Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана. Страница 19

Ждать пришлось недолго. Вскоре снова показался отряд, неторопливо ехавший в обратном направлении. Мейнард поднялся, присматриваясь, и крепко сжал губы. Вырвавшийся вперед Хродвальд вез голову брата Луки, вздернутую на острие копья. Проезжая мимо застывшего у дороги франка, Хродвальд гадко усмехнулся и ничего не сказал, лишь поднял свой трофей повыше. Мейнард тоже промолчал, бросил лишь один короткий взгляд на северянина и его страшную ношу и отошел в сторону. Когда всадники проехали, Мейнард постоял еще минуту, а потом пошел за ними обратно в деревню.

Убийство беглого раба — не настолько серьезное дело, чтобы долго думать о нем. Так полагали многие, но не Альвдис. Она почти не знала погибшего, но Мейнард знал. Этот монах вместе с ним был захвачен в плен, наверняка до этого они провели вместе в монастыре долгие годы. И Мейнард старался спасти того, кто был ему братом, по их христианским обычаям. Не смог.

На вечернем пиру Альвдис и Даллу снова позвали на «высокое» место, и пришлось сидеть за отцовским столом и слушать, как Хродвальд похваляется охотой. Кроме него, здесь сидели и другие важные гости, они хохотали и веселились, мерились рассказами о подвигах, и можно было бы уже оставить в покое погибшего раба, однако Хродвальд не прекращал говорить об этом. Он хвастался, как ловко снес ему голову (одним ударом!), как подцепил ее на копье и привез вождю в знак благодарности за гостеприимство.

— Теперь и остальные в твоем селении, Бейнир Мохнатый, будут знать, что им грозит за непослушание!

— Они и так знают, — буркнул отец, которому хвастовство Хродвальда уже стояло поперек горла. — Поговорим лучше о походах, что предпримем на будущий год…

— Поговорим, — согласился Черный. — Однако прежде уважишь ли ты меня исполнением моей просьбы?

Альвдис отставила в сторону кубок с напитком из шиповника и замерла. По всему выходило, что Хродвальд нечто задумал.

— Ты мой гость, — произнес вождь, — проси.

— Пусть мне прислуживает тот раб, которого ты отправил в погоню, — вкрадчивым голосом попросил Хродвальд.

— Раб? — скривил губы Бейнир. — Лучшие мои прислужники наполняют твой рог, а ты требуешь, чтобы раб пришел к высокому столу и стоял тут на равных с ними?

— Маленькая милость для меня, — продолжал увещевать Хродвальд, — в ознаменование моей славной победы.

Альвдис едва не произнесла, что победа была так себе, вряд ли беглый монах сопротивлялся — он и оружие небось в руках держать не умел, — но встретилась взглядом с Даллой и промолчала. Мачехе, судя по всему, тоже надоел уже Хродвальд, и она, склонившись к супругу, что-то прошептала ему на ухо. Бейнир усмехнулся в усы.

— Ладно, если ты так просишь. Я окажу рабу великую милость, и он станет прислуживать тебе сегодня. Тем более что завтра, как ты сказал, ты едешь в обратный путь. Чтобы он был добрым, я хочу тебя уважить.

Хродвальд кивнул, довольный, и Альвдис закусила губу. Она не желала для Мейнарда этого унижения. Хорошо бы слуга, посланный за ним, вернулся и сказал, что раб в лесу охотится или во фьорде ловит рыбу! Такое могло произойти днем, но не вечером, когда тьма уже сгустилась. Поэтому через некоторое время слуга возвратился и Мейнарда привел.

Тот пришел спокойный (видимо, по дороге ему успели рассказать, что приказывает вождь), взял у прислужника кувшин с пивом и наполнил рог Хродвальда. Тот выпил залпом и потребовал еще, а затем, через некоторое время, словно бы невзначай завел рассказ о последних походам к франкским берегам. Видно, кто-то из дружинников Бейнира сказал гостю, что Мейнард — франк. И теперь Хродвальд с удовольствием разглагольствовал о том, как слабы тамошние воины, как они визжат, словно свиньи, и просят пощады, когда храбрые северные витязи убивают их. Как слаб их вроде бы истинный Бог против мощи настоящих богов, и никакие франкские шаманы не могут противостоять тем, кто пришел с севера.

