Сердце умирает медленно (СИ) - Сокол Елена. Страница 4
— Нет.
Он укрыл мои ноги, поправил подушку и, решив, что мать не заметит, быстро глянул на часы.
— Спасибо, — произнесла я.
Папа кивнул.
— Чарльз, — строгим тоном обратилась к нему мать, — если ты куда-то торопишься, то мы тебя не держим.
Он тут же потупил взор:
— Я никуда не тороплюсь.
Мама открыла рот, чтобы в очередной раз выплеснуть на него свои обиды, но, заметив мольбу в моем взгляде, тут же закрыла и отвернулась.
Я считала минуты до того момента, когда можно будет, сославшись на привычную усталость, отправиться спать.
Сообщение от Райана пришло, когда мое волнение уже достигло предела. Телефон находился в беззвучном режиме, поэтому я, сидя на кровати в полной темноте, просто гипнотизировала глазами черный экран. Где-то за окном, вдали, послышался ровный шум двигателя, затем дисплей зажегся светом: «Я на месте».
А, значит, отступать было поздно.
Зажав смартфон в руке, я медленно поднялась с постели. Выровнять дыхание не получалось. Сердце в груди прыгало так отчаянно быстро, что сильно кружилась голова. Взяв свободной рукой туфли, я босиком, крайне медленно и осторожно прокралась в коридор и направилась к кухне. Отец спал на втором этаже, он не мог услышать моих шагов, но мама лежала на диване в гостиной. Она всегда так делала, чтобы быть ближе ко мне и суметь прийти на помощь в любой момент.
Я двигалась вдоль стены, ощущая невероятную слабость. Мой безумный план, больше походивший на попытку самоубийства, чем на попытку побыть хоть недолго нормальной, могло сорвать в этот момент все, что угодно: от скрипнувшей внезапно половицы до нарастающего гула в моих собственных ушах.
Только подумайте, я собиралась покинуть дом на целую ночь!
И только сейчас ясно понимала, насколько идея на самом деле была дикой и опасной. Обычно мне и во внутренний-то дворик тяжело было выйти, а тут — поездка на выпускной. Теперь прибавьте ко всему этому невероятное волнение, страх, тревогу. И что получим? Меня — на грани потери сознания, бледной тенью в темноте кухни пошатывающуюся в сторону двери.
Стараясь не выронить туфли, из последних сил я повернула замок и нажала на ручку. Свежий ночной воздух ударил в нос, защекотал ноздри запахом влаги и свежескошенной травы. Мягкий свет фонаря скользнул по моему лицу и заставил зажмуриться.
— Ой, прости, — прошептал Райан, спешно отводя фонарик от моего лица. — Думал, эта штука пригодится. Мне еще никогда не приходилось врываться в чей-то дом в полночь с черного хода!
Почувствовала, как его сильные руки подхватили меня под локоть.
«Безумие, чистейшее безумие!» — кричал мой разум, когда я переступила порог и оказалась на улице.
— Первый раз вижу тебя в платье, — хрипло сказал Райан, прикрыв за мной дверь. Он взял меня под руку и повел по узкой дорожке. — Ты сегодня очень красивая, Эмили.
— Спасибо, — я смущенно опустила взгляд.
Ступала по холодным камням осторожно. Дышать становилось все труднее. Наверное, так чувствует себя атлет, пробежавший марафон. Грудь давит, она высоко вздымается, вздохнуть практически невозможно, но ты все равно открываешь рот, чтобы протолкнуть воздух в легкие. А через несколько секунд уже дышишь так глубоко и так часто, что не можешь отдышаться. Сердце колотится, большое и тяжелое, по лбу сбегает пот, перед глазами плывет.
— Давай свою обувь. — Парень забрал из моей руки туфли.
А мне хотелось отдать ему и телефон тоже. Не была уверена, что не выроню его в следующий момент и не разобью об асфальт. Но сдержалась. Только сжала крепче в кулаке. Так крепко, насколько хватало сил моим дрожавшим пальцам. Не хотелось подавать вида, что мне плохо, чтобы не напугать Райана еще сильнее.
Говорят, что обычный здоровый человек не чувствует своих внутренних органов, пока они не заболят. Свое же сердце я чувствовала всегда. Еще в детстве, лежа на кровати, могла слышать его стук, отдающийся толчками в венах, а при малейшей нагрузке начинало казаться, что оно рвется из груди все настойчивее, все больнее толкается, гудит и даже бьет набатом.
