Призраки (Рассказы) - Скобелева Екатерина. Страница 26

Она стояла там неподвижно всего лишь одно мгновение. Затем огонек свечи дрогнул — и она исчезла, бесследно исчезла, и осталась только тьма.

— Это все причуды дрожащего света, — поспешно сказал Шортхаус, хотя голос с трудом повиновался ему и звучал неестественно. — Идемте, тетушка. Здесь ничего нет.

Он силой повел ее дальше. Решительной поступью, демонстрируя показную неустрашимость, они продолжили свой путь, но Шортхаус не мог сдержать дрожи, словно за ворот ему насыпали муравьев, а тетушка — судя по тому, какая тяжесть повисла у него на руке, — не смогла бы сделать ни шагу без его помощи. В буфетной, похожей на большую тюремную камеру, было холодно. Они обошли всю комнату, подергали за ручку дверь, ведущую во двор, и убедились, что она надежно заперта. Тетя Джулия двигалась точно сомнамбула. Ее мужество казалось Шортхаусу изумительным. В то же время ему чудилось, что ее лицо как-то странно, неуловимо изменилось.

— Здесь ничего нет, тетушка, — быстро повторил он, повысив голос. — Давайте пройдем наверх и осмотрим весь дом. А затем уж выберем, в какой комнате лучше остаться.

Она послушно последовала за ним, держась поближе. Они заперли за собой кухонную дверь и с облегчением снова поднялись наверх. Теперь вестибюль не выглядел таким темным, как прежде, поскольку лунный свет спустился по ступеням чуть ниже.

Они устремились в темные пространства верхней части дома, стараясь не шуметь, но половицы то и дело предательски поскрипывали у них под ногами.

На втором этаже они обнаружили две спаренные гостиные, но осмотр не принес никаких результатов: ни малейших доказательств того, что кто-то бывал тут в последнее время. Даже мебели не осталось — только сумрак и неприбранная пыль повсюду. Шортхаус распахнул створки больших дверей, разделяющих две комнаты, затем вместе с тетей вернулся на лестничную площадку, чтобы продолжить свое восхождение.

Однако, успев преодолеть больше дюжины ступенек, оба одновременно замерли, прислушиваясь, и обменялись тревожными взглядами над неверным пламенем свечи. Из комнаты, которую они покинули едва ли десять секунд назад, донесся тихий скрип затворяемой двери. Не могло быть сомнений: они услышали, как со стуком захлопнулись створки и раздался резкий щелчок дверной щеколды.

— Надо вернуться и посмотреть, в чем дело, — проронил Шортхаус негромко и развернулся, намереваясь вновь спуститься вниз.

Усилием воли тетя Джулия заставила себя последовать за ним, с мертвенно-бледным лицом, путаясь в подоле платья.

Когда они вступили в первую гостиную, то сразу увидели, что двустворчатые двери кто-то закрыл — и всего полминуты прошло с тех пор. Шортхаус немедленно распахнул их. Он почти ожидал увидеть кого-нибудь во второй комнате, но там его встретили только темнота и прохлада.

Шортхаус и тетушка Джулия исследовали обе комнаты, не обнаружив ничего необычайного. Они гадали, как двери могли захлопнуться сами по себе. Ведь в комнате не ощущалось ни малейшего сквозняка: даже огонек свечи здесь не дрожал. А тяжелые створки просто так не сдвинулись бы с места. Тишина вокруг стояла кладбищенская. Несомненно, комнаты были абсолютно пусты, а весь дом словно замер.

— Начинается! — прошептала тетя Джулия совсем рядом, и Шортхаус с трудом узнал ее голос.

Он согласно кивнул и достал часы, чтобы заметить время. Они показывали без четверти двенадцать; он решил сделать первую заметку в записной книжке — указать, что именно произошло, — и, поставив подсвечник на пол, чтобы руки были свободны. Несколько секунд он пытался безопасно прислонить его к стене, чтобы свеча не упала.

Тетя Джулия говорила потом, что смотрела совсем в другую сторону: ей почудилось какое-то движение в соседней комнате, — но при этом они с племянником сходились во мнении, что в этот момент неожиданно послышался топот, словно кто-то промчался мимо, — и тут же свеча погасла!

