Нана (СИ) - Сокол Елена. Страница 23

Глянул на часы. Покрутил перед глазами коробку с купленными наушниками. Тяжело вздохнул.

Леманн младший меня точно убьет. Тут даже к бабке не ходи. Слушать не захочет.

Но к кому я мог еще обратиться, если не к человеку, похожему на меня, как две капли воды? Будет отказываться, но, в конце-то концов, все равно согласится. Он ведь такой. Побесится, но уступит все равно. Всегда уступал мне.

Всего-то и нужно: прикинуться мной, поговорить с ней, вручить наушники, выболтать номер телефона или переназначить свидание на другой день. Ерунда. Вот просто как два пальца об асфальт.

Илья

Почему я согласился выступить под именем брата в финальном заезде? Да потому что хотел этого. Не обидно ли было мне, что все лавры достались ему? Конечно же, нет.

Ведь Он-то знал, что только Я мог в нем победить. И победил. И мне тогда казалось, что это убавит количество его понтов, умерит самолюбование, но вышло как раз наоборот. Кирилл с удовольствием принимал поздравления и гордо поднимал над головой заветный кубок. И единственным, что вызывало теперь его раздражение, был факт, что кто-то в мире знает о его обмане. И этим кто-то снова был я, что неумолимо отдаляло нас друг от друга.

Вот и сейчас он стоял, навалившись плечом на ограждение и не боясь запачкать белоснежную футболку. Смотрел на меня привычно хмуро, как смотрят утром на собственное отражение. Недовольно разглядывая каждую деталь лица, словно придираясь, ища недостатки. Но при этом натянул дежурную улыбку, которая должна была обозначать в его понимании радушие.

Остановился подле него, заглушил мотор, слез, поставил байк на подножку, снял маску и шлем. Втянув жадно запах пыли, адреналина и выхлопных газов, повернулся к брату и протянул руку. Рукопожатие вышло крепким. Но в нем явственно ощущался какой-то непривычный доселе холод. Мы больше не были сросшимися деревьями с переплетающимися ветвями, у нас не было одного на двоих сердца, мы не дышали одновременно в такт друг другу. Нас что-то словно разъединило насильно. Или кто-то.

Один из нас.

Или сразу оба.

И от понимания этого странно ухнуло в животе, незаживающей раной ковырнуло в самое сердце. Будто дали под дых. Это так больно, точно я вдруг потерял часть себя.

Мы были вместе всегда.

Рядом в мамином животе. Щека к щеке, как на том старом выцветшем снимке с УЗИ. Рядом на диване под толстым одеялом. Уставшие и отрубившиеся, едва только мама запела нам колыбельную. Спящие бок о бок, потому что так теплее, и держащие друг друга за пальцы — так привычнее и спокойнее.

Рядом у батареи на полу, плечом к плечу, когда ее однажды вдруг не стало. Всхлипывающие, растерянные, отчаявшиеся. Рядом с ее холодным телом на кровати утром. Слушающие крики и топот смятенных соседей, пытающихся дозвониться в скорую. Напрасно. Ведь она была мертва уже давно — мы нашли ее уже окоченевшей.

Лежала, словно продолжала мирно спать. Не видела снов. Не дышала. Синяя. Умиротворенная, точно пару секунд назад закрыла веки. Но они больше не дрожали, грудь не вздымалась от ровного дыхания, руки были ледяными. Сердце не билось. Просто остановилось, и все. Точно отработало свой положенный срок. Все. Тишина. Ее больше не было.

А мы были рядом. Нам было всего восемь лет. Держались друг за друга, и не думали, что когда-то сможем отпустить. Были единым целым. Либо так, либо никак. Все и всегда вместе, во всем согласны друг с другом. Обо всем могли друг другу рассказать. Вся жизнь одна на двоих. Плечом к плечу. Точно приклеенные. Сросшиеся. Неделимые. Мы.

Которых больше почему-то не было. Почему?

— Привет! — Быстрее отпустил мою руку.

Неловкость. Странная, сквозящая холодом и отчужденностью. Непривычная, но все чаще мелькающая меж нами.

— Привет. — С неудовольствием отметил, что он даже рад тому, что белая футболка спасла его от вынужденных объятий с грязным, вспотевшим мной. — Соскучился по кроссу? М? Не хочешь прокатиться? — Спросил его привычно, а выглядело, будто надавил на больную мозоль.

