Некоторые не уснут (ЛП) - Нэвилл Адам. Страница 22

            Вскоре после того, как лай и кашель смолкли, в тот самый момент, когда невероятно яркая фосфоресцирующая вспышка осветила коридор за дверью моей комнаты и проникла под дверь, я услышал, как из залы вышел Юэн. Последовало торопливое шлепанье его босых ног по коридору в направлении моей комнаты. Каждый волосок у меня на теле стоял дыбом. Уставившись на дверь, я наблюдал, как дергается дверная ручка. Юэн пытался войти.

            Я сел в кровати и подтянул колени к груди.

            - Чего ты хочешь?

            - Впусти меня, - потребовал Юэн. Язык у него заплетался от выпитого, а сам он задыхался от возбуждения.

            - Нет!

            Но тут дверь начала биться об комод, который сразу же начал раскачиваться. Появилась щель, и Юэн навалился плечом на дверь.

            - Вали на хрен! - взревел я, но услышал в ответ лишь его тяжелое дыхание. Он снова и снова кидался на дверь, пока комод не начал отодвигаться все дальше от рамы.

            Как только я раскрыл мобильник, чтобы вызвать полицию, комод отъехал от двери и Юэн оказался в комнате.

            На нем не было ничего, кроме его зловонных трусов. Красное лицо покрывала пленка маслянистого пота, полные маниакального возбуждения глаза никак не могли сфокусироваться. Он стоял, пошатываясь, на одном месте.

            - Она здесь, - объявил Юэн и помахал руками над головой. - Парит, парит повсюду. Она здесь. Она такая красивая, что даже больно на нее смотреть.

            Я ничего не сказал. Я был совершенно измотан. Можно даже сказать, что я смирился, сдался перед лицом его безумия. Я больше десяти минут просто сидел и слушал его шумную проповедь, в которой он снова и снова, бахвалясь, повторял про "Пришествие Богини и ее красоту". В конце концов, когда опьянение и усталось взяли верх, Юэн вышел из моей комнаты и, шатаясь, направился обратно к себе в гостиную.

            Я сидел неподвижно, пока в полпятого утра он не включил альбом "Аутопсия некрофила", после чего впал в кому изнеможения. Нос у меня был заполнен запахом грязной плоти, осквернившим мою комнату - запахом рыбьего брюха и рвоты.

            Это был последний раз, когда я ночевал в квартире.

            Джули встретила меня в восемь вечера, в баре возле Ноттинг-хилл Гейт. В пивном саду мы выпили пару стаканчиков для храбрости. Опускались сумерки, и в нависшем над нами небе цвета индиго появились "абрикосовые" прожилки. Затем мы направились ко мне домой. Мы полагали, что присутствие женщины вынудит Юэна покинуть квартиру.

            Поднявшись на Москоу-роуд, мы увидели алмазные белые вспышки, прорывающиеся сквозь шторы гостиной. Несколько других пешеходов, направлявшихся к станции "Квинсуэй", или к торговому центру "Уайтлиз", тоже остановились и смотрели на мерцающий фосфоресцирующий свет.

            Джули нервно захихикала.

            - Что он там делает, запускает фейерверки?

            Я сжал ее руку.

            Мы вошли в общий коридор, и Джули сказала:

            - О, боже, ну и запах. Меня сейчас, наверное, стошнит.

            Я прижал указательный палец к губам, подавив в себе кашель. Даже на лестнице миазмы липли к нашим лица и агрессивным, настойчивым образом проникали в рты и носы.

            - Что может производить такой запах? - прошептала Джули.

            - Тот, кто не мылся два года, - ответил я. Но этот смрад, несомненно, не мог появиться лишь вследствие бактерий, расплодившихся на немытом теле и в грязной одежде. Я вновь уловил запах, который мне представлялся зловонием горящих костей, жгучий, сернистый и приторный.

            На площадке возле входной двери, Джули покачала головой и заткнула от шума уши кончиками пальцев. Болезненно искаженный звук вновь достиг полной мощности. Он будто звучал и в гостиной и у нас над головами одновременно. Пол, стены и сам воздух в неосвещенном коридоре подрагивали от вибраций. Должно быть, Юэн еще устроил короткое замыкание, потому что свет нигде не работал.