Но Шортхаусу довелось увидеть поболее того, и он не уставал благодарить свою счастливую звезду, что тетушка ничего не заметила. Когда он разогнул спину, пристроив поудобнее еще не погасшую свечу, перед ним — совсем близко, на уровне глаз — вдруг появилось лицо мужчины, обуреваемого страстями и одержимого неукротимой яростью, — загорелое, с грубыми чертами и полными гнева, дикими глазами. Это было лицо обычного человека с выражением самой обычной злобы. Но Шортхаусу оно показалось отвратительным в своей порочности.

Шортхаус не ощутил ни малейшего движения воздуха, только услышал приглушенный звук быстрых шагов, точно кто-то бежал босиком или в одних чулках; затем появилось это лицо — и почти одновременно погасла свеча.

Шортхаус невольно вскрикнул и едва не потерял равновесие, потому что тетя буквально повисла на нем, не помня себя от ужаса. Она не издала ни звука, просто прижалась к нему всем телом. Но, к счастью, она ничего не видела — только услышала чьи-то стремительные шаги, поэтому самообладание вернулось к ней почти сразу, и Шортхаус смог высвободиться и зажечь спичку.

Тени отшатнулись от яркого света, и тетушка нагнулась, чтобы поднять портсигар с бесценной свечой. Тут они обнаружили, что огарок не просто погас; он был растоптан. Фитиль был вдавлен в наплывы воска, словно смятые чем-то плоским и тяжелым.

Шортхаус изумился, увидев, как быстро тетушке удалось справиться с ужасом; восхищение ее храбростью многократно возросло, более того — подобное мужество воодушевило его, за что он был несказанно благодарен тете. Столь же сильно удивило Шортхауса и физическое свидетельство чьего-то присутствия. В памяти всплыли некогда слышанные истории о весьма опасных возможностях медиумов, способных материализовать потусторонние явления; если это правда, и он сам или его тетушка обладают подобным даром — значит, они просто помогают сконцентрироваться неким силам населенного призраками дома, где атмосфера и без того накалена до предела. С таким же успехом можно подносить зажженную лампу с открытым фитилем к бочонкам на пороховом складе.

Стараясь не думать об этом, Шортхаус снова зажег свечу и направился дальше. Рука в его ладони подрагивала, это правда, да и его собственная поступь порой была неуверенной, но они размеренно двигались вперед и, после безрезультатных блужданий по третьему этажу, поднялись на чердак.

Там они обнаружили скопление тесных комнатушек для прислуги, где их взору предстали обломки мебели, грязные плетеные стулья, комоды, разбитые зеркала, ветхие кровати. В спальнях, унылых и неопрятных, были наклонные потолки, уже затянутые местами паутиной, маленькие окошки и плохо отштукатуренные стены. И Шортхаус, и тетя Джулия рады были уйти прочь.

Ближе к полуночи они вернулись в маленькую комнатку на третьем этаже — прежнюю гардеробную рядом с лестничным пролетом — и решили провести в ней остаток ночи. Она была абсолютно пуста. По слухам, именно здесь разъяренный конюх настиг загнанную сюда жертву. Снаружи, за узкой лестничной площадкой, начинались ступени, ведущие наверх — в комнаты прислуги, которые они только что обыскали.

Несмотря на то, что ночь была прохладной, нестерпимо хотелось открыть окно. Более того, Шортхаус испытывал странное чувство: в этом помещении ему труднее всего было держать себя в руках. Что-то неладное творилось с нервами, решимость таяла, воля слабела. Не прошло и пяти минут, как это стало очевидным, и столь короткого времени хватило, чтобы он ощутил, к своему величайшему ужасу, полный упадок жизненных сил, а подобное испытание казалось ему самым страшным.

Свечу они с тетей поставили на нижнюю полку буфета, оставив дверцу приоткрытой всего на несколько дюймов, чтобы свет не резал глаза, и тени не плясали по стенам и потолку. Затем они расстелили плащ на полу и сели в ожидании, прислонившись спиной к стене.

Шортхаус сидел в двух футах от двери; отсюда прекрасно видны были главная лестница, уводящая во тьму, и лесенка на чердак. Тяжелая трость лежала рядом, под рукой.

Высоко над домом сияла луна. Из открытого окна дружелюбно подмигивали звезды, словно добрые знакомые с небес. Все городские часы пробили полночь, и когда звон затих, повсюду снова воцарилось молчание безветренной ночи. Только гул морского прибоя в отдалении наполнял воздух приглушенным шелестом.