Кирилл посмотрел на меня так, словно это я его лишил любимого дела. Словно я заставил тогда отказаться от гонок. Хмыкнул, пряча за улыбкой раздражение и досаду.

— Не сегодня. — Опустил взгляд, постукивая по ноге какой-то коробкой. — Есть дела поважнее.

Да уж точно. Это я, дебил, второй раз за день наматываю круги на трассе, пытаясь привести себя в чувство. Которая уже ночь без сна. Полон решимости пойти и наделать глупостей от непреодолимого желания заговорить с девушкой, которая лишила меня покоя и сна. О которой ничего толком и не знаю. Да что там — совсем ничего, кроме того, как она выглядит. И того, что она реально светится. Точно солнышко в дождливый день. Удивительная. Необыкновенная.

— Какие дела? — Поинтересовался, вздохнув. — Думал, мы с тобой будем вещи перевозить в новую квартиру.

Брат медленно поднял на меня глаза:

— Да… Никакие. Нужно немного денег заработать. — Отмахнулся. — Не хочу в этой дыре жить. — Наморщил нос. — Ты хочешь — живи, я — не стану.

Вот и нет больше никакого «мы». Пора бы и мне повзрослеть.

— Все еще на Олеську злишься? — Усмехнулся я.

— Да. Ловко она папашу развела. — Тряхнул головой, и этот жест мне что-то напомнил. Точно. Совсем как Левицкий, еще и сплюнул смачно на землю. Перенимал потихоньку все его повадки. — И покупателей на дом быстро нашла. А нам теперь съезжать в эту…

Сжал губы, чтоб не выругаться.

— Нормальную я нашел квартиру, не выеживайся.

Кир шумно выдохнул:

— Халупа! Самая настоящая!

Надежда, что мы проведем вечер вместе, таская коробки и непринужденно общаясь, как бывало когда-то раньше, окончательно растаяла.

— Да ну тебя в задницу. — Я снял перчатки и бросил их в шлем. — Сейчас помоюсь и сам поеду перевозить вещи.

— Погоди. — Не дал мне развернуться и уйти.

Точно. Зачем-то же он приперся сюда?

Я обернулся.

— М?

— Ты что сейчас делаешь? Часа через полтора? — Теперь брат казался чересчур возбужденным, будто задумал что-то.

Я поднял руку, чтобы взглянуть на часы, но рукав пыльной джерси моментально напомнил о том, что все личные вещи остались в фургоне.

— Перевезу свои шмотки. Завтра… некогда будет, у меня…

Важное дело. Я пойду в кафе.

— Опять на свою бабенку будешь пялиться? — Заржал брат, но, заметив мой взгляд из-под нахмуренных бровей, тут же прикусил язык. Зря я ему все рассказал. — Ладно, прости. Просто считаю, сейчас тебе самое время вспомнить о том, что природа наградила тебя яйцами. Подойти к ней и сказать, как есть. Мужик ты или нет?

— Ха. Выходит, ты у нас мужик? — Усмехнулся я, указывая взглядом на трассу и намекая на его недавнюю «заслуженную победу».

— Это другое. — Отмахнулся Кирилл.

Но заметно напрягся.

— Тогда мне придется тебя огорчить. Ни хрена не другое.

Поднял руки, типа сдается. Улыбнулся натужно. Явно что-то хотел от меня, поэтому терпел все едкие комментарии.

— Короче, ладно. Не лезу в твои дела. — Шумно втянул носом воздух. — С телками своими сам разберешься. Помощь мне нужна.

Интересно.

— Опять? — Не удержался я.

Кир закатил глаза, затем потряс головой и беззвучно рассмеялся.

— А к кому мне еще обращаться? Интересный ты.

Пожал плечами.

— Не знаю. К Левицкому, например.

Его уже начинали бесить мои подколки.

Брат стиснул зубы:

— Он будет занят. Мы с ним… Короче, не важно.

Как же. Ну-ну.

— Говори уже. — Я дернул плечом, и оно в ту же секунду отозвалось неприятной болью. Зажмурился на секунду. — Заодно можешь поделиться, что за дела вы опять с ним мутите.

Не скажет. Потому что вряд ли мне это понравится. Вот и та самая пропасть, которая растет между нами.

— Завтра скажу. — Брат напустил на себя отстраненный вид. — Ты меня сегодня сможешь выручить?

Я вытер ладонью пот со лба, стекавший вниз к щеке и противно щекотавший кожу.