Территория бога. Пролом - Асланьян Юрий Иванович. Страница 82

Такие дела, Юра… Я думаю, что мир устроен сложнее, намного сложнее, чем мы себе это представляем. Смотрите, Карпов погиб уже после смерти Идрисова, но по его вине! Идрисов лежит на кладбище, в могиле. Все говорят, нет правды на земле, а правды нет и ниже… Вы меня понимаете?

И все-таки… На Валааме у нас был добрый знакомый, Боря Чупахин. Он лишился зрения на испытаниях в ядерной лаборатории. Жил один на берегу Ладоги, ловил рыбу сетями, выращивал овощи, мастерил по дереву и еще много чего делал из того, на что неспособны многие зрячие. Помнится, мы рассказывали о нем Карпову и тот мечтал съездить на Валаам. А съездил бы, может быть, не случись с ним тот, второй инсульт в доме инвалидов. Думаю, Борис Чупахин, заглянувший в компьютерный ад и ослепший от увиденного, вернулся, чтобы спасти наши души. Один в поле воин. Поскольку один своим примером может доказать, что это возможно».

А вот у вогулов ада нет — у них на том свете только рай. Недаром Василий хотел, чтобы Бахтияров рассказал ему о своем боге и посвятил в манси. Зеленин с детства слышал финский язык, карельское наречие, мягкий такой говор — со многими гласными. Но как представить рядом белобрысого дылду финна и маленького черного утра — манси? Забавно. Василий хотел бы быть вогулом, занимать как можно меньше места, владея Вселенной. Заповедная территория была ограждена зарубками рода Бахтияровых на стволах деревьев — и ничем более. В конце концов выясняется, что человеку земли надо очень мало, значительно меньше, чем ему казалось при жизни.

Странно, в последнее время мне самому тоже стали являться сны — и я даже что-то записал по этому поводу: «Вы меня достать, конечно, рады — я ценю подобное радение будто бытовое преступление. Вы усните, мои страшные видения, я прошу вас, замолчите, гады…»

Я продолжал читать Бориса Пильняка — о Смирне, родине Гомера, о Салониках — «городе разбитом и разграбленном». Вспомнил про греческую кровь, и про армянскую… Вспомнил, как говорил своему дяде в Анапе: «Понимаете, Армянак Давидович, иногда просыпается во мне армянская кровь и я думаю: а не провернуть ли мне какую-нибудь аферу?» — «Ну, а дальше? А дальше что?» — с азартом включался в разговор старый армянин, бывший директор стадиона, магазина и ОРСа алмазоразведчиков. «А потом, дядя, просыпается русская кровь, я говорю: „А пошло это все на фиг“, переворачиваюсь на другой бок — и читаю свою книгу дальше». Дядя хохотал и подливал мне в чашечку «кара кафе».

Итак, я читал Бориса Пильняка: «На Урале в России, где-нибудь у Полюдова Камня, идешь иной раз и видишь: выбился из-под земли ключ, протек саженей десять и вновь ушел в землю, исчез. Наклонившись над ключом, чтобы испить, — и не выпил ни капли: или солона вода, или горяча вода, а иной раз и не хочется пить, но наклонился и — нет сил оторвать губ от воды, — так хороша она. И вот тут, лежа у ручья, видишь, как один за одним — сотни, тысячи — гуськом ползут муравьи, падают в воду, плывут, тонут, ползут: эта армия муравьев пошла побеждать, умирая…»

Светлана Гаевская переехала в Чусовой, городок, в котором жил когда-то Астафьев и еще семнадцать членов Союза писателей СССР, где знаменитым Леонардом Постниковым была взращена команда чемпионов мира по фристайлу и воссоздана русская деревня XIX века, где за колючей проволокой трех политических зон мучились лучшие умы и души страны. Она поселилась неподалеку от поселка Скальный, где отбывал свой срок Василий Зеленин.

В архиве Пермского регионального правозащитного центра я нашел копию определения судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации, которая 27 мая 1998 года рассмотрела «дело расстрела» — я хотел сказать, дело по кассационным жалобам осужденного Зеленина В. А., адвоката Левитана Е. М., потерпевшей Шайдуллиной В. Н. А это кто такая? Не помню.

