Меч князя Буй-тура (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич. Страница 20

Возвратившись в уделы, узнали, что муж сестры Марии, Ярополк Изяславич умер, оставив Марию с малым ребеночком, названным Васильком. Попечалились.

Луцкий же стол остался за Ярославом Изяславичем, самым младшим из Изяславичей. Тот вдову брата не обидел, оставил в Луцке. Порадовались за Марию и племенника.

Под осень великий киевский князь Ростислав Мстиславич стал держать путь на Новгород Великий, в котором княжил его сын Святослав. Между Святославом и новгородцами вышла какая-то распря, и Ростислав Мстиславич пожелал ее лично разрешить и уладить мир между сыном и новгородцами.

На этом пути, в Чечерске, великого князя с небывалыми досель почестями встретил Олег Святославич с супругой Агафьей. Пировали чуть ли не седмицу, одаривая друг друга подарками. Потом Ростислав продолжил свой путь. Но, дойдя до Великих Лук, разболелся и повернул обратно. А Олег, проводив с честью тестя, возглавил вскорости поход на половцев. К ним примкнул Ярослав Всеволодович Черниговский, с которым Олег успел помириться.

Впрочем, несмотря на примирение, Олег не забывал повторять Игорю и ему, Всеволоду, чтобы с этим двоюродным братцем ухо держали востро: «В рати не силен, но в хитрости любого за пояс заткнет. Палец в рот не клади — всю руку отхватит».

Поход, несмотря на жестокие холода и снежные бури, был удачным. Они с братом Олегом наголову разнесли стан хана Кзака, захватив в полон не только простых половцев, но и любимую жену Кзака с детьми. Сам хан Кзак спасся, но позор на него лег несмываемым пятном на долгие годы. А Ярослав Всеволодович со своей дружиной разбил стан хана Берляка.

Добыча была такова, что ее везли на арбах, взятых в половецких станах. А полону — не счесть. К тому же освободили большой русский полон, и теперь приходилось следить, чтобы бывшие русские полоняне не передушили своих недавних хозяев-половцев, ставших по воле Господа в одночасье рабами.

«Эх, причудливы повороты судьбы, — усмехнулся с грустью Всеволод, вспомнив данное обстоятельство, — не прошло и двадцати лет, как мы с Кзаком поменялись ролями: теперь он с другими ханами радуется победе над нами… Да еще, пес паршивый, земли наши зорит, вымещает свою злобу. Правда, тогда была зима, а теперь лето красное…»

Счастье в тот год было бы полным, если бы не смерть великого князя Ростислава, умершего 14 марта в сельце Городино. Олег с княгиней Агафьей, только-только родившей сына Давыда, затужили. Еще бы: Ростислав Мстиславич был им и защитником и опорой.

Киевский же стол занял не брат Ростислава, тридцатишестилетний Владимир, по старшинству в роду, так как был последним из оставшихся в живых сынов Мстислава Великого, и не сыновья самого Ростислава, коих было шесть — и это была сила, а племянник Мстиславичей и зять северских князей Мстислав Изяславич, которому шел сороковой год.

«Пусть великим столом володеет не старейший, а храбрейший», — стало единым мнением потомков Мономаха при вручении киевского престола Мстиславу Изяславичу.

«Мы не против, — выразил общее мнение северских князей Олег Святославич. — Был бы мир, и никто бы не зарился на наши земли».

Хоть и говорили о мире, но все знали: недолго он продержится. Вот-вот начнется замятня среди Мономашичей из-за великого стола. Ведь всегда находились недовольные новым разделом уделов — и тогда шли ратью брат на брата, племянник на стрыя. И, точно, началась. Владимир Мстиславич, подстрекаемый некоторыми племянниками Ростиславичами и прочими, решил захватить Киев и не пустить туда Мстислава Изяславича, но тот быстро собрал полки своих союзников — галичан, торков, поляков — и двинулся с ними на мать городов русских.

Само собой вставал вопрос: «Кого поддержать?». И тот и другой находились в родственниках. Но Олег рассудил просто: «Не наш пир — и не наше похмелье».

Святослав Всеволодович Черниговский, тайно лелеявший мечту овладеть киевским столом, на котором в свое время находился его родитель Всеволод Ольгович, решил было воспользоваться сумятицей среди Мономашичей и попытать счастье. Предав забвению недавнюю ссору с Олегом Святославичем, прислал к тому брата Ярослава, подбивая на поход в Киев, обещая черниговский стол в случае удачи. Но и здесь Олег, помня легковесность обещаний Всеволодовичей, на уговоры не поддался, повторив: «Не наш пир — не нам меды варить».

