Кое-что об архимагах (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 24

Ослепительная вспышка чувствовалась даже сквозь ресницы, оглушительный грохот заставил присесть, даже не смотря на то, что его ждали – уж слишком громко и слишком рядом ударила молния.

Аркадия проморгалась, потерла ушки руками и с удовольствием посмотрела на эшафот – рядом со сценой лежали вповалку люди, кричали женщины, стонали задавленные, кто-то бил обидчику морду, но не это главное – на деревянной конструкции потряхивал головой целый и живой лесоруб, с ошейником из остатков палаческой веревки, кончик которой все еще дымился, но, к счастью, не горел. Еще один огрызок веревки догорал на самом верху виселицы, вместе с ней самой. Представители власти мало чем отличались от людей обычных, вот только падать им было на два метра выше – скатились с помоста на землю, оглушенные.

– Вот оно – мастерство, – со значением произнес архимаг.

На импровизированную трибуну тем временем вскарабкалось новое действующее лицо – в бежевой сутане, с медным треугольником-медальоном на цепочке поверх широкой груди.

– Духовенство, как по заказу, – довольно прокомментировал дед.

Фил не решался вставить слово, не желая испортить триумф старшему родственнику – уж больно лицо у того было счастливое.

Духовенство действительно не подвело и выдало жаркую проповедь на целых шесть минут – ровно до того момента, как другие представители власти не опомнились. На фоне горящей виселицы смотрелось особенно эффектно – да и не нужны тут декорации, когда народ поражен в самые глубины души произошедшим, стоит на коленях и готов проникнуться чем угодно – только говори.

Опомнившись, главный стражник, как это принято в искусстве спора, все-же перекричал церковника и вытеснил на край площадки. Еще три минуты он, староста, палач и двое помощников, тушили виселицу. Еще минуту пытались найти замену веревке. В итоге стражник плюнул, обнажил меч и замахнулся на лесоруба – тот никуда и не собирался убегать, так и сидел себе, мотая головой – пытался выгнать гул, что набатом бил в ушах.

Еще одна вспышка ударила по глазам – на этот раз бело-розовые круги пошли и у Фила с Аркадией, о новом ударе их не предупредили.

Когда маги смогли проморгаться, со сцены исчез глава стражи, но добавился хорошо прожаренный, дымящийся кусок мяса и почерневшая полоска стали рядом. Через мгновение еще один удар молнии заставил людей прижаться к земле – на этот раз досталось старосте.

– Что два раза ходить? – ответил архимаг на вопрос в глазах внука.

Уже без конкуренции, духовник продолжил стихийный митинг о каре за несправедливый суд. Народ гудел одобрительно – мол, лесоруба все знают, не мог он. Что мешало добрым селянам вступиться за сельчанина часом раньше – оставалось загадкой.

Дети затерли следы магической фигуры и безо всяких препятствий пошли к сцене – где-то там должна быть их мама, она же – будущий мостик между двумя семьями – не особо нормальной архимагической и вполне нормальной – покалеченного лесоруба.

Мама нашлась рядом с фигуркой заплаканной девушки – женщины прижимались друг к другу и самозабвенно рыдали, не обращая внимание на окружающих.

– Вечером? – кивнул на них Фил.

– Вечером, – ответил архимаг, прекрасно понимая, что в женскую истерику лучше не лезть.

– Рано мы пентаграмму стерли, – как-то грустно произнесла Аркадия.

Со стороны «замка» барона уже вовсю неслись конные. Десяток воинов выглядел грозной силой – копыта поднимали пыль огромным плащом позади них, блестел металл, гордо смотрели в небо острия слегка наклоненных вперед копей.

– Что хочу сказать – мы старались, – пожал плечами архимаг.

Всадники остановились возле эшафота, некоторое время прислушивались к речи пастыря, о чем-то между собой поругались, после чего вперед выступил один из них – самый представительный и, видимо, авторитетный – этого авторитета, свисающего впереди живота, у него было куда больше, чем у остальных.

– Любимый народ! – гаркнул он, выехав впереди сцены – люди благоразумно уступили ему дорогу, – Наш глубокоуважаемый, справедливый, мудрый, смелый, храбрый и великий барон, рассмотрев дело пристально, с присущей ему справедливостью, мудростью, сме… умом, повелевает! Не виновен! – гаркнул он последнюю фразу, как самую важную, – Барон велел оправдать! А виновные наказаны самими богами! Как вы все видели!

