Золото гуннов (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич. Страница 29

— Все ли на месте? — первым делом поинтересовался Ругил, едва размежив очи.

— Все на месте, — отозвался Ратша, так и не сомкнувший глаз за всю ночь. Не то чтобы он не доверял воям Ругила, которые честно выполнили волю своего вожака, но всегда привык важные дела делать сам. Охрана же Савира и его сподручных — была делом важным. Вот Ратша и не спал, бдительно следя и за пленниками, и за их стражами.

— А Савир? — Прозвучал очередной вопрос Ругила.

— Кажется, оттаял и Савир…

— Тогда попытаем, пока угли в кострах не истлели?

— Попытаем. Только думаю, что угли и огонь нам не пригодятся.

— Почто так? — вскинул подбородок и заиграл бровями Ругил.

— Темные дела, побратим, делаются в темноте, чтобы совесть не видела, — уподобляясь волхвам, стал витийствовать Ратша. — Со светом же совесть не позволит в прятки играть ни с собой, ни с нами.

— У татей нет совести. — Словно удар меча стеганул ответ высокородного гунна.

— Кто знает волю богов? — мягко не согласился Ратша.

— Мы вот и узнаем! Эй! — Поманил жестом Ругил одного из нукеров. — Тащите сюда Савира.

Притащенный волоком к ногам Ругила Савир изо всех сил старался унять дрожь в теле. Лицо его было бледно, взгляд очей зарывался в землю, чтобы не видеть Ругила и его воев.

— Сам скажешь, сын змеи и шакала, или предпочтешь испытание огнем? Мои нукеры умеют и огнем пытать, и кожу хоть тонкими полосками, хоть целиком сдирать…

— Скажу. Скажу все, — поднял очи на Ругила Савир. — Только с одним условием…

— С каким таким условием? — был взбешен Ругил. — Издеваешься что ли?

— Условие мое простое, — оставив вопрос Ругила без внимания, продолжил Савир, — после казни погрести с подобающими моему роду почестями, чтобы душа моя на том свете не металась в поисках мщения.

— Вон оно как… — ощерился недобро Ругил.

— Да бес с ним, — поспешил шепнуть ему Ратша. — Обещай. С тебя не убудет, а он нам будет нужен еще и на суде у хана Харатона. Если пожелаешь, конечно…

О гуннах ходила недобрая слава, что они данного слова никогда не держат: утром говорят одно, в полдень — другое, а к вечеру — уже третье. Что непостоянны, как осенний ветер, который то в одну сторону гонит облака, то в другую. Что утром могут заключить союз, а к ночи уже будут злейшими врагами.

Однако Ратша, достаточно поживший рядом с ними, ведал, что все это большей частью наговоры недоброжелателей и завистников из племен готов, а то и ромеев. Ведь каждый старается опорочить другого, особенно, если от этого «другого» во многом зависим. А готы были зависимы. Еще как зависимы!

Да, гунны часто поддавались необузданному гневу. А в гневе были скоры на расправу и безрассудные поступки. Это верно. Однако верно и то, что справедливость уважали, данное слово — держали. Поэтому, как понимал Ратша, его высокородному другу не так просто было пойти навстречу выдвинутому Савиром условию сделки. Ох, как непросто!

Да, не очень-то хотелось Ругилу давать слово своему неудавшемуся убийце. Но, вспомнив древнее поверье, что мертвые, не получившие удовлетворения своим просьбам при жизни, могут и с того света отомстить живым, гуннский вождь отказывать не стал. Поморщившись, поиграв желваками скул, он все-таки согласился выслушать условия Савира.

— Сказывай при всех, как убить меня замышляли, а я свое слово сдержу.

Савир подробно рассказал, как Мундцук подговорил его и других угров напасть на Ругила, чтобы устранить от ханского трона, как придумал для этого охоту, как дал ему своих людей. Оставшиеся в живых подручники Савира, слыша признания своего вожака, запираться не стали и все, сказанное Савиром, подтвердили.

— Теперь казни и сдержи слово! — выкрикнул Савир. — Но помни, если нарушишь слово, то я и мертвым к тебе приду, чтобы взыскать за обман.

— С казнью обождется, — усмехнулся Ругил, скривив в злой иронии губы, отчего его лицо, и так не отличавшееся красотой и добротой, приняло зловеще-хищное выражение. — Не к спеху сие… Еще успеется.

