Воины зимы (ЛП) - Слейд Стюарт. Страница 95

Князь усмехнулся.

- Братец, это вооот такое орудие. Сорок сантиметров!

Партизанский командир поднял руки вверх, развёл их сначала примерно на двадцать сантиметров, а потом вдвое больше. Послышались приглушённые восхищённые возгласы. Это, безусловно, отличное орудие. "Царь-пушка", - подумал кто-то из стариков.

- Для того, чтобы стрелять из него, требуется долгое обучение и специальные железнодорожные пути. Оно забрасывает снаряд на пятьдесят километров, а при взрыве расходится сама земля. Это и правда очень большое орудие и очень ценное. Американцы упорно сражались, прислали много самолётов, чтобы помочь ему уйти. Теперь наша очередь. Недалеко от моста гитлеровцы устроили засаду. Численность - остатки батальона панцергренадёров, примерно усиленная рота, с артиллерией и противотанковыми орудиями. Они взорвали пути, поезд будет вынужден остановиться. Порка фашисты не убиты, инженеры не могут восстановить рельсы. Скажу прямо. Расчёт орудия очень хорошо себя показал. Несмотря на то, что они моряки и железнодорожные инженеры, они били фашистов в хвост и в гриву, нанеся им большие потери. Но всё-таки они не солдаты. Эта задача им не по силам. Мои люди - единственные настоящие пехотинцы, а нас осталось всего двадцать человек. Могу ли я рассчитывать, что вы присоединитесь к нам, уничтожите фашистов и покажете американским морякам, на что способны партизаны?

После недолгой тишины вперёд вышел тот самый командир и по-медвежьи облапил Князя.

- Мы с вами, товарищ лейтенант. Давайте определим боевую задачу.

Князь извлёк карту.

- Поезд проходит вот так. Он остановится за горным хребтом, в безопасном месте, и вперёд выдвинутся столько бойцов, сколько можно. Они займут позиции на хребте, прямо напротив расположения фашистов. Мы зайдём с флангов и тыла, пока они таращатся на гору, и атакуем. И тогда мы сможем выгнать...

- Прошу прощения, товарищ лейтенант, но у меня есть срочная новость. Это должны знать все. Американцы только что бомбили логово финских нацистов. Они целиком подожгли Хельсинки. Радио Петрограда передаёт, что они видят зарево прямо из города. Фашисты созывают пожарные команды со всех концов южной Финляндии, чтобы остановить распространения огня, но это бесполезно. Пожары создали огненный шторм, и его ничем нельзя остановить.

Собрание разразилось рукоплесканиями, а Князь ощутил, как партизаны дружно хлопают его по спине и по плечам. Рядом не было американцев, чтобы похвала досталась и им, но они были с ними, и этого достаточно.

- Да, товарищ лейтенант, мы поможем американцам спасти орудие. Весь город сожгли? Очень хорошо, очень.

Где-то в Женеве

- Эй, ты мог бы, по крайней мере, дать мне подушку, - возмущённо крикнула Играт. Она, конечно, паниковала, но отсекла эти мысли, сосредоточившись на практической задаче. Требовалось выиграть время, чтобы Генри и Ахиллия могли отыскать её.

Она сидела на старомодном деревянном стуле. Её запястья были привязаны с спинке сзади, а лодыжки к ножкам стула. Проверенная временем методика допроса - усадить её лицом к столу с несколькими развёрнутыми на неё светильниками. Блестящие лампочки светили прямо ей в глаза. Всё остальное она видела очень слабо, и различала только неясные силуэты двух мужчин. У одного из них был очень тяжелый немецкий акцент. Другой всё время молчал. Он расстегнул её блузку и как школьник, неловко и грубо потискал грудь. Играт заметила, что его руки дрожали, когда он возился с пуговицами.

Она посмотрела на его тень и постаралась вложить в голос как можно больше сочувствия.

- У тебя ведь нет большого опыта общения с женщинами?

Молчун от возмущения зашипел. Его кулак вылетел из темноты и ударил её в лицо. Она провела языком по губам, отметив солёный вкус крови.

- Откуда у тебя эти документы? Отвечай, - спросили на немецком.

- Хочешь, чтобы я с тобой поговорила? Хорошо, - Играт посмотрел на тень Молчуна. - Ты бьешь, как девчонка. Подходит? И судя по тому, как выглядят твои штаны, тебе не мешает отлить.

