Зимняя жена (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 13
— Ты не спрашивал, — осклабился Аки, делая шаг ко мне. — А вот твоя маленькая жена…
— Какие у тебя дела с моей женой? — Курх почти рычал. Вены вздулись на его шее, придавая мужу особенно жуткий и непривычный вид.
— С твоей? — Волк засмеялся. — А что ты сделал, чтобы она стала твоей? Просто взял, что предложили?
— Навязали!
Кулак Курха врезался в перила с такой силой, что дом содрогнулся. Дзынь-дзынь! — со звоном падающих сосулек, намерзших за ночь, разбивалась моя счастливая беззаботная жизнь последних дней. Я смотрела расширенными от ужаса глазами, переводя взгляд с одного мужчины на другого, и не узнавала их, не понимала, как они могли произносить столь жестокие слова, глядеть с такой ненавистью. И ветер, холодный, зимний морозил мокрые щеки, и все тепло весны, её солнечных дней и жарких ночей, словно бы враз покинуло тело.
Казалось, между нами что-то сломалось, треснуло, как хрупкий лёд скованного Зимой озёра под ногами, и в ответном взгляде мужа я увидела отголосок собственной боли. И отчаяние.
А потом дух-ворон обратился. Захлопали чёрные крылья, и невесть откуда налетевшая вьюга скрыла моего мужа.
Мы остались вдвоём — Аки и я — посреди внезапно опустевшего крыльца. Мне бы испугаться, но страха не было. Миг, когда Курх исчез, выжег все мои чувства, оставив одну лишь бессильную ярость. И единственный, на кого я могла излить её, стоял сейчас передо мной.
— Ты!!! — закричала я изо всех сил. — Зачем ты пришёл? Зачем ты вообще появился здесь? Ты все испортил!
— Тише, тише, — Аки примирительно вскинул руки. Попытался сделать шаг ко мне, но я попятилась, вжимаясь в дверь.
— Не приближайся! Уходи, и больше никогда не возвращайся! Не хочу тебя видеть!
Аки покорно отступил. Чуть покачал головой, всем своим видом показывая: не говори сгоряча, чтобы не жалеть потом. Но разве после всего, что случилось сейчас, я могла рассуждать здраво?
— Вон!
— Хорошо, ма… Сирим. Я уйду.
Я смотрела, не отрывая взгляда, как он сделал несколько шагов назад, посмотрел мне в глаза несколько долгих мгновений. Мне казалось, я уловила смутное сожаление о случившимся. А затем Аки обернулся волком и растворился в сером тумане.
И тогда я, наконец, позволила себе сползти по стене прямо на холодные доски крыльца и горько, отчаянно и безнадёжно разрыдаться.
В холодном полутемном и пустом доме я бродила серой тенью прежней Сирим.
Из мира словно бы снова пропали все яркие краски. В потоке однообразных бессмысленных дней я не заметила, как и сама Весна растворилась, исчезла, скрылась под слоем грязного мокрого снега, вновь устлавшего двор. Со дня исчезновения Курха зарядил холодный, бесконечный дождь, сменившийся градом и мокрым снегом. И когда в один день я вышла на крыльцо, кутаясь в теплую шаль, и увидела, что все: листья, трава, земля — покрыты тонкой пеленой белого снега, я не удивилась. Какая разница, что творится вокруг, если в душе Зима, если само сердце промерзло так, что его не отогреть весенними лучами.
Диск луны вырос и вновь уменьшился, а Курх так ни разу и не появился. Сначала я ждала. Приводила в порядок дом, готовила и сидела неподвижно, пока не прогорала до конца свеча, погружая комнату во мрак.
Но никто не появлялся, не раздавалось хлопанья крыльев, не слышно было шагов. И я, оставив ужин нетронутым, бесшумно выскальзывала из-за стола и забиралась в кровать, все ещё хранящую запах Курха. Я мечтала скорее заснуть, чтобы с утра найти мужа за привычной работой во дворе, но сон подолгу не приходил. А потом наступал новый день, и все повторялось заново. Я убирала со стола нетронутый ужин и вновь садилась за пустой стол, прижимая к себе так и не отданную Курху рубашку и неотрывно глядя на дверь.
