Сказка зимнего Синегорья (СИ) - Рудышина Юлия. Страница 14
И Снежка бросилась в объятия Морозко, и стук его сердца в ее груди отдался, и понеслись они, окруженные белым маревом снежным, по широкому тоннелю прочь от золотого искрящегося мира, мертвого в своей окаменелости. Много чего хотелось сказать, о многом спросить, но некогда было — нужно было сбежать от Хозяина Золота, пока он снова какую пакость не задумал.
Еще наговорятся — вся вечность у них впереди.
И тьма на крыльях нетопырей летела вслед за ними, смыкаясь позади, и белая змейка, в которую превращалась вьюга, казалась единственным, что можно разглядеть в этом кромешном мраке, полном теней иного мира, стонов и криков, страха, приходящего к людям во сне. И тьма ухала, кричала, плакала, будто не желая отпускать Снежку, и когтистыми пальцами теней хватала ее за подол невестиного платья. Но Морозко крепко держал невесту, и тьма отступала, сворачивалась черной лентой, пряталась от взгляда зимнего царя в расщелинах скалистых стен. Вскоре хлынул свет морской белопенной волной, и открылись взору Снежки просторы Синегорья — холмы и шиханы, скалы и древние реки, скованные панцирем льда, и похожие сейчас на синие ленты в белоснежной косе Матушки Метелицы. И снежные волки победно взвыли, взлетая над горами, и тайга темным ковром раскинулась внизу.
Снежка и Морозко стояли, обнявшись, на краю высокого утеса, откуда далеко было видать их царство, окутанное белой шалью призрачных зимних грез, и снежная любовь их расцветала кружевным цветком среди скал сказочного Синегорья.
И лишь немного грустила Снежка, глядя на маленький городок под Медведь-горой, в котором осталась ее семья. Грустила и думала — отпустит ли ее жених проститься с людьми да жизнью прежней?
И что же увидела Снежка, когда привел ее Морозко в свой ледяной терем? Увидела хрустальные кусты и травы, что звенели под ветром серебряными колокольцами, и порывы ветра этого несли северный холод в эти предгорья, снегом припорошенные. Увидела деревья, покрытые изморозью и ледком, отчего казалось, что каждая иголочка, каждая веточка украшена дивными камушками или стеклянными игрушками новогодними, совсем как на привычных Снежке елках, а огоньки зеленые и синие, что плясали в туманной дымке, напоминали гирлянды праздничные.
Увидела она и сугробы высокие, и яркую клюкву среди белого снега, и птичек красногрудок, что прыгали по замерзшей речке, сверкающей серебром толстого льда. Увидела белых зайцев и рыжих лис, белых сов и черных воронов, что пришли-прилетели поприветствовать ее, новую зимнюю повелительницу, увидела снежных волков целую стаю — и среди них тех двух, что сопровождали сани Снежкины, когда покидала она Шубино и мир людей.
Увидела терем, что лишь казался вырезанным из куска льда, а на самом деле был деревянным, лишь с улицы покрытым тонкой наледью, внутри же пахло смолой и сосновыми шишками, и ветки ели были приторочены к высоким потолкам, и мебель изящная стояла в светлых комнатах с украшенными морозным узором стенами.
Красиво было в тереме Морозко, просторно и светло, белоснежные пуховые шали укутали Снежку, и тканые половички сине-зеленые пестрели на выскобленных досках. Печь огромная стояла в углу, и на ней занавеси кружевные глаз радовали. Из подпола пахло ягодами — шиповником да сушеной черникой, малиной с земляникою, а свежая клюква стояла в широких плошках на столе, где уже и самовар пузатый настаивался. Вазочки с сахаром, хлеб белый, каша пшенная да сладости из цветного ягодного льда — глаза разбегались, все хотелось попробовать!
— А ты что же, думала, что я в сугробе живу? — лукаво усмехнулся Морозко, увидев, с каким изумлением невеста его на угощение да на убранство избы смотрит. — К нам Вьюга с дочкой своей Завирухой в гости обещалась, Матушка Метелица тоже заходит частенько, а как в мир людской весна придет, так и Малахитница пожалует, дочку свою Танюшку приведет, думаю, вы с ней подружитесь, она такая же егоза, хоть и лет двести тому от людей ушла, а все за Грань глядит да бегает туда, где реки текут да заводы дымят… Неугомонная девка, да то и к лучшему… — вдруг посмурнел жених Снежкин. — У нас тут скучно, все одно и то же, и если ты когда-то человеком был, то можно позеленеть от тоски.