Альвдис старалась не смотреть на гостя, однако от голоса его было никуда не деться. Она недоумевала, как раньше не разглядела, насколько уродлив Хродвальд. И дело вовсе не во внешности — встречаются те, кого боги красотой обделили, зато наградили прекраснейшей душой. Хродвальд, если бы оказался добр и отзывчив, насколько может быть воин (а такие есть), мог бы и женщинам красавцем казаться. Но он толковал о вещах, которые многим другим вряд ли были бы приятны, он издевался над людьми.

Позже, когда начались танцы, Хродвальд предложил Альвдис станцевать с ним в паре, когда ещё и куплеты нужно было исполнять; девушка холодно отказалась, однако некоторое время спустя охотно приняла приглашение другого гостя, молодого и статного воина, и пошла с ним «ломать кольцо». Они стояли в «ручейке», пропуская под поднятыми руками смеющиеся пары, затем пробежали сами, и все это время Альвдис ощущала на себе злой взгляд Хродвальда.

Может, и зря она так поступила с отцовским гостем? Однако Бейнир ни слова неодобрительного не сказал, даже взгляда не кинул — значит, не порицает поступок дочери. И Альвдис возвращалась к своему креслу с высоко поднятой головой. Мейнард, все так же прислуживавший Хродвальду, поймал ее взгляд и вдруг еле заметно улыбнулся ей. Эта улыбка согрела сердце девушки.

Она поняла, что погибшего монаха ей жаль в основном потому, что Мейнард скорбит. А он скорбел: глубокие складки залегли на лбу, и выглядел франк хмуро. Чего бы только ни дала Альвдис, чтобы сейчас поговорить с ним, хоть как-то постараться утешить… Они с Мейнардом по-разному понимают богов и по-разному видят, что станет с душою после смерти, но у скорби нет народа. Скорбь у всех одна.

Когда Альвдис уже собралась уходить (время перевалило за полночь, и девушку клонило в сон), Хродвальд снова обратился к Бейниру:

— Дорогой сосед! Можешь ли ты уважить меня исполнением еще одной моей просьбы?

Альвдис, привставшая было, снова села на свое место. Бейнир же произнес тоном, в котором даже невнимательный слушатель мог бы уловить недовольство:

— Я слушаю тебя.

Обычно хозяин, принимавший гостей, давал им все сам; высказать пожелания можно, однако всему есть некие пределы.

— Этот раб так хорошо прислуживал мне весь вечер, что я хотел бы попросить его у тебя в подарок, — вкрадчиво сказал Хродвальд.

Девушка с ужасом посмотрела на отца. Отказать гостю в просьбе почти невозможно, и совсем уж нехорошо ссориться с соседом. Бейнир и так уже преподнес тем, кто покидал Флаам завтра, богатые дары — все по обычаю. И если гостю захотелось еще чего-то, да ещё не особо ценного (а что такое раб?), то как отказать ему…

Альвдис представила себе, что Мейнард уедет. Она-то думала, он проживет здесь ещё несколько лет, и можно будет видеть его каждый день… И совсем не хотелось размышлять о том, что способен сделать с рабом Хродвальд. Что-то случилось между ним и Мейнардом сегодня, из-за чего сосед так хочет унизить пленного франка. И поэтому Хродвальд попросил Бейнира подарить ему раба, чтобы тот оказался полностью в его власти…

Девушка не знала, стоит ли как-то намекнуть отцу: хорошо бы не отдавать такого ценного работника. Мейнард, казалось, превратился в каменное изваяние и смотрел на стену за спиной вождя. Бейнир же, поразмыслив немного, ответил так:

— Эту просьбу, мой дорогой сосед, выполнить я не могу.

Альвдис выдохнула, а Хродвальд поинтересовался недовольно:

— Отчего же?

— Не потому, что мне не хочется порадовать тебя, или мне жалко дара, — сказал Бейнир Мохнатый, — бери любого раба, кроме тех, которых я привез из предпоследнего похода. Они запятнали себя передо мною, убив многих моих воинов, и пусть, возможно, убивал их не этот раб, стоящий сейчас за тобой, но его братья. Потому пока он ещё недостоин такой милости, дабы избежать участи, которую я придумал для них всех. Он останется здесь, потому что так получилось между ними, мной и богами.

С богами и обещаниями спорить бессмысленно, это каждый знает. Хродвальд скривился, однако просьбу свою забрал назад.

Теперь можно было уходить спокойно. Альвдис поднялась, и Далла окликнула ее: