Страж ее сердца (СИ) - Штерн Оливия. Страница 32

— Тогда пусть эти деньги достанутся ему после того, как он выйдет из школы. Чтобы было, на что жизнь начать.

Он запустил руку в карман, достал тщательно упакованный тяжеленький сверок и с силой вложил его в мягкую руку Энгера.

— Вот. Пятнадцать золотых дублонов, этого хватит?

Фирс хмуро покачал головой, спрятал сверток и ничего не ответил. Но Мариус знал, что этой суммы более чем достаточно.

— Нехорошие времена настают, — все же сказал он, — мне хотелось бы, чтоб у этого мальчика была возможность начать нормальную жизнь.

— А у девочки?

Мариус неопределенно передернул плечами. Он понятия не имеет, что случится завтра… нет, даже сегодня, через пару часов. Вполне возможно, что он даже не выйдет живым от Магистра, хотя предпринял все возможное, чтобы этого не произошло.

— Я оставил дома сведения о том, как тебя найти, — хмуро пробормотал он, — наймешь ее на работу, и делов. Но у нее в самом деле не осталось никого, к кому могла бы обратиться.

— Идем, проведаешь Тиберика, — Энгер спрятал в карман деньги, — и не беспокойся, я тебя понял… друг.

Тиберика они обнаружили в коридоре школы, сидящим на подоконнике с букварем. Мальчишка с аппетитом хрустел большим желтым яблоком и неспешно перелистывал страницы. Впрочем, едва завидев Мариуса, он быстро закрыл букварь, соскользнул на пол и побежал навстречу. Крепко, с налету, обнял руками и уткнулся лицом в бедро. Мариус машинально положил ладонь на светлую макушку, хотя хотелось подхватить Тиба на руки. Кто бы мог подумать, что он так привяжется к совершенно чужому малышу? Сердце радостно подпрыгнуло в груди, а горло почему-то сжалось в спазме. В мыслях — все то же. А ведь это мог бы быть и его сын, если бы сука Ровена его не убила.

— Ниат Эльдор, — малыш задрал сияющую мордаху, — я так соскучился. А где Алечка? Она тоже здесь?

— Она дома, — стараясь говорить ровно и сдержанно, ответил Мариус, — да и я не планировал сегодня приезжать, Тиб. Просто позвали в столицу по делам, и я решил, что будет неплохо, если загляну к тебе.

— У, — только и сказал Тиберик, явно неохотно отлипая и восстанавливая дистанцию. Потом поглядел на Фирса, коротко поклонился. — Ниат директор.

Энгер потер пухлые ладони, нерешительно глянул на Мариуса.

— Ну, я пойду? Вы можете выйти в сад, но не задерживайтесь. Скоро обед.

— Пойдем? — спросил Мариус.

— Да, идем, — Тиб сразу же вцепился ему в руку, — спасибо, ниат директор.

Они вышли через главный вход, спустились по ступеням. Мальчишки, что до этого гоняли мяч, прервали свое занятие, и Мариус понял, что его появление в школе произвело на учеников некоторое впечатление.

— Тебя здесь не обижают? — осторожно спросил он у Тиба, который шел рядом вприпрыжку.

— Нет, ниат Эльдор. Я ж всем сказал, что вы — из Святого Надзора и того, кто меня обидит, посадите в подземелье.

— Ах ты, шельмец, — беззлобно сказал Мариус и невольно улыбнулся, — так это они сейчас меня разглядывают?

— Ну и пусть смотрят, — проворчал малыш, — будут знать, что я не вру.

— Это верно, да, — Мариус поправил лацкан форменного сюртука, черного, с золотыми шнурами приора. — Тебе здесь, хорошо, Тиб? Я выбрал самую лучшую школу из тех, куда мог тебя определить. Есть, конечно, и другие школы, но туда берут не всех. Только детей из благородных семей, понимаешь?

— Мне здесь нравится, — Тиберик догрыз яблоко, вырвал руку и побежал, выбросил огрызок в урну, — ниат директор добрый. Мне нравится, что я буду уметь читать. Алечка пыталась мне буквы показывать, но у нее не получалось так хорошо, как у фьера Риззо… Скажите, ниат Эльдор, а мне можно будет на зимние каникулы к вам домой приехать?

— А тебе уже и про каникулы рассказали?

— Конечно, как же без этого. Так можно? — и с такой мольбой заглянул в глаза, что Мариусу стало больно и горько. Пообещать? Но кто знает, чем закончится все то, во что он ввязывается?

А потом мысленно махнул рукой.

