Картины доисторической жизни человека (В дали времен. Том Х) - Елисеев Александр Владимирович. Страница 14

Мы не станем, однако, без всяких фактических оснований воспроизводить миросозерцание и психическую жизнь нашей общины; мы позволим себе лишь вкратце набросать тот комплекс социальных представлений, без которого едва ли могла существовать даже первобытная человеческая община. Образчики этой последней мы можем видеть и в настоящее время среди некоторых низших австралийских и африканских дикарей. По аналогии с этими последними мы можем составить некоторое представление и о том, каковы были социальные отношения человеческих групп в конце периода каменного века, когда человек по своему развитию едва ли уступал некоторым из дикарей, существующим и поныне и тоже едва выходящим из культуры каменного века.

Можно с уверенностью сказать, что, несмотря на самые близкие отношения, существовавшие между членами одной и той же семьи, — в описываемую нами эпоху еще не было не только брачных установлений, но даже и настоящей человеческой любви. Тем не менее, если проблески этой последней мы встречали уже при описании первичной человеческой семьи, то, несомненно, при собирании отдельных семей в общины мало-помалу могла нарождаться не только семейная, но и более подходящая к нашему христианскому идеалу любовь. Вначале она, правда, была очень слаба и проявлялась не столько в массе, сколько у исключительных натур, одаренных особенной впечатлительностью и представлявших новые человеческие типы, в которых внутренняя сторона жизни начинала брать верх над внешней. До появления же первых альтруистических чувств даже между мужьями и женами, родителями и детьми было очень немного действительной привязанности; каждая семья представляла своего рода общину, связанную более общими интересами — работой и взаимопомощью, чем искренней привязанностью и любовью. Муж и жена долгое время были — не связанная крепко пара, а два существа, сходившиеся ради общих интересов, несшие одинаково тяготу жизни и легко расходившиеся под влиянием самых ничтожных внешних причин. Община теснее соединила семьи, скрепила отчасти брачные союзы, но, с другой стороны, до известной степени подчинила себе как отдельных членов, так и целые семьи: нередко сами дети принадлежали не семье, а целой общине, распоряжавшейся ими, как своим имуществом. Особенно же это относилось к женщинам, бывшим нередко собственностью всей общины. Ввиду спутанности понятий о взаимном отношении обоих полов между собой, сами браки были довольно разнообразны; нередко они были временными или такими союзами, в которых муж мог иметь нескольких жен, а жена нескольких мужей. Наше представление о семьях, — по-видимому, таком естественном первом сообществе людей, связанных близким родством и многими общими интересами, — совершенно не сходится с тем, что нередко в отдаленной древности представляло семью. Нередко эта последняя группировалась около одной матери и нескольких отцов; гораздо чаще центром семьи был отец, а дети принадлежали различным матерям. Мы не можем определить, какого рода были семьи в нашей первобытной общине, но, по всей вероятности, она переживала период, в котором происходило уже более или менее правильное группирование больших семей…

Недолго, однако, наслаждалась миром наша юная община. Недружелюбные отношения между ней и метрополией, сильно обострившиеся после похорон старого вождя и убийства молодого руководителя юной общины, усиливаемые постоянной завистью старшего поселения к богатству своего отпрыска, грозили скоро перейти в открытую братоубийственную войну. Только новый общий враг поневоле заставил помириться обе враждующие общины.

Откуда и когда появился этот враг, никто не знал, но он пришел внезапно с далекого востока в значительном количестве и в один ясный осенний день показался на берегу реки, питавшей оба знакомые нам поселения. Раньше мы говорили уже о бродячих номадах, нередко появлявшихся в районе, занятом поселениями, и всегда не особенно дружелюбно встречаемых этими последними. Толпы бродячих пришельцев приходили постоянно, следуя течению реки, вступали в те или другие сношения с туземцами и чаще всего, встречая с их стороны самое энергичное сопротивление, проходили дальше и терялись в глубине бесконечных лесов. Многочисленность и солидарность членов общины гарантировали ее до сих пор со стороны всяких номадов, ограничивавшихся лишь слабым нападением и мелким воровством. Совсем иначе обстояло дело в настоящем случае, когда двигалась не горсть бродячих людей, а целое племя с женами, детьми, домашним скарбом и стадами домашних животных, еще дотоле неизвестных нашему доисторическому человеку.