— Так ты меня к людям отпустишь? — вырвалось у Снежки, и тут же она смущенно потупилась, чтобы не увидел Морозко, как она этому обрадовалась.
Скажет еще, что несерьезная она, не успела повенчаться с зимним царем, не успела владения его осмотреть, как уже собралась покидать сказку зимнюю. Но так она ведь вернется! Она лишь на денечек или два, своих повидать, с бабулей проститься, родителей встретить… Не хотелось ей, чтобы забывали ее, как Метелица посулила, ох, не хотелось! Но как иначе быть? Волноваться же будут?
— Я знаю, о чем мысли твои, — садясь устало на лавку, сказал Морозко. Но не злился, и то хорошо.
— Не сердишься?
— А чего серчать? Я бы удивился, ежели бы ты так быстро забыла семью свою — тогда и мне был бы повод задуматься, хорошую ли девку в жену беру, вдруг и меня она так же быстро забудет?
И в глазах ледовых искры сверкнули — словно бы звезды отразились там зимние, яркие-яркие.
— А как мне объяснить всем, где пропадала? — задумалась Снежка, растеряно опускаясь рядом с женихом на лавку. — Я же не смогу сказать, где была все это время! Если и скажу… — она смешок не удержала и замолчала, представив, что о ней люди подумают. Сбрендила, скажут, пока по лесу блуждала.
— А ты вернуться в любое время сможешь — главное, найти тропу именно в тот вечер, когда ты ушла в наш зачарованный лес, ведь из сказки много дорожек — в прошлое и в будущее, в любой день, который в Синегорье был и который только случится. Мы здесь — вне времени живем, вне мира… Только чистому сердцем откроется дорога чудес, но ты доказала уже всем духам горным, что достойна доверия. Не зря я тебя выбрал…
— Давай чай пить, — улыбнулась Снежка смущенно, решив перевести тему, чтобы не опечалился жених, что тянет ее назад, к людям. — Я устала с дороги, да и за все время даже корки хлеба во рту не было… И как это я выдержала без еды столько время? Вот чудно… Пока сидела в пещере Хозяина Золота, даже не ощущала голода!
— А все потому, что время тут, внутри гор да лесов волшебных, иначе идет, закольцовано оно, может в мире людей сто лет пройти — а тут миг единый, или там денек, тут — годы… Заблудиться — проще простого.
— Чудеса, да и только! — восхитилась Снежка, засуетившись возле самовара. Ягоды восхитительно пахли, а кисель в хрустальных вазочках казался лучшим лакомством в мире.
— Это ещё не чудеса, — рассмеялся Морозко, — чудеса потом будут!
И чудеса, действительно, начались — с того самого мига, как вышла невеста зимняя на высокое крыльцо терема ледяного да как увидела лесных и горных духов, что пришли на ее свадьбу волшебную.
Морозко за руку ее вел, чтобы видели все, какая у него невеста красивая, и смотрел на нее своими колючими голубыми глазами, но был взгляд нежным и добрым. Все испытания Снежка выдержала, через темный лес прошла, на золото и каменья не позарилась, духов злых не испугалась — такой, как она, нигде нет!
Но Снежку тоска взяла, что родных она позвать не может — но улыбалась ей ласково Малахитница, принеся изящный топазовый венец, по которому вился морозный узор и на котором сверкало, словно снег, алмазное крошево. И от этой улыбки таяла тоска, словно лед под солнцем, уходила туманом утренним, рассеивалась.
— Еще свидишься с родней, Танюшка моя тебе поможет, во всем ее слушайся… — шепнула Малахитница, надевая на девушку венец.
Снежка кивнула смущенно, чувствуя, что краснеет — никогда она прежде такой красоты не носила, никогда каменьев таких не видала даже, разве что в музеях да на выставках. А теперь — в сказке она волшебной! До сих пор не верилось!..
И смеялись радостно Вьюга с Завирухой, что явились к терему вслед за горной девкой каменной. Были это белокосые женщины, закутанные в вуали дивные, на которых искрились серебряные снежинки и вились змейки синие, и длинными юбками гостьи лесные скользили по сугробам, вызывая вихри снежные. И вихри эти кружили возле елей, украшая их белым пухом.