От Каина (СИ) - Верт Александр. Страница 14

«Я не лжец!» − хотелось закричать ему, но вместо этого он только плакал.

− Хватит ныть! Говори!

Но мальчишка не мог. Его ладони невольно разомкнулись. Он закрыл лицо руками, даваясь слезами, и только покачал головой.

− Говори, иначе я швырну тебя в этот огонь!

Рука мужчины легла на плечо мальчика и дернула его с силой.

− Я лжец, − прошептал он в свои заплаканные ладони.

− Это не все.

Вновь пальцы сжались на плече и с силой дернули его в сторону огня, а после обратно.

− ...И обманщик! - испуганно выкрикнул Каин.

Рука отступила, а Каин, вскочив, тут же выбежал из дома и помчался к сараю, не переставая плакать. Он спотыкался, вытирал слез, давился криком, а в голове, нервно стучали всего два слова: «Я не лжец» ...

Глава 11

Глава 11 - Принятие и его цена

Беловолосый мальчик улыбнулся, глядя на озадаченного Ивана.

− Знаете, что самое смешное? - спросил он, разводя иронично руки. − Когда Каин добежал до сарая и уловил противный запах застоявшейся мочи, он вспомнил свою выходку утром и, вместо восторга мести, испытал стыд. Он снял колчан, осознал, что безнадежно испортил стрелы и даже пытался все исправить, но колчан, противно воняющий мочой, расползался как старая тряпица.

Иван смотрел на собеседника внимательно, чуть хмурясь. Он хотел что-то сказать, но его остановили жестом.

− Не торопите события. Этот глупый грешный мальчик почти всю ночь не спал, страдая от угрызений совести, а все потому, что испортил вещь человека, что грозился бросить его самого в огонь и методично доводил до истерики. Если бы он был постарше, то мог бы, наверно, и покончить с собой, а так он просто рыдал ночами, а дни повторялись по кругу. Каждое утро он отвечал на дурацкие вопросы отца о своей вине, потом чинил стену, потом стоял на коленях перед огнем и плакал, говоря, что говорить ему не хотелось, а после снова рыдал в сарае, винил себя за испорченный колчан и, вообще за все на свете. Через неделю ему начинало казаться, что он действительно все выдумал. Он стал сомневаться в собственных воспоминаниях, но нервно мотал головой и говорил себе, что все не так, а потом слезы исчезли...

***

Когда дверь сарая открылась, Каин не спал. Он сидел на полу средь испорченных стрел. Это был его способ не убегать от признания своей вины. Зная, что это отец, он молча поднял колчан, совсем потерявший форму.

Адам молчал.

Тогда Каин взглянул в суровые глаза отца.

− Сделаешь новый, раз испортил этот, − сказал Адам строго и отошел от двери. - Выбрось это и пошли.

Каин не ожидал такого спокойствия, он был готов даже к очередной словесной пытке, но от ее отсутствия ощутил странную тяжесть в груди. Это было гадко, но он все же подчинился. До стены он дошел молча, также молча съел хлеб, выпил немного воды и посмотрел на отца, севшего точить ножи у стены.

− Говори, что должен, − сказал Адам спокойно, а Каин лишь кивнул и без тени боли или сомнения заговорил:

− Я осквернил стену и должен искупить свою вину трудом и послушанием.

Адам довольно кивнул и молча указал на почти заделанную дыру. Каин просто приступил к работе. Стену он закончил до обеда и потому раньше времени оказался в хижине на коленях пред огнем.

Авель уже не прятался, а спокойно сидел на большой кровати и наблюдал. Мать не отрывалась от своих дел и продолжала что-то шить, а Адам просто сел на лавку и наблюдал.

Каин сам опустился на колени, сложил ладонь и, опустив голову, заговорил:

− Я, Каин, плохой человек и непослушный сын. Я лжец и обманщик. Я никогда не выходил за стену один, никогда не видел водопада и не прикасался к живым чудовищам. Прости меня, господи, ибо я признаю свою вину и искупаю.

Сказав это, Каин замер, ожидая разрешения подняться, но Адам почему-то медлил. Подумав немного, он и вовсе велел Еве накрывать на стол к обеду, поглядывая на неподвижного мальчика у огня. Пламя тем временем утихало, но Каин не двигался, не реагируя ни на запах вкусной еды, которой давно не ел, ни на смех брата. Он закрывал глаза и боялся уже говорить Богу, что он не врал.

