Время кенгуру. Книга 2 (СИ) - Эм Михаил. Страница 23

Служители храма еще раз угрожающе потрясли копьями, потом напали.

Надо сказать, что Портальто, Араульто и Атасиу управлялись своими булавами весьма искусно. В несколько взмахов они обезоружили служителей храма и отбросили их в колючие кусты. Следом полетели сломанные копья. Якаки в битве не участвовал: телосложение имперского аудитора не позволяло ему полноценно драться. К тому же свою булаву он отдал графу. Что касается самого Орловского, граф успел отбить несколько копейных выпадов. К его вящей досаде, битва вскоре завершилась усилиями новоявленных товарищей, Дабы компенсировать слишком малый, по его мнению, вклад в общее дело, Орловский дал последнему из храмовых служителей такого пинка под зад, что тот летел раза в два дольше остальных.

Обезоруженные служители с позором бежали.

Якаки пояснил Орловскому, что храмовые служители пытались арестовать их за проведение дуэли. Также он сообщил, что у служителей могло все получиться, если бы имелись приспособления, стреляющие огненными шарами. По счастью, такими приспособлениями располагали не всех служители: знакомым Орловского, и ему самому, сильно повезло, что отряд оказался вооружен простыми копьями.

Услышав о странных приспособлениях во второй раз, Орловский понимающе закивал.

Само собой, внутренний конфликт между графом, с одной стороны, и Портальто, Араульто и Атасиу, с другой стороны, исчерпался сам собой. Орловский хотел возвратить звездчатую булаву Якаки, но тот отказался, показывая, что булава обрела нового хозяина.

Спрятав оружие под туниками, все отправились в ближайший кабак, чтобы отпраздновать одержанную над храмовыми служителями победу.

Коцатль, в то же самое время

Коцатль набрал охапку валежника, вынесенного океаном на берег, и обвязал веревкой. Пора возвращаться. Разумеется, десятник его отпустил — все совершенно официально, — однако злить начальство не стоило. Припомнит потом — хуже будет.

Жизнь в айлье продумана до мельчайших деталей. Делай, что поручат, и будь уверен, что без куска мяса на старости лет не останешься. Вот и сейчас: начальство вникло в положение, что хворост в хижине закончился, отпустило с общественных работ — сходить на берег и набрать валежника. В это время остальные крестьяне строят новую террасу для выращивания маиса. Работа тяжелая, но необходимая. Зерно выращивать надо, а земли в горах нет — приходится обустраивать.

Задания на обустройство приходят из самого Теночтитлана. Необходимый объем работ распределяется по тысячным, от них — по сотенным, от сотенных — по десятникам. А десятники уже наблюдают за крестьянами: как те ворочают камни и перетаскивают плодородную почву в горы, на новообразованные террасы. Все правильно: иначе, чем сообща, столь сложную работу не осилить. Им в айлье еще повезло, что дорог у побережья достаточно: будь иначе, пришлось бы не строить террасы, а мостить дороги. Эта работа куда более сложная и ответственная.

Коцатль взвалил валежник на плечи и отправился от океана в деревню.

Взойдя на пригорок, крестьянин непонятно зачем оглянулся — вернее, что-то заставило его оглянуться. Океан как океан, вроде бы ничего особенного. Только морские птицы вьются над одним местом и кричат: вероятно, обнаружили рыбину. Хотя никакой рыбины не видно.

Коцатль свалил валежник на землю и присел на связку, лицом к океану. Он совсем не устал — его путь до деревни только начинался, — однако слишком оголтелые крики морских птиц заинтересовали. Птицы вились как-то странно: они концентрировались в одних точках пространства, тогда как других точек как будто избегали. Казалось, птичьи тела вычерчивают невидимую фигуру. То есть вычерчивают не самими телами, а наоборот, их отсутствием. Как будто предмет невидим, а морские птицы порхают вокруг него, но в сам невидимый предмет залететь не могут.

