Лилия в янтаре. Исход (СИ) - Чикризов Виталий. Страница 36

***

...Утро 14-го апреля тысяча двести пятнадцатого года выдалось тёплым и солнечным, хотя четыре предыдущие недели не прекращались злые, холодные дожди, насквозь пропитавшие землю Тосканы. Дороги раскисли. Смыло цвет с плодовых деревьев. Поля превратились в болота. Неурожайным выйдет год. То-то обрадуются беде не имеющих выхода к морю соседей генуэзцы, задирая цены на зерно из Египта. Подесты начнут объявлять один займ на закупку зерна за другим, вконец разоряя мастеровых и лавочников. Возвращать эти займы, конечно, никто и не подумает. Следующий подеста, заступив через несколько месяцев, и вспоминать об этом не захочет: голод у ворот города. Врага страшнее нет. Как его победишь? Снизят, а то и совсем отменят пошлины на ввоз зерна и объявят смертную казнь за вывоз. Ужесточат, пользуясь случаем, законы против роскоши, давно продавливаемые епископом. Будут ходить мрачные стражники от коммуны, от картьер и от цехов, хмуро следя за горожанами: не устраиваются ли где преступные празднества? Вырастут очереди у церквей на выдачу глотка вина и кусочка хлеба по праздникам. Но таких праздников мало и всё равно к зиме народ в городе начнёт вымирать от голода. Убивать начнут просто за кусок хлеба, а то и за вилок капусты. Кто поумнее, посмелее, да полегче на подъём, уже поглядывают на юг, в сторону солнечного Неаполитанского королевства обеих Сицилий. Тягот там немало, своих проблем хватает, да и вольницы такой, как в республике, говорят, нету. Не так-то давно вышла эта земля из-под властной руки Восточной Римской Империи, не признающей свобод городских коммун. Но зато и голодать не придётся. Хоть какую-то работу за кусок хлеба в день найти можно будет. Богатым, конечно, смерть от голода и в Тоскане не грозит, но и у них еда на столах не из воздуха берётся. Легко не будет. Всем придётся затянуть пояса. Не будет продолжительных пирушек с беззаботными красотками, не будет музыки, смеха, игр. Вобщем, жизнь будет серой, как туника нищего. Однако не от этих мыслей хмурился Джатто Инфаньяти, направляясь по мокрой ещё дороге к вилле Тегрими. Отец, пень трухлявый, огласил завещание в котором оставлял всё движимое и недвижимое имущество своей жене, и отдельно семьсот лир дочери на приданое. Даже подохнуть не мог, не напакостив, собачий помёт. Мать Джатто любил, любил по-настоящему. Она для него была как Дева Мария и была достойна такого же поклонения. И, без сомнения, она была достойна и лучшего мужа, и лучшей жизни. Но какого чёрта? Если уж проявлять такую заботу о женщине, то обычной практикой в таких довольно редких случаях было оставлять вдову наследницей, но не распорядительницей. Право распоряжаться отходило старшему сыну! К тому же должно было быть оговорено, что вдова не может повторно выйти замуж. Если нет такой оговорки, то в случае замужества она теряет право на наследство и как владетельница, и, тем более, как распорядительница. Но в отцовом завещании никаких оговорок не было вообще! Мать получала полные и исключительные права на имущество, на всё имущество, кроме тех семисот лир, которые получит чёртов муж чёртовой Джанки!

- С-сука! - невольно вырвалось у Джатто и он в раздражении пихнул пятками в бока рысака. Тот немедленно отозвался скачком вперёд, щедро разбрызгивая грязь из-под копыт.

- Стой, черт тебя дери! - Джатто натянул поводья, осаживая бедное животное. Не хватало ещё заявиться на праздник обляпанным грязью. Джанка, сука Джанка. И тут гадит.

Джанфранка была на пять лет младше его и, по идее, их пути взрослеющего юноши и маленькой девочки нигде не должны были пересекаться. Но было не так. Эта маленькая пакость, словно Эриния, преследовала его повсюду.