            - Электричества нет, - сказал я, пощелкав выключателями в проходе.

            - Но как... - Джули не нужно было заканчивать свой вопрос. Я тоже пришел к такому же выводу, что ни телевизор, ни стереопроигрыватель, ни любой другой электроприбор, не мог издавать звуки и ослепительные вспышки, которые вели нас по коридору вглубь сгущающегося звериного смрада.

            Прищурившись и зажав рукой нос и рот, я шел первым к двери гостиной. За мной, зажав уши обеими руками, следовала Джули. Ее бледное, напряженное лицо то и дело освещалось вспышками болезненного света, который почти шипел на влажных оболочках наших глазных яблок. Мы встали у двери, дрожа и глядя друг на друга.

            - Входи, - прошептала она. - Входи. Посмотри, какого черта он делает.

            Стоя нетвердо на ногах, дезориентированный кружащимся шумом, я сказал:

            - Стой здесь. - И добавил: - Возможно, он не одет.

            Не думаю, что Джули меня услышала. Она просто смотрела на дверь гостиной, на лице у нее была написана решимость, которую я узнал и которую должен был попытаться обуздать. Пропитанный отвращением до кончиков ногтей, я не сумел найти в себе смелость что-либо сделать, кроме как стоять и дрожать. Джули отпихнула меня и открыла дверь гостиной.

            - Нет! - воскликнул я, но было слишком поздно. Она перешагнула через дверной проем в водоворот белого стробирующего света и мечущихся теней. Дверь захлопнулась у нее за спиной с такой силой, что я подпрыгнул на месте. Но крик, последовавший за ее проникновением в гостиную, вырвал меня из состояния паралича.

            Прежде чем моя рука сумела ухватиться за дверную ручку, нестройный, вращающийся звук не сколько прекратился, сколько схлопнулся, будто его засосало в маленькое отверстие в потолке, по другую сторону двери. Я дернул ручку вниз и ввалился в комнату.

            Сперва сцена, представшая передо мной, показалась разочаровывающей. Было темно. Не было никакого освещения, кроме голубоватого остаточного света без определенного источника. Через несколько секунд он померк, оставив лишь желтоватое свечение от уличного фонаря, сочившееся сквозь шторы. Но увидев выражение на лицах двух присутствующих, я понял, что в комнате произошло что-то из ряда вон выходящее.

            Стоя неподвижно и держа руки по швам, Джули пристально смотрела в дальний угол, где две стены соединялись с потолком. Выражение ее лица поразило меня. Рот у нее был как-то по-детски разинут, глаза широко раскрыты то ли от шока, то ли от удивления, то ли от смеси того и другого.

            Второй фигурой в комнате был Юэн, и он стоял там, где когда-то был кофейный столик. Он был совершенно голый, его борода, волосы и тело сочились влагой, и это придавало его красному, перекошенному лицу какой-то уродливый, доисторический вид. Пол тоже был мокрым. Юэн оставался неподвижным, но смотрел на Джули с такой неприязнью и отвращением, что кровь застыла у меня в жилах. Кулаки у него были сжаты, а мышцы на предплечьях вздулись тугими узелками.

            Я схватил Джули за локоть и, хотя она повернулась ко мне, не сразу меня узнала, либо даже не поняла, где находится. В состоянии полного шока она смотрела сквозь меня, то ли мимо меня, или даже внутрь себя.

            Я вывел ее, словно послушного, сонного ребенка, которого вытащили с заднего сидения машины после долгой поездки, из гостиной, по коридору, к входной двери. И увел прочь от смердящей тьмы моего дома. Увел ее, скорее ради ее же безопасности, чем для того, чтобы избавить от вида свирепого, мокрого лица Юэна.

            Джули перестала всхлипывать лишь в такси, которое я остановил возле "Квинсуэй", чтобы доехать до ее дома. Выглядя особенно хрупко и слабо, она прислонилась ко мне на заднем сидении и молчала, пока я гладил ее волосы. Мысли у меня в голове лихорадочно метались. Что именно она увидела? Какого черта делал Юэн в комнате, голый? Что служило источником того мигающего света? Не его ли видела Джули? Не поэтому ли таращилась на потолок, разинув рот?