То было настоящее переселение племени, одно из бесчисленных переселений, благодаря которым населились людьми северная и восточная половина Европы, занятые тогда бесконечными лесами. Мы не знаем, какая роковая сила гнала эти толпы пришельцев с востока на запад, почему стремились они, на что надеялись и где думали остановиться. Подобно волнам морским, эти новые людские толпы появлялись в первобытных лесах и частью проходили их, стремясь в неизвестную даль, частью останавливались на тех или других облюбованных ими местах. Наша община сама произошла из толпы подобных безвестно откуда и когда пришедших людей, которые, издавна населивши пустынные дотоле берега безымянной речки, стали своего рода туземцами, относившимися враждебно ко всякой новой пришлой толпе.

Весть о значительном количестве неведомых пришельцев, появившихся в районе, занимаемом обеими общинами, быстро облетела эти последние и, как всегда, вначале вызвала лишь одно беспокойство, еще далекое от каких-нибудь опасений. Но когда отправленные на разведку соглядатаи и лазутчики вернулись из лагеря чужеземцев и рассказали соплеменникам о странных одеяниях, блестящем оружии и неведомых животных, которых они видели в становище чужеземцев, то беспокойство перешло в настоящее смятение. Храбрейшие члены общины почувствовали невольный ужас, узнав, что те животные, которых они едва одолевали с оружием в руках, — свирепые лесные быки и волки, — и еще другие, доселе невиданные звери покорно ходят в стане чужеземцев по следам человека. Разумеется, животные, так сильно смутившие самых бестрепетных охотников общины, были не что иное, как одомашненные коровы, собаки и лошади, прирученные человеком, по всей вероятности, еще в глубине Азии и оттуда приведенные в Европу арийскими племенами. Первобытные поселенцы нашей общины, при всем своем постоянном знакомстве с разными зверями тайги, не сумели приручить ни одного животного.

Блестящее оружие, сильно поразившее соглядатаев нашей общины, было сделано уже не из камня, а бронзы — удачного сплава, до которого дошел доисторический человек гораздо раньше, чем до возможности эксплуатировать металлы в их простейшем и несмешанном виде. Мы не будем разбирать тех условий, которых привели доисторического человека к открытию свойств металлов и замене каменных орудий изделиями из бронзы, железа и меди, мы остановимся лишь на том столкновении, которое произошло в отдаленные времена между людьми каменного и бронзового века, между двумя цивилизациями, из которых высшая должна была отныне поглотить низшую и поднять туземца еще на одну ступень культурного развития.

Недолго продолжались одни недоумения и первичное знакомство между нашими общинами и толпой удивительных пришельцев, которые, осевши в районах, занимаемых обоими поселениями, и не думали уходить отсюда. Дерзость чужеземцев, занявших места ловли и охоты знакомых нам туземцев, возмутила этих последних, — и они, несмотря на весь ужас, внушаемый невиданными дотоле пришельцами, поднялись, как один человек, для вытеснения ненавистных врагов. В этом случае общая опасность соединила не только наши враждовавшие общины, но и некоторых из их союзников, одинаково недружелюбно смотревших на вторжение дерзких врагов.

Последние, зная хорошо, что туземные обитатели не уступят им добровольно давно уже насиженных мест, приготовлялись к защите и самому отчаянному сопротивлению. Свои временные шалаши, укрывавшие их семейства, они обнесли оградой из насыпанной земли и поваленных деревьев; кое-где впереди становища были выкопаны рвы и часть их наполнена водой. Все эти приготовления, указывавшие на готовность к обороне и желание во что бы то ни стало отстаивать захваченные места, сильно смущали туземцев, и они собирали все свои силы для того, чтобы прогнать и разгромить опасного врага.