«Довод потерпевшей Шайдуллиной В. Н. о том, что Зеленин убил Идрисова в связи с осуществлением потерпевшим служебной деятельности, в ходе судебного заседания тщательно был проверен и не подтвердился». Аллах акбар, да это та самая Вера, которую волоком доставляли пьяную домой, когда сожитель сваливал в командировку! По безграмотности она не смогла бы написать кассационную жалобу, значит, с ней целенаправленно поработали профессионалы. Очень хотелось кому-то догнать Василия, уже в зоне, и накинуть еще срок, еще немного. Потому что по российскому закону жизнь любого начальника, бригадира и даже милиционера стоит дороже, чем шкура рядового состава. Уроды родины… Смотри-ка, я не знал: здесь он, тюркоязычный «травоядный», бросил славянку, которая спустила его с гор, и нашел себе Шайдуллину, хоть и пьющую, и с детьми. А у отца ее, помнится, другая фамилия — русская. Фиг его знает. Сильна наука биология. Факультет, университет, Алма-Ата… А это кто? Левитан. Где-то я слышал эту фамилию. Кажется, что-то связанное с радио. Точно, адвокат говорил, что известный диктор — его родственник. Да-да, в конце он тоже появился за столом, когда я первый раз приехал на Вишеру по этому делу. Вспомнил — правда, фрагментарно: невысокого роста симпатичный холерик. «Просит с учетом положительных данных, характеризующих личность осужденного Зеленина, смягчить ему наказание». Просит. А сколько он попросил у Гаевской, получавшей двести тысяч рублей в месяц? Шесть миллионов. С отсрочкой. Милосердный наш, симпатичный холерик. Сначала сильно взялся за дело, говорили, даже с азартом, а потом исчез, будто мираж над зимней Вишерой. Еще бы — делом интересуются Москва и Алма-Ата, две столицы, Алма-Ата и Москва, хозяева гор и степей, верблюдов и людей…

Гаевская рассказала мне предысторию. Приезжая на свидания, Светлана настойчиво уговаривала мужа раскрыть тайну убийства. Василий, сломленный тюрьмой и болезнями, не сразу, но согласился. И вот она — эта белая вишерская бумага:

«В Верховный суд РФ от осужденного ИК-10, ст. 105, ч. 1, срок 10 лет, начало срока — 22.08.1997 г., конец срока — 22.08.2007 г.

Ходатайство о принесении протеста в порядке надзора.

Я, Зеленин Василий Алексеевич… прошу о пересмотре дела в связи с тем, что судом не был учтен ряд обстоятельств. А именно:

1. Основной мотив преступления — месть за грубое оскорбление действием чести моей жены… Именно эта причина, как последняя капля двухлетнего морального прессинга со стороны потерпевшего, привела меня к совершению преступления.

С 1995 года директор заповедника преследовал мою жену с недвусмысленными предложениями, предварительно отсылая меня по различным заданиям. В то время как на кордоне оставались жена, бизнесмены, залетавшие вертолетом на отдых, и он сам.

Мне она ничего не говорила, опасаясь последствий и публичного скандала. Только в мае 1997 года от тяжело больного инспектора В. Никифорова, ожидавшего санрейс на нашем кордоне, я узнал, что Рафаэль Идрисов…».

Я читал ходатайство в помещении правозащитного центра. Передо мной на полке шеренгами стояли десятки папок с толстыми цветными корешками. И в тот момент, когда я остановился, не в силах читать текст дальше, до меня вдруг дошло, что в этих папках — сотни дел, похожих на то, которым я занимался последние три года. Но я не смог представить себе эти реки крови и слез — воображения не хватило. Я закрыл глаза ладонями, успокаивая себя, и стал читать дальше. Но несколько строк из этого документа остались только в моей памяти — думаю, вы догадаетесь почему. Остальные читайте.

«…В тот же день жена вылетела вместе с больным и вернулась только 15 июля. В это время О. Сергеев, заходивший на Мойву с рейдовой группой, также подтвердил, что знает „этот слух“, как и другие инспектора.

В день трагедии директор дал мне по радиосвязи распоряжение отправляться за пятнадцать километров, а жене передать „подготовиться к встрече“. Но это унижение стало последним.

2. Соответствующих показаний я на суде не давал, поскольку не хотел трогать имя жены. Кроме того, адвокат Е. М. Левитан предупредил, что жена может быть привлечена „за подстрекательство к преступлению“.