Сердце умирает медленно (СИ) - Сокол Елена. Страница 3

— Оу… — Теперь я, наконец, поняла, куда он клонит. Отчетливо увидела это в его глазах, таких искренних и добрых. — Так ты… в этом смысле…

«Нет, сердечко, не разгоняйся так быстро… Не нужно…»

— Ты мне нравишься, Эмили. Все из-за этого. Я здесь из-за этого.

— Но… — Бросив опасливый взгляд на открытую дверь, я закусила губу. Парень ждал от меня какого-то ответа, но какого? Что он хотел от обреченной на смерть девчонки, когда вокруг так много здоровых и полных жизни? — Это неправильно, Райан. Ты ведь знаешь, я не… я не…

— Я тебе не нравлюсь? — Спросил так хитренько, словно знал, что не смогу ответить «нет».

— Не в этом дело…

— Так в чем?

Я захлопала глазами.

— А Шейла?

— Что Шейла?

У меня пересохло в горле.

— Я думала, вы с ней…

Райан вытаращил глаза, а затем громко рассмеялся.

— Мы? Не-е-ет! — Его обаяние лишало меня силы воли.

— Но ведь ты ей нравишься… — Попробовала сопротивляться я.

— И?

«Боже, ну как ему сказать, что я не разбираюсь во всей этой фигне с дружбой, любовью, свиданиями, и не понимаю, как все это у нормальных людей делается?»

— Она сказала, что ты провожал ее пару раз.

— И что с того? По-дружески. Она ведь твоя подруга, не так ли?

— Да. Но… — Пожала плечами. — Шейла думает, что нравится тебе.

Он перевернулся на спину и снова плюхнулся рядом со мной.

— А мне нравишься ты.

— Кхм… — Слова застряли у меня в горле.

Со стороны коридора послышались шаги, и Райан тот час подскочил и сел в метре от меня.

— Все хорошо? — На пороге возникла мама.

После двух бессонных ночей, с темными кругами под глазами и растрескавшимися губами она выглядела старше обычного.

— Да, миссис Уилсон, мы как раз обсуждаем наше будущее. — Заметив, как непроизвольно дернулась у нее челюсть, Райан поправился: — Университет, колледж, пересадка сердца, ну, знаете… все, что беспокоит современного подростка.

— А-а… — Недовольно поджала губы она.

Если бы не впитанная с молоком матери вежливость, мамочка с удовольствием обозвала бы его клоуном.

— Все хорошо, мам.

— Угу. — Она нехотя развернулась.

— Так как там поживает лист ожидания? — Поинтересовался Райан, когда мама вышла, оставив нас наедине.

Он имел в виду очередь на донорский орган.

— Движется потихоньку…

Мне не хотелось огорчать его тем, что тысячи человек по всему миру умирают ежегодно, так и не получив заветное сердце. А уж мои шансы в этой толпе желающих выжить кажутся и вовсе ничтожными.

— Тогда… — Райан потянул на себя сумку и стал по очереди доставать из нее тетради. — Покажу тебе, чем я сегодня хотел заняться.

Я наблюдала за каждым его движением с особым интересом и радовалась, что парень не смотрит сейчас на меня. Потому что мне на него смотреть было трудно. Очень. Ведь он красивый. Даже больше, чем просто красивый. Он живой и настоящий.

— Ничего, если я разложу карандаши прямо на твоей постели? — Продолжая рыться в сумке, поинтересовался он.

Я быстро перевела взгляд на свои руки. Тощие кривые пальцы, выпирающие венки, бледно желтоватая кожа в тусклом свете ламп. «Пусть Райан отвернется и не смотрит на меня, а то становится еще тяжелее дышать».

— Ничего. — Ответила.

А сама подумала: «Что означал наш разговор? И кто мы теперь друг другу? Мы встречаемся? Нет. Не-е-ет. Наверное, это так не бывает. Это должно быть как-то по-другому. В фильмах все выглядит проще: герои не договариваются, кем они приходятся друг другу. Они просто целуются. И просто делаются очень счастливыми от этого. Но я так не хочу. Поцелуй меня точно доконает. И встречаться с Райаном тоже не хочу. Глупо это, и ни к чему не приведет. Нет, это точно не вариант».