В стан охотников Ругил и Ратша со своими воями и пленниками отбыть не успели: те сами во главе с Мундцуком и его нукерами неожиданно появились у кромки рощи.

— На охотника и зверь бежит, — мрачно заметил Ругил. — Мы к нему собирались, а он сам явился.

— Это он спешит убедиться, что ты убит и в чистом поле лежишь бездыханным, — в тон ему отозвался Ратша. — Не дождался ворон друга-коршуна с радостной вестью, вот и решил сам все разузнать-разведать… А если понадобится, то и добить.

— Теперь не добьет! Хвост-то мы ему прищемили! Вскоре и сородичи узнают, какой он змей… подколодный. Так, кажется, у вас говорят?..

— Хоть хвост ему мы и прищемили, но осторожность проявлять надобно, — не разделил оптимизма своего друга Ратша. — Змея и мертвая ужалить может. Особенно та, у которой ни жала, ни зубов ядовитых не вырвано.

— При всех не посмеет.

— Скорее всего, не посмеет… — раздумчиво потеребил перстами бороду Ратша. — Но поостеречься надобно. Боги береженых берегут, а о небереженых заботы проявляют мало…

— Поостерегусь, — пообещал Ругил и тут же приказал нукеру: — Зови всех охотников по моему слову на вече. Разговор есть.

И пока посланный вой скакал встречь охотникам, пока доводил до них слово Ругила, пока те, тяжело ворочая мозгами, осознали, наконец, что от них требуется, Ратша с согласия своего друга спрятал Савира и прочих пленников за густой терновый куст.

— Пусть гостинец будет неожиданным, — подмигнул он Ругилу. — Незачем допрежь сроку оказывать.

— Хитрый ты, однако, — одобрил тот, то ли улыбнувшись, то ли скорчив гримасу: из-за шрамов на лице разобраться в этом было всегда довольно тяжело, а уж в минуты гнева, раздражения или переживаний — вообще невозможно.

— Я не хитрый, я — предусмотрительный…

— Пусть так… Только действуй поживее, а то охотники вот-вот будут тут.

Отвести пленников за куст и приставить к ним стражу — минутное дело. — Это ведь не избу срубить и не в поход род поднять! Там время уж точно нужно. И большое время. А тут — так, пара пустяков: сказано — сделано!

На зов Ругила охотники откликнулись охотно. Шумной разноперой толпой окружили старшего сына хана. Всех интересовало, что случилось с Ругилом, когда он не прибыл в стан.

— Грешным делом подумали, не боднул ли тебя тур… — довел до Ругила общее мнение один из его воев. — Один, раненый, так взъярился, что несколько лошадей покалечил да двух воев на рога поднял, пока мы его не добили, — пояснил для пущей важности. — Но, как вижу, хвала небесному Тэнгри, ты жив и здоров.

— Хвала Тэнгри! Хвала Тэнгри! — подхватили клич сородича многие гунны.

— Тур пытался, да не смог! — Был загадочен Ругил. — Зато некоторые двуногие бараны, засланные моим заклятым врагом сюда заранее, чуть работу тура не довели до конца… Вот так-то.

Сказав сие, Ругил устремил взгляд на Мундцука. Но тот и бровью не повел, словно его это не касалось. Непонимающе смотрели на Ругила и многие охотники. Зато те немногие, кто был в курсе замысла Мундцука, понурили главы свои: не хотели встретиться взглядом своим с гневными очами старшего сына хана Харатона.

Но вот недоуменное молчание прервалось отдельными криками гуннских воев, требующих пояснения. Особенно усердствовали в этом те, кто прибыл на охоту с Ругилом.

— Твои слова, сын хана и хан, загадочны, как сумрак перед ночным мраком. Мы же хотим ясности и дневного света во всем этом, — требовали они.

— Хорошо! — Поднял длань Ругил. — Хорошо! Я внесу ясность.

Толпа затихла в ожидании.

— Так вот, — продолжил Ругил в полнейшей тишине, нарушаемой лишь коротким и негромким всхрапыванием коней да беззаботным и радостным щебетом проснувшихся птиц, — если вы хотите знать, то я скажу…

— Хотим! — многоголосо отозвалась толпа.

— Тогда имеющий уши да услышит, а имеющий очи да увидит: мой брат Мундцук подослал убийц, которые и пытались меня убить.