Список Мадонны - Форан Макс. Страница 11

Теттрини сделал вид, что он удивлен:

— Ну конечно. Трудности и испытания определяют все. А мы только признаем это.

— Хорошо, — сказал Бернард удовлетворенно. — Тогда решено. Я выйду отсюда через пять лет.

— Вы слишком забегаете вперед. — Теттрини еще раз заметил, как горели глаза молодого человека.

— Нет, отец-настоятель, вы возведете меня в сан летом тысяча восемьсот тридцать седьмого года. — И про себя прошептал: «Это предрешено».

Теттрини не расслышал последнего высказывания Бернарда, он устал и к тому же был слишком вежлив, чтобы переспросить. Он проводил своего гостя к двери, на ходу объясняя, что процедура принятия в монастырь требует времени. В это время он будет молиться и советоваться со старшими, а Бернарду он порекомендовал бы посетить святые места в Риме, поразмышлять и помолиться, чтобы Господь наставил его. Они встретятся снова через три недели. А пока Марио проводит его назад в келью.

Когда Биру удалился, Теттрини опустился в свое кресло. Он закрыл глаза, пытаясь привести в порядок мысли о замечательном молодом претенденте. В противовес блестящему уму внутри него сидело что-то непонятное. Этот человек, изъявив желание служить Богу, одновременно выказывал гордыню и высокомерие.

Личные качества претендента не беспокоили Теттрини. Со временем все это разрешится само собой. Другое дело впустить в подавленные и опустошенные ряды своего когда-то гордого ордена блестящего, но потенциально неуправляемого иконоборца. Он подумал, что, с таким риском можно будет справиться, но что, если наоборот? Теттрини протер глаза ладонями детским жестом, которому часто весело подражали новиции. Он уже знал, как ему следовало поступить.

Теттрини впервые встретился с Луиджи Ламбрусчини десять лет тому назад, когда великий кардинал, бывший тогда епископом, служил вдохновляющий новициев молебен о Пастве Господа и Львах Господа. Если кто и мог наставить его сейчас, так это был Ламбрусчини.

Бернард шел по Корсо Итальяно мимо виллы Боргезе. Солнце горячо светило ему в спину. Солнечное тепло лениво смешивалось с запахом сырости, поднимавшимся от бурой воды Тибра. Бернард остановился у церкви Святого Петра в Цепях в самом конце Виа ди Фиори Империале и зашел в магазинчик, над дверями которого, неподвижная в застывшем воздухе, висела выцветшая вывеска: «Старые реставрированные книги». Внутри прохладного и плохо освещенного помещения его радостно встретил невысокий полный человек, с улыбкой указавший на коробку с книгами, стоявшую за прилавком.

— Вот, посмотрите, синьор. Сам кардинал не постыдился бы иметь их в своей библиотеке.

Он громко рассмеялся над сказанным им самим же и в ожидании посмотрел на Бернарда, взявшего в руки том «Деяний апостолов». На титульном листе стояла пометка ордена бенедиктинцев и был указан год издания — 1750-й. Отметив про себя потертую обложку, Бернард открыл книгу наугад. Он одобрительно кивнул, наткнувшись глазами на непонятные, но сильные по воздействию видения Иоахима Флоренского. Спешно он просмотрел и другие книги. Это были его любимые произведения, надлежащим образом укрытые под обложками книг, праведных с точки зрения церкви. Так под обложкой «Суммы» святого Фомы Аквинского были спрятаны еретические работы современного венецианского мистика. Насмешки Рабле укрывались под псалмами и песнями. Полное собрание сочинений Уильяма Блейка — под сборником статей о Законе Божьем.

В келье новиция в Святой Сабине разрешалось держать только определенные, правильные книги. Как объяснил ему старый монах Марио, это правило было частью особого положения монастыря. Марио сообщил ему, что, по словам настоятеля, самостоятельное просвещение не всегда могло быть строгим до тех пор, пока было праведным. У Бернарда не было сомнений в том, что ему удастся убедить Теттрини в своем ненасытном стремлении к творениям души. Да, предстоящие долгие месяцы он будет много читать.

Он выпрямился.

— Это подходит. Доставьте их сразу же. Вы знаете адрес. — Он достал кошелек с монетами. — Плата, как мы договорились. За ваш труд и за ваше благоразумие.