...Отцова библиотека состояла всего из десятка рукописей и не требовала отдельного помещения, но там же находились и другие редкости, требующие надёжного и безопасного хранения, по каковой причине комната всегда была заперта и никому, кроме самого отца туда ходу не было. Разве что по его личному дозволению и в его присутствии. Но сегодня был особый день. Род Инфаньяти долгое время не считался выдающимся даже по меркам их консортерии, но недавно положение начало меняться к лучшему: удачные вложения в торговлю магрибскими пряностями принесли хороший доход, который столь же удачно был вложен в шерстобитные цеха, а не в зачастую убыточные виноградники. Лишние деньги позволили нанять и вооружить десяток мечников, да и сыновья подрастают, старшему уже почти тринадцать, ещё год-два и будет молодой воин в роду. Дочь не дурнушкой растёт, хоть и придётся дать хорошее приданое, но понятное дело, что не кому попало такая красотка уйдёт. Можно выгодный семейный союз заключить. Среди купцов, имеющих вес в Фиренце, авторитет Инфаньяти неуклонно растёт, и его слово среди торгового люда уже не пустой звук. А сегодня собирается совет консортерии и не мешало бы продемонстрировать и растущее богатство, и уважение людей. Подарок румийца из Синопа - странный глиняный сосуд из Баальбека, ни кубок, ни лампа, явно очень древний, но с хорошо сохранившимся богатым узором - привезённый из Фатимидского халифата лично ему, Кароджо Инфаньяти, как нельзя лучше служил этой цели. По словам румийца, в таких сосудах много веков назад вавилонские цари хранили благовония, и сосудов таких в мире всего несколько штук, причём все владельцы - халифы и султаны. Это ли не свидетельство уважения и признания успехов, если даже купцы, владеющие торговыми галерами от Трапезунда до Малаги, не гнушаются лично приехать и одарить компаньона дарами, достойными земных владык? Так что очень скоро уже можно будет начать менять расклад в консортерии, поднимая род Инфаньяти на должный уровень, а там, глядишь, и другие семьи подтянутся...

Юный Джатто был пока слишком мал, чтобы быть допущенным к грандиозным планам отца и о подноготной событий даже не догадывался. Но что отец перед прибытием каких-то гостей отпер библиотеку он мимо себя не пропустил. Ибо видел несколько недель назад как невысокий, но очень важно держащийся дедок в странных одеяниях, доставал из принесенного двумя чернокожими рабами сундучка некий обёрнутый во многие слои ткани предмет, бело-голубого цвета, и с лёгким поклоном передал тот непонятный, но очень притягивающий взгляд предмет отцу. У того аж дух захватило. Дальнейших подробностей Джатто не увидел, но очень его это заинтересовало и теперь он горел желанием рассмотреть диковинную штуку поподробнее. Сегодня был как раз отличный шанс. Однако Джатто был не только любопытным, но и осторожным юношей. Поэтому он не стал сразу соваться в запретную комнату, а сначала спустился со второго этажа вслед за отцом, чтобы убедиться, что тот не вернётся в самый неподходящий момент, и что никто другой тоже не застанет его врасплох. Отец отправился проследить за украшением лоджии, где должно было состояться собрание. Все слуги были привлечены к делу, а мать с утра не выходила из своей половины, наверняка помыв волосы и прихорашиваясь. Так что визит в сокровищницу тайн был безопасен. Джатто взлетел по лестнице, не чуя ног под собой, предвкушая, как кроме той занятной штучки он ещё возьмёт в руки меч, которым его прапрадед ещё в 1159-м году бился в Кремоне с самим Барбароссой. Ну, пусть не лично с ним, конечно... Окрылённый мечтами, он не заметил спускавшуюся с третьего этажа мать и буквально вломился в дверь библиотеки как раз в тот момент, когда Джанка, взобравшись на табурет, уже дотянулась своими ручонками до таинственного сосуда на полке. От резкого шума открывающейся двери она взвизгнула, руки её разжались и последовал негромкий хлопок. Сделав по инерции ещё два шага, Джатто уставился на бело-синие осколки керамики, далеко разлетевшиеся по полу. Первой мыслью была: "ох, бедная Джанка, как ей влетит", причём он её, несмотря ни на что, в тот момент искренне пожалел. Потом пришла вторая мысль, что теперь он уже никогда не увидит, что же это было, и с раздражением поднял глаза на девчонку. Безграничный ужас от того, что она поймана на месте преступления отцом или матерью уже быстро покидал её лицо.