На улице Мира (СИ) - Лавринович Ася. Страница 25
– Нет, я сама приготовила, – смущенно ответила Катерина.
Я кивнула, мол, давай свой суп, и уселась за стол. Честно сказать, после спектакля и заварушки на школьном дворе, жутко разыгрался аппетит.
Катерина забавно мельтешила по кухне. Что за суп она могла приготовить? Из пакетика? Но когда брюнетка поставила передо мной тарелку дымящегося душистого супа с фасолью, у меня слюнки потекли. Зачерпнув ложкой и предварительно подув, осторожно попробовала. Удивительно, но суп был даже вкуснее, чем у Софьи Николаевны и тети Оли, мамы Третьяковых. Да что там говорить, я в жизни такой вкусноты не ела!
Видимо, у Катерины это блюдо было коронным, потому как она замерла в ожидании вердикта.
– Ну как? – все-таки спросила она, поняв, что я не собираюсь рассыпаться в комплиментах.
– Сойдет, – сказала я и продолжила есть молча. Не знаю, почему я не похвалила суп Катерины. Он и правда получился отменным. Но меня почему-то дико раздражало присутствие этой муклы в нашем доме. Особенно после того, как ее фотографии выложили в школьном «Подслушано». А еще меня не покидало чувство, будто брюнетка все время пытается мне угодить, что тоже немного бесило.
Так и сидели молча. Я нарочно громко звякала ложкой по тарелке, а Катерина гипнотизировала столешницу, но не думала уходить. Когда я практически доела, брюнетка сказала:
– Оставь тарелку, я помою.
– Я и сама могу помыть за собой посуду, – тут же насупилась я.
Мытье тарелок – не самое любимое занятие, но мысль, что Катерина тут начнет хозяйничать, мне не нравилась.
Тогда брюнетка поднялась из-за стола и направилась к шкафчику, где у нас хранились медикаменты. Сначала я хотела возмутиться, что она здесь все шкафы облазила, но потом вспомнила, как сама при Катерине доставала аптечку и искала жаропонижающее, когда отец болел.
– Отлично, все необходимое есть! – обрадовалась Катерина.
– Что ты хочешь делать? – насторожилась я.
– Обработать тебе ссадину.
Я было дернулась встать из-за стола, но брюнетка вдруг прикрикнула:
– Сидеть! – А потом тише добавила: – Не бойся, больно не будет.
Катерина аккуратно обрабатывала мне ссадину, а я время от времени лишь морщилась, стараясь особо не пялиться на лицо брюнетки. Но все-таки успела разглядеть, что у нее очень необычные глаза. До этого мы оба раза встречались только в вечернее время, и мне казалось, что Катерина обладает карими глазами. Но при дневном свете они оказались ореховыми с окрашенной внутри в желтый цвет радужкой.
– Отец говорил, что ты президент ученического совета в твоей элитной гимназии… – начала Катерина.
– Так и есть, – сдержанно отозвалась я. – Только она у меня не элитная. Гимназия как гимназия. Пошла в ту, что ближе всего к дому.
Катерина как-то странно усмехнулась и продолжила:
– Думала, ты вся такая важная припевочка, а ты оказалась нормальной девчонкой. И в драку, если что, полезешь.
– А я думала, у тебя губы накачанные. И зубы вставные.
– Нет, у меня все свое, – широко улыбнулась девушка. Мой тон ничуть ее не обижал. – Ты вообще в курсе, сколько виниры стоят? Мне они не по зубам, – скаламбурила Катерина и взяла новый чистый ватный диск.
– Ай! – поморщилась я. – Щиплет! По-твоему, лезть в драку для девчонки – это нормально?
Сама-то я такие методы точно не разделяла. И если бы не Ирка…
– По-моему, это в пределах нормы, – беспечно пожала плечами Катерина. – Я в школе несколько раз дралась.
– Я почему-то не удивлена, – не удержалась я от колкости. – С кем дралась? С парнями или девчонками?
– Чаще всего с родителями, – ответила Катерина, взглянув мне в глаза.
На мгновение я смутилась, стало не по себе. Но все-таки выдержала взгляд брюнетки и постаралась придать голосу максимум равнодушия.
– Весело у вас было.