Вскоре Мстислав, поддержанный киевским людом, уверенно вокняжился в Киеве, усмирив недовольных, кого раздачей уделов, кого силой оружия. В это время, половцы, воспользовавшись недолгой распрей среди русских князей из-за великого престола, пришли к Днепру у Великих порогов, перехватив торговый путь из Греческой земли. Торговые гости — и греческие, находившиеся в Киеве, и русские — терпя убытки, возопили о помощи. Заволновались и киевляне, лишенные греческих товаров.

— Проучим дерзновенных, — бросил клич Мстислав Изяславич.

— Проучим, — тут же отозвались князья русские и двинулись со своими хоробрыми дружинами к Киеву в помощь Мстиславу Изяславичу.

На зов великого князя отозвались и северские князья, Олег и Всеволод. Игоря же с дружиной, как тот ни рвался в поход, посовещавшись меж собой, оставили беречь Северскую землю и Вятичи от недругов. Мало ли что… Ведь только береженого Бог бережет!

В самом начале нового 1168 года, 2 марта, русские дружины, ведомые князьями Мстиславом Изяславичем Киевским, Ярославом Изяславичем Луцким, Романом и Давыдом Ростиславичами Смоленскими, их братом Рюриком Ростиславичем Овручским, Святославом и Ярославом Черниговскими, Ярополком и Мстиславом Всеволодовичами Городенскими, Святополком Юрьевичем Туровским, Глебом Юрьевичем Переяславским, Михаилом Юрьевичем Суздальским, Олегом Святославичем Северским да Всеволодом Святославичем Курским, двинулись из Киева в поход.

Званы в этот поход были и полоцкие князья, и рязанские, и великий князь Андрей Юрьевич Владимирский, и Ярослав Владимиркович Галицкий, прозванный Осмомыслом. Но они, каждый занятый своими делами, не пожелали принять участие в этом праведном деле. Оно и понятно: особого урона их землям от переема половцами греческих товаров не наступало. Ярослав Галицкий вел торг с венграми, поляками, моравами и чехами. Имел торговых гостей и из немецких земель. То же самое можно было сказать и о полоцких князьях, торговавших к тому же и с Литвой. Андрей Юрьевич Владимирский, чаще всего называемый Боголюбским, а также рязанские и муромские князья имели торговые пути в земли серебряных булгар на Волге. Тоже могли прожить без греческих товаров.

Не пошли в поход и новгородцы, занятые собственной смутой и враждой. Им было не до походов…

Зима повернула на убыль, устав трещать морозами и шуметь метелями. Снега давно осели, превратившись в крепкий наст, но вешней влагой еще не набрались. Двигаться русским ратям было сподручно, вот и шли споро.

Половцы, оседлавшие берега Днепра у Великих порогов, русичей не ждали, поэтому были быстро разбиты и рассеяны. И поделом — не замай чужого, не зарься не на свое…

Русские дружины возвращались в родные края в приподнятом настроении: павших почти что не было, зато добыча была знатной — много золота, серебра, коней и полона. А вот князья не все тому радовались: прошел слух, что если бы Мстислав не польстился на большее и не пустил своих всадников впереди остальных, то добыча была бы куда большей. Так оно было на самом деле или иначе — неизвестно, но «трещина» в едва образовавшемся единстве русских государей наметилась глубокая.

Пятнадцатилетнего Всеволода перешептывания князей, недомолвки, когда взглядами очей, пожатиями плеч говорилось больше чем устами, трогали мало. Его всецело увлекали воинский поход, пыл сражений, радость победы. Только ими он жил в эти дни, забывая о трудностях и неустройстве, имея горячую снедь раз в три-четыре дня, довольствуясь как простые вои куском очерствевшего хлеба, шматом сала, головкой лука или чеснока да щепоткой соли.

Звон оружия ласкал слух, вид боевого снаряжения, своего и всех русских воев — взгляд. Даже зимнее небо, низкое, белесо-серое и хмурое, сливающееся у окоема с такой же однотонной заснеженной, кажущейся безжизненной, степью, на котором размазанным блином едва виднелось холодное солнышко, не омрачало приподнятого настроения.