Форт Заря (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич. Страница 20

Женя повернулся к рабам, теперь уже бывшим. Они стояли врассыпную, а один, более крепкий, чем другие, уже пытался подобраться к ружью первого покойника. Поняв, что его маневр обнаружен, он замер и, как и трое других, настороженно ждал, что будет дальше. А Женя поставил «помпу» на предохранитель, повесил на плечо и совсем обыденно объявил:

— Все, вы свободны.

Наступила пауза. Люди смотрели на Женю, Женя смотрел на людей. «Может, они не понимают по-русски?» — подумал он и повторил по-английски:

— You are free.

Вроде бы не ошибся, правильно сказал, а они все молчат. Других языков Женя не знал, а потому пожал плечами, шагнул к крайнему, подобрал ружье убитого негра. Так, на всякий случай. Кто ж знает, что он сделает, взявши его в руки. А ну как пальнет! Судя по досадливому выражению, явственно проступившему на лице человека, поступил правильно. Затем вынул нож у убитого и бросил его под ноги тому, кто показался слабее других. Отошел в сторону, присел на корточки и стал ждать. Через пару минут его осенило: да они же голодные! Он хлопнул себя по лбу, распотрошил рюкзак, аккуратно разделил бутерброды на четыре части и разложил на земле на поближе к людям. Рядом положил флягу. Отступил назад, снова присел. И опять тишина. Они что, думают, что это какая-то провокация? Тут позади него раздался жалобный вопль:

— Долго мне еще тут стоять?

— До следующего негра! — рявкнул на нее Женя. — Пока, мля, мозги из задницы обратно в голову не стекут!

— Ну мне же неудобно!

— Неудобно спать на потолке. А ты, овца, за свою дурость страдаешь. Вот и страдай по полной.

Женя повернулся к освобожденной им четверке, а за его спиной начался скулеж и тихие подвывания.

— Мать вашу растудыть, и долго я буду тут ждать?

Один из пленников, тот самый, что подбирался к ружью, среднего роста мужичок с грязной короткой бородкой, местами сохранившей русый цвет, осторожно спросил на чистейшем русском языке:

— Ты что, русский? Из России?

— Нет, млин, нигер губастый. А то ты не видишь! Конечно из России.

— Вот прям из настоящей России?

Женя тормознул.

— А что, есть какая-то другая? Я знаю только одну.

Мужичок замолчал, запустил руку под рубаху, остервенело почесался. Потом продолжил:

— А здесь ты откуда?

— Погулять, млин, вышел. На негров поохотиться. Вон, на живца.

— Я серьезно спрашиваю.

— А я что, шучу? На разведку пошел, вас встретил. Решил доброе дело сделать. И где, собственно, благодарность?

— Так ты что, из-за нас просто так негров пострелял?

— Ну наконец-то!

— Из России! — заорал вдруг мужик! — Опупеть, настоящий живой русский! Земеля! — и кинулся обниматься. Кинулся, и тут же упал, запутавшись в веревках.

— Раскудрить твою бабушку через коромысло!

Он снова вскочил и, уже осторожней, подбежал к Жене.

— Freiheit! Die Russen! Freiheit! — крикнул он остальным.

— Они что, немцы? — переспросил Женя, тщетно пытаясь отстраниться.

— Немцы, немцы. Потом все расскажу. Нет, ну надо же!

Веревки на ногах были разрезаны в мгновение ока. А в следующее мгновение на Жене повисли еще трое. Его обнимали, хлопали по плечам с воплями:

— Die Russen! Kamerad!

И тут раздалось возмущенно-обиженное:

— А про меня забыли, да?

Женя и впрямь успел забыть о Снежане.

— Мужики, перекусите пока. Вот буты, с собой просто больше ничего нет. А я пока с этой клушей разберусь. Он разрезал путы на ее руках и помог натянуть заляпанные кровью штаны. Выглядела блондинка весьма бледно. Ноги ее подгибались и стоять более-менее прямо она могла, только держась за дерево. Вот она и стояла, стараясь не глядеть в ту сторону, где лежал обезглавленный негр.

— Ты, помнится, языки знаешь? — спросил ее Женя.

— Ну да.

Медленно, но верно жертва негров и собственного идиотизма приходила в сознание.

