Магистр ее сердца (СИ) - Штерн Оливия. Страница 27

Она скоро увидит Авельрона и все сама поймет. Так, наверное, Мариус думал.

А она с горечью, раз за разом, все равно размышляла о том, что все это неправильно, нечестно по отношению к Авельрону, и что скоро, возможно, ей придется разрываться на части между мужем и братом. Или между мужем и отцом. А еще Кьер. И вообще, неизвестно, чем все закончится. И оттого было больно. Любовь-то никуда не делась, билась пойманной птицей, ранилась о прутья той клетки, в которую Алька сама себя и загнала. Без Мариуса она не могла. И принимать его решения было слишком сложно, почти невозможно. Что делать? Вот беда-то.

И поэтому они молчали, и каждый думал о своем. Единственное, пожалуй, что Алька знала наверняка — так это то, что если что-то будет угрожать Мариусу, то — чтобы между ними не произошло — она снова заслонит его собой. Как тогда, на арене.

Она никогда не бывала в резиденции Святого Надзора, и потому, выйдя из экипажа, замерла на несколько минут, оглядывая трехэтажный фасад, за которым в небо устремлялись остроконечные башни, всего дюжина — и еще одна, сама высокая, где на алтаре видела Алька прежнего Магистра. Резиденция была сложена из темного камня и ощутимо давила, как будто нависая над площадью. Высокие двустворчатые двери, окованные позеленевшими от времени бронзовыми полосами, были плотно закрыты, и по обе стороны от них стояли часовые в черной форме Надзора. Алька рассматривала и их с интересом: молодые стражи стояли прямо и неподвижно, вытянув руки по швам, глядя куда-то сквозь пространство. Редкая снежная труха сыпалась им на головы и оттого казалось, что темные, коротко стриженые волосы стражей присыпаны солью. Стражи никак не отреагировали на появление Мариуса, как стояли, так и продолжили, таращась в пространство перед собой, и Алька решила, что им просто не разрешено двигаться, разговаривать либо как-то приветствовать Магистра.

Впрочем, она ошиблась. Стоило Мариусу потянуть ее за собой, как эти две человекоподобные статуи ожили, приложили указательный и средний пальцы правой руки к тому месту, где находилось сердце и согнулись в поклоне. Мариус чуть заметно кивнул и потянул на себя бронзовую, отполированную тысячами рук, литую ручку.

Алька оказалась в просторном холле, таком просторном, что просто дух захватывало. Сводчатый потолок опирался на редкие колонны, и в самом конце этого холла виднелся черный прямоугольник прохода. Алька покачала головой, усмехаясь. Ну, надо же, а она когда-то собиралась пробраться сюда, чтоб спасти Мариуса. Никого бы она не спасла, сама бы заплутала… Да и столько стражей не одолеть — а их здесь было предостаточно. Часовые у колонн, часовые у дверей. Вроде бы не вооружены, но ведь стражи были магами, которых создавал прежней магистр, следовательно, оружие было им не к чему.

Стараясь не отставать от широко шагающего Мариуса, она пересекла холл, затем поднялась по лестнице, потом — снова что-то вроде галереи с частыми стрельчатыми окнами с видом на внутренний двор, снова лестница, теперь уже винтовая, еще один переход, узкий и без окон, хорошо, что стеклянные колбы с лайтерами привинчены к стенам и, наконец, еще пять витков лестницы с такими истертыми и скользкими ступенями, что Алька то и дело хватала Мариуса за сюртук: подошвы туфелек скользили по камню, отполированному сотнями ног.

Мариус остановился перед неприметной дверью.

— Алайна…

Она стала рядом, посмотрела ему в лицо, выжидая.

— Обещай, что… чтобы ты не увидела, не испугаешься.

— Хорошо, — Алька кивнула, а у самой мурашки по телу побежали, и под ребрами все противно сжалось в комок. Да что там такого, что он специально предупреждает?

Тем временем Мариус сосредоточенно водил ладонями над дверью, и под его пальцами воздух начинал тускло светиться нежно-голубым. Свечение не было постоянным, застывшим: то и дело перетекало, распадалось на отдельные струны, свивалось кольцами.

Алька сглотнула.

— Что это?

— Магический купол, — Мариус пожал плечами, — так, на всякий случай.