— Карета подана. — Райан открыл мне дверцу автомобиля своего отца, который был припаркован в тени дерева через дорогу от моего дома. — Прошу.
— Благодарю, — тихо пробормотала я, опускаясь на сидение.
Дверца почти бесшумно закрылась. Пока Райан обходил машину, я бросила взволнованный взгляд на окна. В доме по-прежнему было темно и тихо. Это хорошо. Здесь, полулежа на сидении автомобиля, можно было немного перевести дух и прийти в себя.
«Всего один танец, мне больше ничего и не нужно. Ради такого можно и потерпеть. Да, сердечко? Мы же потерпим?» — я отложила телефон на специальную полочку на приборной панели и положила холодную ладонь на грудь, мысленно призывая бешено скачущее сердце успокоиться хотя бы ненадолго.
— Ваши туфельки, Золушка. — Сев на место водителя, Райан нагнулся и поставил мне под ноги мою обувь. Бережно придерживая за лодыжки, помог моим ступням устроиться внутри туфель. — Готова? — Спросил, приподнимаясь и забавным движением сдувая пряди волос со своего лица.
— Вроде. — Улыбнулась я, все еще тяжело дыша.
Говорить получалось с трудом.
— Тогда в путь. К прекрасному замку. — Оглянувшись на дом, он завел мотор. Тот, в отличие от двигателя, бьющегося у меня в груди, работал ровно и четко, не шумел и не грохал на всю улицу.
— Спасибо, Райан, — облизнув сухие губы, уже чуть громче сказала я.
Парень кивнул.
Мне просто хотелось сказать Райану о своей благодарности заранее. Хотелось, чтобы он знал, что делает для меня нечто особенное и значимое, на что никто другой никогда бы не отважился.
Автомобиль тронулся с места и понес нас по ночной улице.
Друг бросил на меня беспокойный взгляд и улыбнулся. Меня не тревожило, как я в этот момент выглядела в платье, позаимствованном у Шейлы, в неудобных маминых туфлях, без косметики и без прически, с распущенными прямыми волосами, спутанными, сухими и чересчур тонкими. Мне был важен вот этот самый момент, когда я делала что-то очень неправильное, возможно, последнее в своей жизни, но это было так безрассудно прекрасно.
Салон, наполненный терпким запахом мужского парфюма. Ветер, врывающийся в небольшое отверстие над не до конца прикрытым стеклом. Джаз, тихо льющийся из динамика и заглушающий уханье моего сердца. И мальчик, который ни за что не должен был обратить внимания на такую, как я, но почему-то обратил.
И на душе впервые за последние несколько лет стало так спокойно и легко, что ускользающее время, отмеренного мне земного пути, больше не казалось чем-то несправедливым и жестоким. Одно это яркое мгновение стоило всех тяжких лет борьбы с недугом, всех операций, череды бесконечных госпитализаций, уколов, капельниц, процедур и долгих-долгих часов забвения на постели со взглядом, направленным в невыносимо белый потолок.
А потом был большой шикарный зал, увитый шарами и наполненный грохочущий музыкой, куда Райан ввел меня, держа под руку. Там были десятки знакомых и незнакомых ребят, каждый из которых спешил поприветствовать меня и перекинуться хотя бы парой слов. Красивые наряды, сверкающие улыбки, круговорот объятий и куча вопросов, о том, как мне удалось присутствовать на этом, по сути чужом, празднике. Кажется, я даже видела кого-то из родителей этих выпускников. Они тревожно оглядывали меня, шептались друг с другом и искали глазами кого-то из взрослых сопровождающих, которые должны были быть рядом со мной на мероприятии.
— Можно вас пригласить? — Голос Райана вывел меня из состояния шока.
Его ладонь нежно коснулась моей, пальцы сжали руку, и он осторожно притянул меня к себе. Взглянув испуганно в его серые глаза, полные обожания и трепета, я благодарно оперлась на его плечо и позволила закружить себя в танце.
Если это можно было так назвать. Райан просто придерживал меня, не давая потерять сознание, устроил мою голову у себя на плече и стал плавно покачивать, своим спокойствием снимая напряжение и успокаивая настоящий ураган в моей груди. Подозреваю, он чувствовал, как неровно колотится мое сердце, отдаваясь толчками ему в ребра. Видел чудовищную слабость, охватившую мое тело, и разливающуюся по коже смертельную синеву.