Коцатль помотал головой от удивления. Что такое ему мерещится? Однако, зрение его к тому моменту уже перестроилось: крестьянин начал видеть не гомонящую птичью стаю, а невидимый предмет, вокруг которого стая вилась. Это невидимый предмет напоминал собой… Коцатль даже не представлял, что он собой напоминает. Единственное, что можно было сказать о нем: этот невидимый предмет был огромным, просто очень огромным. По высоте он, наверное, был величиной с холм, на котором в данный момент находился крестьянин.

Присмотревшись, Коцатль понял, что невидимый предмет двигается вдоль берега. То есть сначала он двигался, вместе с облегающей его птичьей стаей, затем замедлил ход и остановился, как раз напротив Коцатля.

Крестьянин наконец сообразил, что невидимый предмет ему напоминает. Предмет напоминал птицу. Но не летящую с распластанными над землей крыльями, а сидящую на воде и поднявшую крылья вверх, для того, чтобы похлопать ими. Сначала невидимый предмет хлопал невидимыми крыльями, а потом невидимые крылья опали и повисли без движения, хотя в поднятом состоянии.

Этот невидимый предмет… Впрочем, почему невидимый? С мозгом Коцатля что-то произошло, как будто в нем открылось дополнительное око, и Коцатль воочию увидел сидящую на воде громадную птицу. Вокруг этой птицы вились обыкновенные морские пернатые, но они крестьянина нисколько не интересовали — крестьянин попросту перестал их замечать.

Громадная птица, помимо своих титанических размеров, отличалась от малых сородичей также формой. Ее крылья, вздернутые кверху, находились в опавшем состоянии. Тело было непропорционально большим — сложно было представить, что крылья способны увлечь такое массивное тело в воздух.

Тут Коцатль сообразил, что летающей эту птицу не видел.

«Неужели она не умеет летать, а только плавает по воде? В таком случае это водоплавающая птица», — подумал крестьянин.

Наверное, так оно и было.

Коцатль еще присмотрелся и, к своему изумлению, обнаружил на теле птицы копошащиеся человеческие фигуры. Конечно, расстояние было велико, и Коцатль мог ошибиться, но все-таки он был уверен в том, что это люди. Люди находились на теле птицы и, судя по плавности передвижений, прекрасно себя чувствовали. Птичье тело имело замысловатый вид (свалиться с него в воду было сложно, наверное), но ведь это птичье тело! Коцатль не знал, как бы он ощущал себя на месте этих людей, и даже не хотел представлять. Не в своей тарелке, наверное. Интересно, зачем этим людям понадобилось забираться на птичье тело? Уж конечно, это не инки, а какие-нибудь иноземцы. Ни одному инку не пришла бы в голову мысль лазить по птичьим телам.

Голову громадной птицы Коцатль не видел — она могла быть с обратной стороны тела. Вполне возможно, если птица засунула свою голову подмышку с обратной стороны туловища.

От птицы что-то отделилось и поплыло по воде. Хотя все прекрасно было видно, Коцатль от неожиданности даже привстал со своего валежника, чтобы получше рассмотреть. Отделившаяся часть не могла быть ничем иным, как птенцом. До этого птенец сидел на теле матери, а теперь отделился от матери и поплыл к берегу. Примечательно, что на теле птенца, как и на теле матери, находилось несколько человеческих фигурок. Люди взмахивали чем-то, напоминающим птичьи лапы. Или, наоборот, птенец перебирал своими многочисленными, как у гусеницы, лапами, а люди держались за лапы с другой стороны, чтобы не упасть в воду.

Понимая, что птенец вскоре достигнет берега (если, конечно, не передумает плыть в ту сторону), Коцатль вскочил на ноги, перекинул вязанку валежника через плечо и поспешил прочь. Нужно будет сообщить десятнику о странной громадной птице. Также о том, что у птицы имеется птенец, и что этот птенец высадился на берег. И, разумеется, о том, что на птице и ее птенце находятся люди — какие-то иноземцы, которые этой птицей и ее птенцом, возможно, и управляют. Десятника наверняка заинтересует эта информация, особенно в отношении иноземцев, о появлении которых на территории деревни следовало сообщать в Теночтитлан незамедлительно.

Я, через некоторое время