— Обязательно, ваше превосходительство, — преувеличенно экспансивно выразился хозяин магазинчика, взял кошелек и убрал его под прилавок.

Получасом позже Бернард свернул с Виа Авентино, прямо за Святой Сабиной, и вошел в дворик маленькой гостиницы, укрытый террасой. Белые стены были увиты плющом, а в дубовых ящиках на балконах стояли горшки с цветами. Он жил в этой гостинице со дня своего прибытия в Рим. Место было лучше не придумаешь: рядом с монастырем, чисто и недорого. Он вошел в комнату с балкона и закрыл за собой дверь. Все было готово: гардероб с одеждой и гримом, место, где он мог писать, застеленная постель, полки для книг, буфет, который услужливый хозяин согласился еженедельно наполнять фруктами, выпечкой и хлебом. Бедняга никогда до этого не имел дела с постояльцами, платившими за год вперед, и он был рад поселить у себя этого щедрого и состоятельного молодого человека, который, очевидно, намеревался пользоваться комнатой только во время своих нечастых неожиданных визитов в Рим.

Он посмотрел на свои карманные часы. Пора было приступить к последней задаче. Он хотел разведать идеальный маршрут от гостиницы до Святой Сабины и замерить время, которое требовалось на то, чтобы преодолеть его. Он еще раз оглядел комнату и вышел из нее тем же путем, что и зашел.

Когда Бернард вернулся в гостиницу с необходимой ему информацией, уже стемнело. Ему хватило двух прогулок, чтобы понять, что при быстрой ходьбе отсюда до монастыря ему требовалось менее одиннадцати минут. Плюс три минуты, рассчитал он, чтобы пройти через монастырские ворота или перелезть через стену в невысокой ее части с южной стороны. Он предполагал, что по доброй монастырской традиции все внутренние двери в монастыре должны быть открыты. Если идти неспешной походкой, то на то, чтобы пройти это же самое расстояние, ему потребовалось бы на восемь минут больше. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, он поймал себя на мысли о том, как часто ему будет удаваться удирать за стены монастыря и на сколько. Многое будет зависеть от строгости правил посещения ежедневных занятий в стенах монастыря и от того, насколько умело он будет обходить эти правила. Конечно, дух человека свободен всегда, но иногда тело тоже должно получать свободу.

Прежде чем закрыть за собой дверь в комнату, Бернард бросил взгляд на погружавшийся в темноту город. Было трудно разглядеть даже застывший силуэт цирка Максимуса, его потрескавшиеся стены, уцелевшие свидетели эпохи былого могущества, когда для слабых была уготовлена участь полить своей кровью песок арены. О Боже, как он ненавидел улицы! Грязные убогие люди, бесцельно проходившие рядом, шаткие коляски с безликими пассажирами и напыщенный человеческий багаж, пользовавшийся уловками процветания, чтобы демонстрировать свое пустое высокомерие. Быки без ярма, кони без вожжей, соколы без колпачков.

Оказавшись в тишине своей собственной комнаты, Бернард смог позволить себе почувствовать боль. Он повалился на кровать и закрыл глаза. Он пытался заглушить голоса аптечными снадобьями, но они только смеялись и заставляли его страдать еще сильнее. Даже во сне они преследовали его, погружая в жуткие прерывистые сны.

Он с усилием сел, сжав голову руками. Если бы с ним не случилось то, что произошло вчера, то он, возможно, забыл бы о духовном сане и покинул Рим навсегда. Он вернулся бы в свою пещеру, и если бы голоса не оставили его, то он поискал бы умиротворения самостоятельно, если бы это понадобилось. Но вчера у палаццо Квиринале он увидел его — папу Григория XVI. Вид этого человека в белой сутане, с руками, сложенными для благословления и поднятыми над многими тысячами склоненных голов умолкшей толпы, воодушевили Бернарда. И не важно, что папа Григорий не знал никого из этой толпы, пришедшей выразить ему свое уважение. Даже тогда, когда он поворачивался к ней спиной, толпа приветствовала его. Это была власть. В экстатический момент осознания этого голоса оставили его. Его голова была чиста. Он стоял на месте как вкопанный, пока папская карета не исчезла из виду. После этого Рим снова встал перед ним: омерзительный и чужой, а крещендо в его мозгу зазвучало так, словно угрожало сорвать голову с плеч.