Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 46

— «Северный Закат», ваше величество, — сказала одна из фрейлин.

— О, как символично, — хмыкнул Карл, глядя на крупные полураскрывшиеся цветки — бледно-лиловые, с тонкой оранжевой каймой по краю каждого лепестка. — Нашему Северу теперь ничего не остаётся, кроме как ждать заката славы и могущества.

Среди собравшихся послышался одобрительный шёпот, а парочка записных льстецов тут же принялась вслух превозносить остроумие и мудрость императора. Луиза же отстранённо подумала о том, что слышала сегодня от дядюшки — Бернхард и Стефан Кертицы так и не прислали ответов на повеление им приехать в столицу. И Альбрехта вместе с его бледной молью так никто и не поймал…

Война становилась уже почти реальной, но Луизу это мало волновало — Север был далеко, а империя постоянно с кем-то воевала — подумаешь, в этот раз придётся сражаться на своих землях!.. Всё равно долго это не продлится. Куда больше Луизу беспокоила юная дрянь, так бесстыдно пристроившаяся сейчас рядом с Карлом.

Император потянулся было вручить розы явно ожидавшей этого Эдит, но тут его взгляд упал на Луизу — гордую и величественную в довольно строгом для неё бирюзовом платье, отделанном тонкой серебряной тесьмой — и Карл протянул ей букет со словами:

— Надеюсь, закат Севера придётся тебе по вкусу, душа моя.

— Можешь даже не сомневаться, дорогой, — Луиза стиснула жёсткие стебли цветов так, словно бы уже держала в руках императорские регалии на коронации.

***

Когда Рихо ввалился — иначе и не скажешь — в кардинальский кабинет, нарочито громко бряцая амуницией, Габриэль сидел, сосредоточенно вчитываясь в какие-то документы, и даже не повернул головы в сторону друга. Только после того, как Рихо подошёл вплотную, и тень от его высокой фигуры накрыла лежащие на письменном столе бумаги, Габриэль поднял глаза — и Агилар по этому взгляду прекрасно понял, что тот совсем не в духе.

— Чем занят? — попытался было начать непринуждённую беседу Рихо, но в ответ услышал:

— А что, не видишь? Устраиваю оргии со страстными красотками, конечно, дабы не посрамить репутацию нашего славного семейства! Дела-то сами себя переделают! — сказав эту фразу, Габриэль понял, что прозвучала она брюзгливо, поэтому добавил уже куда доброжелательней: — А ты долго провозился у Штайна.

— О, старый пёс решил показать клыки… — Рихо быстро пересказал другу свой диалог с командиром Гончих, не забыв поведать и о встрече с Алимой и Янсеном.

— Прекрасно, — Габриэль выпрямился в кресле, стряхивая с себя тоскливое оцепенение. Дела — особенно сложные и требующие напряжения ума — отличный повод на время забыть о той тени, что теперь постоянно стоит за его плечом. — Нет, конечно, лучше бы Янсен сохранил магию, но его знания для нас всё равно гораздо ценнее. Думаешь, он скоро согласится сотрудничать?

— Куда он денется, — ответил Рихо. — Жить-то ему всё равно хочется, по глазам видно. Кстати, я виделся с Алимой — она мне заявила, что ты уморишь себя работой. И, глядя на тебя в последние дни, я готов с ней согласиться — такими темпами, ты скоро меня со стопкой донесений спутаешь.

— Дел много, времени мало. У меня так особенно мало.

Последняя фраза едва не заставила Рихо заскрипеть зубами, но его собеседник быстро перевёл тему:

— А кроме всего прочего, сегодня я получил вестника из Фиорры, — он махнул рукой в сторону нескольких конвертов, лежавших на столе. — Здесь письма от Лавинии, отца и Тиберия. И ещё… от матушки. Возьми то, что от брата, и прочти — он как-то лучше всех сумел отразить произошедшее, — усмехнулся Габриэль.

Рихо только кивнул и забрал со стола нужное письмо — раз уж Габриэль хочет, чтобы он узнал новости из дома сам, значит на то есть причины. Читал Рихо быстро, хоть и внимательно, подмечая все детали, но не давая воли эмоциям. Потом неторопливо отложил лист бумаги, испещрённый фразами на эллианском, которые были записаны размашистым почерком Тиберия.

