пока мы ждали на улице машину, ночная прохлада более-менее привела меня в чувство. По крайней мере, голова кружилась уже меньше.

В такси Тони взял меня за руку. Я закрыла глаза и прислонилась виском к его плечу. Поцелуй был таким легким, как будто моих губ коснулось крыло мотылька. Я улыбалась и чувствовала, что таю, как сливочный пломбир в жаркий день. Всю дорогу я не открывала глаза и хотела только одного — ехать вот так бесконечно.

— Приехали, — прошептал Тони мне на ухо. Такси стояло все у той же калитки. Мы шли через цветники к дому, по-прежнему держась за руки. Было темно, как никогда не бывает в городе. На небе ни звездочки, только смутные очертания месяца сквозь дымку тумана и фонарь у парадного входа.

— Кстати, Джонсон закрывает дверь в девять часов вечера. И открывает в семь утра. Комендантский час.

— Почему ты мне не сказал? — испугалась я. — И что теперь?