[1] Кросс-Фелл — гора, являющаяся наивысшей точкой Северных Пеннинских гор, Великобритания

Глава 3

Райану пришло письмо из Дарема. Его зачислили.

Но об этом он мне еще не говорил. Его мама проболталась. Прибежала к моей, вся такая счастливая, сияющая. Они отослали документы несколько недель назад, сразу, как стали известны результаты итоговых тестов. Это было еще до того, как Райан решил туда не ездить. И его родители о его решении явно не подозревали.

Я видела это по тому, как держалась миссис Джонс, сидя за столиком во дворе нашего дома. Они с мамой пили чай на свежем воздухе, пользуясь тем, что весенняя погода давала городу передышку от затяжных дождей, и без умолку болтали. Мне пришлось встать с кровати, чтобы видеть их через окно. Не было слышно ни слова, но по тому, как горели глаза его матери, когда она размахивала письмом из университета, и по ее широкой улыбке, можно было догадаться, что давняя мечта дать сыну достойное образование была на пороге исполнения.

Приникнув носом к стеклу, я наблюдала за ними. Женщины сидели друг напротив друга. Худощавая миссис Джонс, прямо державшая спину и манерно оттопыривающая мизинчик за распитием чая. И усталая, с поседевшими, наспех убранными в хвост волосами, моя мать, кажущаяся не в меру располневшей на фоне худобы своей собеседницы. Такие разные. Никогда не ставшие бы приятельницами, не будь они соседями по улице, и не дружи их дети.

Но, похоже, это общение приносило маме хоть какую-то отдушину на фоне постоянных переживаний. Она улыбалась, слушая рассказы миссис Джонс, и кивала, поэтому я была относительно за нее спокойна. Хотя и понимала, как тяжело, наверное, ей слышать об успехах Райана и осознавать, что ее дочери не доступны даже простые радости взросления, такие как пешие прогулки, не то, что учеба или планы на будущее.

Я отошла от окна и прилегла на постель. Обвела взглядом розовые обои, призванные поднимать мне настроение своим озорным девчачьим стилем, светло-зеленые занавески с рюшами, разноцветные горшочки на подоконнике и устало закрыла глаза.

Интересно. То, что я задумала проделать… как оно отразится на моем здоровье? Что я буду чувствовать? И так ли сильно хочу того, что планирую сделать?

В худшем случае, умру на несколько дней-недель-месяцев раньше того срока, который мне отмерен. В лучшем — попаду в больницу в тяжелом состоянии. Где тоже, вероятно, умру. Потому что, даже если мне станет хуже, и я поднимусь в листе ожидания, это не означает, что для меня найдется сердце.

Каждый день кто-то умирает, не дождавшись донорского органа. Потому что, чтобы кто-то жил, кто-то другой должен умереть, а его родственники должны дать согласие на изъятие. Слишком много условий, слишком мало времени.

Нет, не подумайте. Я не задумала чего-то противозаконного. Всего лишь то, чего хочет каждая смертельно больная девочка моего возраста. Хотя бы недолго побыть нормальной и не думать о приближении конца. Хотя бы сделать вид.

Хотя бы раз не думать о последствиях и насладиться одним единственным мигом своей нормальности.

Это сумасбродно. Опасно. Неразумно.

Знаю.

Но таков мой выбор.

— Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм? — Предложила мама.

— Давай. — Я постаралась выдавить очень правдоподобную улыбку.

Она поерзала в кресле:

— Комедию? Мелодраму?

— Выбирай сама.

Было ошибкой так говорить. Они с папой тут же переглянулись.

— Ну, в смысле… — Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться еще раз. — Не могу решить. И то, и другое было бы замечательно.

— Тогда пощелкаем по каналам. — Тихо сказала мать, продолжая сверлить меня взволнованным взглядом.

Ей очень нужно было знать, сильно ли я расстроена, что не могу присутствовать на выпускном. И пусть к ребятам, которые сегодня прощались со школой, я имела весьма опосредованное отношение, но многие из них меня помнили, а некоторые даже интересовались, смогу ли прийти на торжество. Если быть точной, двенадцать — столько сообщений с вопросами я получила на прошлой неделе.

— Тебе не холодно? — Отец потянулся, чтобы подоткнуть мне одеяло.