На этот раз удар достиг цели. Перед глазами Играт всё поплыло яркими вспышками и вращающимися кружочками. Когда они рассеялись, зрение исказилось. Она ощутила, как глаз с той стороны опухает и заплывает. Снова заговорил немецкий голос.

- Скажи, что на нужно, иначе когда мы закончим, тебя собственная мать не узнает.

- Она всё равно не узнала бы меня. Она выбросила меня в помойку возле борделя, едва я родилась. Что, - подумала Играт, - чистая правда, но сомневаюсь, что два этих придурка хотят услышать именно это. Снова начала подниматься паника. Она безжалостно подавил её.

И точно. Наградой ей был очередной шквал ударов, несколько в полную силу, остальные оплеухами. Она почувствовала, как кровотечение во рту усилилось, и дала окровавленной слюне потечь из уголка губ. Её так и подмывало плюнуть в мужчин, но она сдержалась. Для подобной дерзости время наступит позже, когда шансы выжить исчезнут.

Немецкий голос закричал:

- Что в портфеле?

- Бутерброды. Еда в поезде ужасная, поэтому я взяла перекус с собой.

- Тебе ещё вмазать? - в его голосе звучали настойчивость и похоть. Он искал предлог причинить ей боль. И это напугало Играт больше, чем побои.

- Ну посмотри, если мне не веришь, - её искренне раздражал этот трагифарс. Она говорит правду, и эти придурки ей не верят.

- А он заминирован, и мы все взлетим на воздух, верно?

В этот миг её ум перехватил способ построения фразы. Как рыба реагирует на наживку. Она как раз думала, что немецкий акцент слишком тяжелый, чтобы быть настоящим. Ну здравствуй, коллаборционист-американец.

- Вместе со мной? Не кажись большим дураком, чем есть.

Он поколебался пару секунд и открыл портфель. Внутри были три газетных свёртка, издававших узнаваемый аромат салями и сыра.

- Итак, где бумаги и где ты их получила?

- Понятия не имею. Бутерброды из гастронома на улице Анри Фази. Моему боссу нравится лимбургский сыр, но я не его терпеть не могу. Обойдётся швейцарским.

В ответ её ударили по-настоящему. Она почувствовала хруст, носоглотка заполнилась кровью. Фыркнув, Играт попыталась продышаться.

- Посмотри, что ты наделал. Это же шёлк! С него кровь не отстирывается. Представляешь, сколько денег при придётся отвалить за новую блузку? Ни монетки, вообще-то. Если я не смогу выцыганить хоть немного парашютного шёлка, значит, потеряла квалификацию.

На этот раз оба мужчины пришли в бешенство. Стол скрежетнул. Играт вновь пришлось подавлять слепую панику.

- Последний шанс. Откуда ты получаешь сведения?

- Какие сведения?

Играт задохнулась от удара сдвоенной цепью поперёк груди. Дышать стало больно. Ну вот, ребро сломали. Она закашляла, разбрызгивая кровь. Цепь вновь хлестнула её, охватывая грудь. Играт ожидала ещё один удар, но вместо этого что-то тяжёлое ударило по почкам. Боль была мучительной. Крик со сломанным ребром удвоил её муки. Зрение начало сереть. Играт решила, что умирает.

В этот момент дверь взорвалась. Ей приходилось видеть, как Ахиллия вышибает двери, но с изнанки - ни разу. Полотно просто разлетелось в щепки, только в замке и петлях остались висеть обломки. Обычно Ахиллия приземлялась на левую ногу и бросалась в рукопашную, но сейчас она распласталась на полу. За ней следовал Генри МакКарти, двигаясь ужасающе стремительно для старика. Его правая рука буквально размылась. Три выстрела, крошечная, почти незаметная пауза, и ещё три.

Когда к ней вернулась способность понимать происходящее, Немец и Молчун уже лежали. За спиной Генри кто-то включил верхний свет. Ахиллия подошла к столу и отвернула лампы в сторону. Но дышать всё ещё было невыносимо больно.

- Генри, вызови скорую. Дело плохо.

- Они уже едут. Бранвен позвонила им сразу, как только вычислила место и поехала за такси. Благодари богов, что Локи постоянно держал её на подхвате. Он сказал, что устроит тут бойню, если всё обернётся неудачно.