Если он проиграет… Если его убьют… К чему об этом думать маленькому Тиберику? Пусть верит в то, что все будет хорошо. Пусть живет мыслями о том, как снова встретит Марго и будет сидеть на стуле, болтать ногами, а старая нянька поставит на стол тарелку с румяными пирожками.

— Ну разумеется, можно, — сказал Мариус, — я буду тебя ждать. И Алечка будет тебя ждать. Мы все… будем.

— Я нарисую вам рисунки, — серьезно объявил Тиберик, — и подарю, как приеду на каникулы. А еще нас научили делать коробочки из картона. Ниат Эльдор, я вам сделаю таких двадцать коробочек, и вы туда будете складывать грифели и перья.

— Это было бы здорово…

А сам снова подумал о том, какой сукой оказалась его бывшая женушка. И то, что, выходя ночью из спальни, он застал ее на пороге пьяной и растирающей по покрасневшему лицу слезы, не трогало ни капли. Он ее тогда взял под руку и отволок вниз, к гостям, чтобы передать новому мужу. Надо сказать, благоверный был не в восторге и постарался поскорее удалиться с бала.

Мариус полез в карман, достал два больших круглых леденца и протянул их Тиберику.

— Держи.

— Спасибо.

Смотреть в сияющие глазенки было просто невозможно, Мариус понял, что у самого перед глазами все подозрительно расплывается.

— Старайся здесь, Тиб, — сказал он торопливо, — и, знаешь… если со мной что-то случится, то держись поближе к ниату директору. Он поможет.

— А что может случиться?

Мариус скрипнул зубами. Вдаваться в объяснения не хотелось, но, но…

— Все, что угодно. Понимаешь ли, человеческое тело очень хрупкое. Ты, кстати, тоже постарайся об этом помнить.

— Ничего с вами не случится, — уверенно объявил Тиберик, — я точно знаю. Я буду по вам скучать, ниат Эльдор, приезжайте ко мне. И Алечку берите. Я вас всех очень люблю.

— Я… тебя тоже люблю, маленький.

И он все-таки подхватил Тиба на руки, прижал к себе, уткнулся носом в шею, вдыхая совершенно детский и чистый запах, и глубоко в душе недоумевая тому, как сам настолько глубоко привязался к малышу.

— И мы поедем в Роутон, на каникулах. Пойдем в кофейню, купим тебе пряник-лошадку.

— И Алечку с собой возьмем?

— Конечно, возьмем. И ей лошадку купим.

— А она еще прошлую не съела… Я видел, что она ее завернула и хранит у себя.

— Ну, раз она не ест лошадок, купим ей просто пирожных. Корзиночек с кремом.

— Если вы ей скажете, она съест и лошадку, — Тиб довольно улыбался, шагая рядом. Он крепко держал Мариуса за руку, — она вас послушает. Вас нельзя не слушать.

А Мариусу было тепло и хорошо, как будто внутри все ярче разгоралось крошечное солнце. Его личное солнце, не зависящее ни от кого.

— Я не хочу ее заставлять, Тиб. Я хочу, чтобы она сама решила.

— Алечка никогда не решится.

— А вдруг?..

Он покинул школу, чувствуя себя совершенно несобранным, растрепанным и почти счастливым. До визита к Магистру оставалось два часа, и Мариус решил провести их с пользой. Ему совершенно не хотелось думать о том, что скоро, очень скоро придется сидеть в кабинете магистра и выслушивать… очередную ложь? Мариус даже предположить не мог, что будет рассказывать тот, кого он всю сознательную жизнь почитал как родного отца. И ему не хотелось об этом думать, он отогнал мрачные мысли. Хотелось думать про синюю птичку, запертую дома. Про то, что вечером они обязательно увидятся, и она снова будет отчаянно краснеть и опускать глаза, а он будет изо всех сил пытаться сдержаться, чтоб не спугнуть ее. Она ведь боится, до сих пор боится — и в этом нет ровным счетом ничего странного, учитывая обстоятельства их знакомства.

Но дело шло к обеду, а там и до встречи с Магистром оставалось недолго. Мариус брел пешком от школы Фирса к главной резиденции Святого Надзора, мимоходом отмечая, как полысели макушки золотых кленов, а солнце отражается в витражах Храма Прибежища Пастыря. Под ногами шелестели опавшие листья, в отдалении цокали подковы по каменной мостовой, скрипели повозки, покрикивали возницы. Как-то получилось, что он свернул в довольно тихий переулок и пошел вдоль ряда лавок с широкими окнами, где был выставлен товар.