– Ты даже не представляешь себе, насколько, – согласилась Катерина. – Мои родители последние пьяницы, даже говорить о них не хочу.
Будто кто-то ее заставлял рассказывать о своей семье. Я тоже не горела желанием вести беседу о родителях-пьяницах этой девицы, которая, возможно, в скором времени переберется в наш дом и станет моей мачехой.
– Да, не всем везет родиться в золотой люльке, – вздохнула брюнетка. – Зато отличный урок на всю жизнь. Я решила, что ни за то не повторю участи своих родителей. Хочу выбиться в люди.
– Танцевать на барной стойке – это выбиться в люди? – снова не сдержалась я. Возможно, мой вопрос прозвучал резко. Но всякий раз при воспоминании о работе Катерины, перед глазами вставал этот позорный коллаж, над которым потешались одноклассники.
– Ничем непристойным я не занималась, – жестко сказала Катерина. – Я ведь тебе уже говорила об этом. Все в рамках приличий. Мне с детства нравилось танцевать, но школу искусств я посещать не могла. Я самоучка. Хотела поступать, но…
– Но не поступила. Ты уже говорила, – перебив, напомнила я.
Катерина, закончив, убрала вату и перекись обратно в аптечку и отошла к шкафчикам.
– Тяжело работать в том месте, к которому у тебя душа не лежит, – обиженным голосом сказала брюнетка. – А еще тяжелее, когда рушатся твои мечты.
Катерина замолчала. Я тоже ничего не говорила. Вскоре мне надоела эта затянувшаяся неловкая пауза, поэтому я все-таки признала:
– Суп был вкусным.
Катерина обернулась и просияла. Какая отходчивая!
– Я училась в техникуме пищевой промышленности. И у меня по щам всегда были пятерки, – процитировала она Тосю Кислицыну из «Девчат».
Катерина так искреннее обрадовалась моей похвале, что я не удержалась и улыбнулась ей в ответ.
Брюнетка все-таки взяла со стола мою пустую тарелку и понесла ее к раковине.
– Ты бы могла работать по профессии и стать классным поваром, – сказала я.
– Я ненавидела техникум, – возразила Катерина. – Пошла туда учиться, потому что к дому ближе всего. Как ты в свою элитную гимназию.
Мне показалось, что произнесла она это с издевкой.
– Вы с папой куда-то сегодня идете?
Я спросила это буднично, меня давно не задевало, что отец не уделяет мне время. Привыкла. Перевела тему разговора лишь потому, что надоело слушать о разбитых мечтах Катерины. Но брюнетка повернулась ко мне с таким жалостливым видом, что мне стало не по себе. Видимо, она решила, что я так сильно ревную папу, что никуда его не отпущу… Будто он спрашивает моего разрешения.
– Да, мы идем ужинать. Вера, твой отец тебя очень любит. И из-за того, что у него теперь есть я, он не станет относиться к тебе как-то по-другому. Просто мужчины обычно более сдержанные в проявлении эмоций, и если тебе кажется, что он холоден…
– К тебе он тоже холоден?
– При чем тут я? Я – совсем другое! – возразила Катерина. – Поверь, тебе очень повезло жить так, как ты живешь сейчас. Сыта, одета, обута… Вот мои родители живы, но для меня уже давным-давно мертвы. Это так страшно. Вряд ли ты меня поймешь…
Она отвернулась и принялась греметь грязной посудой. По-хорошему, мне нужно было уйти в свою комнату, но я почему-то оставалась сидеть на месте, наблюдая за каждым движением Катерины. В ту секунду испытала странное состояние дежавю. Конечно, Катерина была совершенно другой, но сейчас она совершила такой привычный маршрут от раковины к шкафчику, так же протерла тарелку полотенцем и так же, как и мама, нервным движением убрала выбившуюся прядь за ухо… Господи, ну почему она свалилась на наши головы?
- Мои родители тоже живы, но их будто нет, - сказала я, поднимаясь из-за стола. – И всё эти «сыта, одета, обута» не делают меня намного счастливее. Ты права, вряд ли мы друг друга поймём.
Жалостливый вид брюнетки стал ещё больше раздражать.
- Вера, всё будет хорошо! – выкрикнула мне вслед Катерина, когда я вышла из кухни. – Счастье всё равно придёт!
Глава десятая