— Надо с немцами говорить, а я в языке не силен. Переводить сможешь?

— Угу, — кивнула она.

— Тогда пойдем.

Переводила она действительно бойко, трещала, как из пулемета, и дело сразу пошло на лад:

— Вот что, мужики, — вещал Женя, — у меня тут недалеко, километрах в пяти, дом. В нем горячая еда, нормальная постель и вообще человеческие условия. Только вот эти негры, что вас привезли, как раз туда и намылились. Теперь надо бы решить, что с этим всем делать.

Посовещавшись, решили просеку дорубить и квадры спрятать рядом с домом. Там можно хотя бы выставить часового и охранять свое имущество. Оклемавшуюся Снежану отправили обратно с новостями и с наказом варить много еды и греть много воды для мытья и бритья. А оставшиеся впятером взялись за работу.

Не зря говорят, что производительность подневольного труда самая низкая. Освободившись от веревок и надсмотрщиков, люди работали, не жалея сил. В кратчайшее время через перелесок пролегла неширокая дорога — только-только проехать машине. Убитых негров избавили от всего имущества вплоть до белья, и, утащив подальше в лес, прикрыли ветками, а затем на двух квадрах двинулись навстречу бане и ужину.

Заслышав тарахтение моторов, весь личный состав гарнизона вышел встречать своего командира и его гостей.

— Meine Herren, Ich lade Sie ein, in unserer bescheidenen behausung, — выдала фразу Ольга. «Ну да, она ведь тоже закончила инъяз» — сообразил Женя.

Сам он ни слова не понял, зато поняли немцы. Высокий блондин в черных рваных берцах и лохмотьях явно армейского происхождения изысканным жестом приложился к ручке хозяйки.

— Danke, frДulein…

— Ольга.

— Ich bin…

Из начавшегося диалога Женя понял лишь одно: гости в надежных руках, и отправился вместе с Шуриком прятать квадры и прицепы. Спасенных людей проводили в дом, предоставили им горячую воду, бритвы, ножницы, аптечку и чистую одежду. Лохмотья бывших пленников сожгли. Как сказала Ольга, в своем доме она антисанитарии не потерпит. И через час к ужину за большим столом собрались уже отмытые, постриженные, выбритые, подлеченные люди вполне цивилизованного вида. Только чрезмерная худоба, да особое выражение глаз выдавало в них недавних пленников.

Ольга расстаралась. Она до полусмерти загоняла что Шурика, что присмиревшую Снежану, но стол накрыла шикарный. Не пожалевши запасов. Сыр и колбаса, шпроты и красная икра, да и просто рис пополам с тушенкой. В общем, было богато, но немного. Это Женя и сам понимал: нельзя сразу после голодовки нажираться. Хотя гости старались соблюдать приличия, это у них получалось неважно. Но сейчас никому бы и в голову не пришло упрекнуть их в этом.

Люди наелись, напились, вымылись, хоть и не в бане, и сейчас самое время было начать их спрашивать. К Жениным услугам нынче было целых два переводчика, вернее, переводчицы. Правда, Снежана норовила отсесть подальше и, кажется вообще пыталась превратиться в невидимку. Женя примерно составил в уме перечень вопросов, которые хотел бы задать. Он уже почти что открыл рот, но тут, в самом начале беседы его ожидало душевное потрясение. Один из немцев, тот, что выглядел старше других, поднялся, откашлялся, и начал вещать. Ольга тут же принялась переводить, и по мере того, как она переводила. Ее глаза становились все круглее и круглее. Впрочем, Женя отставал от нее ненамного. Вот, что выдал немец:

— Уважаемый Ойген. Мы посовещались между собой и просим принять нас в вашу группу.

Дар речи, как и способность соображать, к «предводителю» вернулся не сразу. Некоторое время он блеял что-то настолько невразумительное, что девушки даже не стали это переводить, но потом собрался с мыслями. На такой вариант он не рассчитывал, и даже не надеялся. Хотя, если подумать, среди них четверых лидер, формальный и неформальный, именно он. Так что вполне естественно, что именно к нему и обращаются люди с подобным предложением. И все равно, это было так неожиданно, что он растерялся, да и вообще не видел себя в начальниках и в глубине души надеялся, что кто-нибудь из новеньких снимет с него этот груз.