И вот, бесконечные дни спустя, я вдруг осознала: все. Я больше ничего не жду. Не верю, что дверь откроется и на пороге возникнет Курх, разгоряченный от езды или полёта, предвкушающий нашу встречу. И мысль о том, что я навсегда могу остаться здесь, запертая в верхнем мире, без возможности выбраться, вернуться к родным, не напугала меня. Я удивилась тому равнодушию, с которым я восприняла это. Мне казалось, что без Курха все теряет смысл. И если он не вернётся, то разве имеет значение, что я…
Я не успела додумать. Меня скрутило от приступа дурноты столь внезапного, что горшок с тушеным мясом, который я вынула из печи, выпал из враз ослабевших рук. Я едва успела выбежать на крыльцо, как меня вывернуло теми крохами, что я заставила себя съесть за день.
*
Собирая с пола разбитые черепки вперемешку с едой и с трудом сдерживая новые рвотные позывы, я предавалась невеселым размышлениям о своей дальнейшей судьбе. Сомнений быть не могло: я носила ребенка. Я припомнила тошноту, налившиеся тяжестью груди, отсутствие крови в последнюю луну — знаки, которые подавало женщине тело, давая понять, что она в тягости.
И не было рядом того, с кем можно разделить эту радость. Кто подхватил бы на руки, привлек к себе и оберегал зарождающуюся жизнь ото всех бед. Или…
Я вздохнула. Навязанная, ненужная жена.
Лучше бы не было этой Весны, недолгого счастья. Тогда от злых ледяных слов не ударило бы такой обидой.
Это было нечестно. Несправедливо, неправильно, совсем не так, как должно было быть.
К следующей полной луне боль, тяжесть и тошнота стали моими неизменными спутниками. В моей семье большинству женщин тяжело давались вынашивание и роды, и каждая хоть раз да теряла ребёнка. Зима, скудное питание и лихорадки не щадили никого.
Я мечтала о крепком Весеннем малыше, но после ухода Курха боги словно ополчились против Зимней жены. Холодный, пронизывающий ветер сдирал с веток молодую листву, а дождь пополам со снегом превращал деревья за ночь в ледяные изваяния. И ни редкое солнце, ни моё разбитое сердце не могли согреть и вновь оживить землю.
Что там Волк говорил о любви? Как же не хватало её сейчас. Мне, снедаемой постоянной тревогой, ребёнку, беспокойно растущему внутри. Всему живому вокруг нас, что едва успело расцвести и снова погрузилось в бесконечную Зиму.
Курх, как же тебя не хватает! Как же ты нужен мне сейчас!
Я сидела за пустым столом, через силу глотая укрепляющий травяной отвар, рецепт которого запомнила ещё в детстве от матери. Я сама варила ей его, когда она носила моих братьев, и вот теперь настал мой черед.
Внезапный приступ боли скрутил меня. Я ожидала привычной уже тошноты, но вместо этого почувствовала, как тянет, все сильнее и сильнее, живот. Между ног стало мокро. Я провела пальцами по бедрам и увидела розоватую влагу.
Кровь разом ударила мне в голову, застучала барабанами в висках. Первым желанием было упасть на пол, сжаться в комок и завыть от ужаса и боли. Но вцепившись в стол, я заставила себя дышать — вдох, вьдох, вдох — сквозь стиснутые зубы. Паника немного отступила, и я смогла подняться и, держась за стенку, поковылять к двери.
Мне не на кого было надеяться — лишь на богов. И я ухватилась за отчаянную мысль, что может быть меня услышат
— Курх, — голос звучал глухо, надтрестнуто; имя мужа было первым, что я произнесла за долгое время. Я набрала в грудь побольше воздуха и закричала, уже увереннее. — Куууурх! Вернись, прошу тебя! Ты мне нужен!
Туман, серебрящийся в сумерках, поглощал все звуки, безучастный к моим мольбам.
Новый приступ, сильнее предьдущего. По ногам что-то текло, и я молилась, чтобы еще не было поздно. Я опустилась на колени, обхватив руками живот. Я не хотела терять ребёнка, не хотела умирать от потери крови на пороге дома, который уже начала считать своим.
— Курх!
Где же ты?
— Ууу, — мне вторил лишь ветер.
И тогда я решилась на последний отчаянный шаг.
— Аки! Пожалуйста, помоги мне!
Боль накрыла с головой. И сквозь стук крови в ушах, сквозь стиснутые веки, я услышала, почувствовала как кто-то вышел из тумана, бросился ко мне.
— Быстрее! Бери её на руки, только осторожнее. В шубу заверни! — командовал незнакомый мне женский голос. Меня бережно подняли и укутали от носа до пят. Я попыталась поднять голову, но мужчина, держащий меня, лишь фыркнул.