И тут кардиналу пришлось выслушать такую цветистую тираду на бахмийском, какой он, пожалуй, не слышал и на шумных базарах столицы султаната — Саффены. Габриэль отлично знал, что Рихо этот язык терпеть не может, хоть и знает почти в совершенстве, потому и пользуется им разве что в таких случаях.

— Легче стало? — поинтересовался Габриэль, когда последнее упоминание Винченцо Альтьери в качестве «сына скользкой тростниковой собаки» затихло в воздухе.

— Стало бы, если б я мог отшлёпать одну голубоглазую заразу!.. Прости, я знаю, что она — твоя сестра, но…

— И именно поэтому я бы не стал уступать тебе такую честь.

— Понимаю. Однако ж, Габриэль, иногда я удивляюсь, как твоё семейство всё ещё удерживает власть над Фиоррой!.. Твой отец, который думает тем, что… впрочем, неважно. И Тиберий, наш благородный герой сказаний… «Лучше б я вызвал Винченцо на поединок» — да какого дьявола, ещё поединки устраивать с этой мразью?! Мало твоему старшему братцу было в прошлый раз зеннавийского наёмника с отравленными клинками! Если б не Ксантос тогда…

— О, Ксантос — это безусловное доказательство того, что иногда и любвеобильность моего отца приносит пользу! Но, Рихо, ты ведь терпеть не можешь Тиберия…

— Это не отменяет того, что он твой брат.

Габриэль почувствовал, что его настроение — впервые за длинный и отвратительный в своих сюрпризах день — вдруг сделалось не таким уж и тоскливым. Было всё же в этом мире что-то неизменное — например, Рихо, проклинающий Фиеннов — всех вместе и каждого по отдельности, но готовый прыгнуть за любого из них в огонь.

— Ты знал этого… Геллена, который спелся с покойным, — последнее слово Рихо произнёс с отчётливо читавшимся удовольствием, — герцогом Альтьери?

— Никогда раньше о нём не слышал, — покачал головой Габриэль. — Да и, можно подумать, это первый предатель в церковном воинстве. Он наверняка уже получил или вскоре получит своё, так что просто выбрось его из головы.

— Как скажешь, — быстро согласился Рихо. В душе после новостей из дома — он всё-таки никогда не называл Фиорру иначе — клокотал целый вулкан эмоций, но нагружать своими переживаниями Габриэля Рихо не собирался.

========== Глава 17. Танцы со змеями ==========

Плющ и клематис с крупными белыми цветками увивали беседку столь густо, что даже в середине солнечного летнего дня в ней царил полумрак. Внутри было не слишком просторно — всё-таки, парковые постройки Флидерхофа уступали в размерах павильонам вокруг императорского дворца в столице. Две широкие, устланные пушистыми коврами скамьи с резными спинками и поставленный между ними дубовый стол оставляли немного свободного места.

Но Карлу беседка казалась вполне уютной. Главным же достоинством в глазах молодого монарха была её уединённость, позволявшая надеяться на то, что никто не сумеет прервать его общение с Эдит.

Белокурая фрейлина в последние дни не на шутку увлекла Карла — нет, разумеется, он ни за что не поставил бы её вровень с Луизой, но всё-таки было в Эдит нечто, взволновавшее его. А главное — прежде неизбалованному женским вниманием Карлу льстило то, с каким восхищением смотрит на него девушка, выглядевшая такой наивной — в отличие от Луизы, рядом с которой Карл нередко ощущал себя неискушённым юнцом.

Сейчас он вполуха слушал рассказ Эдит о том, как рада она была очутиться при императорском дворе. Куда как больше Карла занимал тот факт, что ему наконец-то удалось переместить свою руку, до этого обнимавшую Эдит за талию, несколько выше и накрыть ладонью угадывающуюся под тонким светло-зелёным шёлком приятную округлость.

Собеседница Карла вроде бы ничуть не возражала против такой вольности, и он уже представлял себе, как прильнёт к пухлым губкам красавицы, приспустив с её нежных плеч и без того не отличавшееся скромностью покроя платье. Но вдруг Эдит с испуганным вздохом отстранилась, махнув рукой в сторону выхода из беседки.

— Ах, ваше величество, там кто-то есть! Какая-то тень мелькнула!..

— Да нет же, глупышка, тебе показалось, — Карл с неохотой поднялся на ноги, но всё же решил не оставлять страхи Эдит без внимания: — Впрочем, схожу, проверю, на всякий случай.