— То есть, никто к Авельрону просто так не может попасть?

— Я бы сказал, не может попасть ничего из магических материй, — глаза Мариуса казались черными, в них отражались синие искры, — купол скорее защищает Авельрона.

— А если он захочет отсюда выйти?

— Приложив определенные усилия, выйдет, — Мариус хмыкнул, — ты по-прежнему думаешь, что я его в плену держу?

— А то нет, — буркнула Алька.

— Ну, хорошо, — улыбка на жестких губах мелькнула и пропала, — пусть будет в плену. Но, поверь, я также пекусь и о нем. Я ведь просил тебя… просто верить мне.

В этот момент сияние под пальцами Мариуса пропало, и он решительно толкнул дверь. Вошел и тут же обернулся, поманил за собой Альку.

…В ноздри ударил запах разомлевшей под солнцем травы.

Это было так… реально, что Алька на миг растерялась, пошарила взглядом по помещению в поисках источника запаха — и не нашла.

Зато увидела круглую комнату без окон, с неоштукатуренными стенами, без окон. Двух женщин в серых лекарских робах. Они сидели на табуретках, но как только завидели Мариуса, тут же вскочили и поклонились. Прямо за ними располагалась кровать, застланная белыми простынями, и там кто-то лежал…

— Рон, — прошептала Алька. И уже громче, — Рон.

Она и сама не знала, почему зовет его не полным именем. Но в тот миг ей почему-то показалось, что у них на все про все — несколько мгновений, ничтожно мало, так мало, чтобы взбодрить, поддержать…

Алька стремительно обогнула лекарш и замерла: Авельрон, лежа на животе, укрытый до плеч чистой простыней, смотрел прямо на нее и… сквозь нее. Внутри все скрутилось, сжалось пружиной с острыми краями, эти края резали изнутри, причиняя жгучую боль, заставляя саму душу кровоточить. Алька еще раз оглядела Авельрона. Что не так? У нее… такое чувство, что он… умирает…

Она сцепила руки на груди, с трудом заставила себя сдвинуться с места, подойти ближе.

— Алайна, — предостерегающе окликнул Мариус.

"Что с ним? Что пошло не так?"

Она инстинктивно потянула носом. Запах Авельрона, тот самый, неуловимый для человека, но столь красноречивый для крагха — или для того, кто был крагхом — не изменился. Он внушал все то же ощущение близости, родства, безопасности. Правда, мешался при этом с назойливым запахом разнотравья в жаркий полдень, но Алька отмахнулась от этой странной детали. Наверное, так пахло какое-нибудь лекарское снадобье…

И все же…

Он словно бы… таял. Исхудал за эти дни так, словно его месяц держали на черном хлебе и воде. Пастырь. Да он, когда был собственностью Магистра, не выглядел таким изможденным. Неужели Мариус не исцелил его раны? Но…

Не зная, что и думать, Алька оглянулась на Мариуса — тот стоял, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди. Смотрел на нее без улыбки, хмуро, очень серьезно. Темень в глазах.

Неужели… все настолько плохо?

Снова повернулась к Авельрону. Он не спал, но почему-то молчал, глядел на нее мутным взглядом и как будто не узнавал.

— Авельрон, — еще раз позвала Алька, совершенно не понимая, что происходит.

Вот именно сейчас Авельрон, молодой, сильный… больше всего напоминал овощ.

Однако, он вздрогнул, словно просыпаясь, поморгал.

И улыбнулся, совершенно детской невинной улыбкой.

— А, сестренка. Ну наконец-то решила проведать… Я так ждал.

И от этого "я так ждал" горло сжалось в болезненном спазме. Алька быстро заморгала, чтобы не разреветься. Да, он истаял, ее брат, принц крагхов. А Мариус говорил, что с ним будет все в порядке… Ничего не в порядке, на самом деле.

— Привет, — она с трудом выталкивала слова, — как… ты?

Оглянулась еще раз и с удивлением заметила, что Мариус вышел, оставив ее с братом одну.

"Спасибо", — на сердце потеплело.

Так много нужно было сказать Авельрону.

— Как я? — он вяло шевельнулся на кровати, — я, Алька, не могу вылечиться. Почему-то не получается. Хотя этот твой…