– Приятно то как, – фыркнул архимаг.

– Всем веселиться в день чудесного знамения! – гаркнул он повторно.

Толпа ответила ему довольным ревом, словно для веселья нужна была команда свыше.

– Пастырь, ваш ждут в замке, – добавил он куда тише, чтобы услышал только храмовник и первые ряды.

Кавалькада тут же унеслась обратно, а в след за ними засеменил довольный храмовник, вместе с двумя недовольными служками, тащившими далеко не легкие короба с ритуальными предметами для погребения – все равно ведь обратно их нести, но и оставаться тут нельзя.

– Нет, ну слишком хорошо получилось, перебор! – возмутился архимаг, – Как это оправдали? Это что же, ему дом вернут? А наш план?

– Добрее надо быть, – покладисто заметила Аркадия, сияя улыбкой.

– Да я самый добрый человек на свете!

– Ты вчера человека убил, – тихо шепнул Фил.

– Ну и что? Я вчера, между прочим, другому человеку эту самую жизнь спас! – возмутился дед.

– Минус и плюс – в итоге ноль.

– А еще я вчера хорошо покушал и вовремя лег спать. Что вы на меня так смотрите? В моем детстве это был хороший поступок!

Дети двинулись обратно домой, оставив за собой так и не пришедшую в себя толпу.

– И вообще, вы так рассуждаете, как будто собрались остаться тут надолго, – улыбнулась Аркадия.

– Я не против, – пожал плечами архимаг.

– Никуда не тороплюсь, – кивнул Фил.

– Вы серьезно?

– Почему нет? Сама посуди – встаю утром, бью морду темному, вкусно кушаю, играю с щенком, опять вкусно кушаю, занимаюсь теоретической магией, снова вкусно кушаю и засыпаю под колыбельную. Сказка!

– Вот-вот – кормлю светлого собаками, а он ест и просит добавки. Это ли не чудо?

– Я тут подумал, что темному можно бить морду два раза в день.

Дети остановились напротив друг друга, сбросили показное веселие и отзеркалили друг другу хищные улыбки.

– Мы тут всего один день, а так много произошло, – Аркадия поспешила перевести тему, встав между ними и зашагав вперед, придерживая за плечи и увлекая за собой соперников.

– Иначе и быть не может, – пожал плечами старший брат и самостоятельно зашагал дальше.

– Объясни? – потянула его за рукав девочка.

– Что будет, если в ручей бросить три камешка?

– Пойдут круги, – терпеливо ответила Аркадия.

– Вот и мы изменяем гладь реальности вокруг себя, – терпеливо ответил Кеош. – А если в ручей бросить три огромных валуна?

– Он выйдет из берегов или сменит направление, или запрудится и станет озером, – предположила девочка и вопросительно подняла бровь.

– И мы сами решаем, что будет на месте этого ручья, – кивнул архимаг, – Город, богатые сады, пепел войны.

– Еще мы можем выкинуть тот валун, который станет мешать нашим планам.

– Если он не набьет тебе морду.

– Посмотрим.

– Через пять лет?

– Ага.

Самопровозглашенный барон целого селения, хозяин кузницы, мельницы и близлежащих лесов и полей на неделю пути во все стороны не был идиотом. По крайней мере, сам он считал именно так, вполне обоснованно предполагая, что идиот не смог бы перехватить власть и удерживать ее в своих руках все эти годы.

Не был он легковерным, наивным и доверчивым, потому сразу не поверил словам храмовника о справедливом суде и молниях с чистого неба. Да, он слышал раскаты грома, да, на небе ни облачка, да, есть сотни свидетелей, ну и что? Если бы небеса карали за убийство невинных, он давным-давно бы умер, причем десяток раз к ряду, а в больших городах люди так и вовсе оглохли бы от громовых раскатов и ослепли от нескончаемых вспышек.

Легко и приятно храмовнику – стоит себе счастливый напротив, улыбается своим мыслям и грезит организовать святое место – прямо на месте плахи. Впрочем, дело хорошее – прибыльное.