Адам позволил семье сесть за стол, только поглядывал на Каина. Тот продолжал стоять на коленях, словно не слышал ничего вокруг.

− Каин, встань и подойди ко мне, − сказал Адам, только когда поел сам.

Каин подчинился. Подойдя к отцу, он кротко взглянул ему в глаза.

− Что ж, я думаю, с тебя довольно наказаний, − сказал мужчина и, положив руку на светлую голову, чуть растрепал мягкие волосы. - Садись за стол, после обеда поможешь мне сшить новый колчан и сделать стрелы. Мы давно не были с тобой в лесу.

Глаза мальчика загорелись на один краткий миг и тут же погасли, словно их накрыла призрачная пелена...

***

− Нет ничего противнее. Ценой его благополучия стал отказ от того, что дорого, − заключил беловолосый и улыбнулся. - Теперь говорите что хотели.

− Это все...

Иван с трудом мог говорить и хмурился, плохо понимая свою мысль, а после выпалил:

− Адам просто жесток.

Собеседник пожал плечами и лукаво улыбнулся.

− Не вижу жестокости, только глупое и явно дикое воспитание. По-настоящему жестоко − плакать и жалеть себя, пока твой муж издевается над ребенком. Как вы думаете, что больнее: порка, обвинения или рыдания любимой матери? Проще поверить, что ты чудовище, чем смириться с тем, что она рыдает из-за тебя.

− Но ведь он не чудовище и не лжец.

− Все относительно, в конце концов, он верил в пушистую бороду водопада и победу над скалой. Выдумка ребенка так же реальна для него, как любая правда.

− Но ведь он не выдумывал все это?! - воскликнул Иван и тут же осекся: − Или... выдумывал?

Иван и сам сглотнул, не понимая, как такое можно выдумать и в то же время не веря, что можно было выжить за той страшной стеной. Не верил тому, что ему открылось, и боялся заявлять, что это ложь.

Бледные губы исказила улыбка. Красные глаза прикрылись, а пальцы скользнули по краю стола, словно проверяли его границу.

− Через пару месяцев они найдут в яме тело крупного трицератопса, − тихим шепотом сообщил рассказчик. − Каин узнает в нем вожака и расплачется. Адам отругает его, назовет шкуру жертвы негодной, но все же срежет часть мяса. И Каин будет есть это мясо, как и все, но только его одного будет страшно тошнить от еды. Он будет не спать ночами, давиться рвотой и молчать, потому что дома говорить ему не с кем.

Иван молча сглотнул, не в силах представить ничего подобного.

− Впрочем, вернемся к тому, с чего начали, − внезапно бодро сообщил рассказчик, − а именно к яблоням.

***

Каин с Авелем сидели на ветке самого высокого дерева в саду и рассматривали долину. Младший крепко держался за ветку двумя руками, но не отводил глаз от большой воды и зелени за стеной.

− Как красиво, − шептал он тихо.

− Не просто красиво, а невероятно, там трава выше отца и вода шумит, как ураган, − едва слышно отвечал Каин, вспоминая свое давнее путешествие.

Но Авель его не слушал. У него был свой восторг.

− А эти гиганты...

Он указал рукой на одного из длинношеев с покатой мордой и тут же вновь уцепился за ветку, будто боялся потерять равновесие.

− Они, правда, постоянно ломают вам лазы?

− Будешь так напрягаться − свалишься, − проговорил Каин уверенно и, став на ветку, выпрямился в полный рост. − И да, это правда. Они самые большие живые существа, которых я видел.

Авель же по-прежнему его не слушал.

− Их так много. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. А вот шестой, а там седьмой. Смотри! Смотри, а вон еще трое и вон малыш с мамой, и там вот еще один. Аж, тринадцать штук отсюда видно.

Каин побледнел от этой череды цифр, сглотнул и осмотрелся. Он видел и того одного и маму с малышом, и много других, но тринадцать к этой куче не клеилось. Он все еще не ладил с цифрами, и понимание этого вызывало в нем стыд.

− Кто учил тебя считать? - спросил Каин, прерывая бесконечные восторженные возгласы брата.