Жена по обмену (СИ) - Соловьева Елена. Страница 10

Алия определенно ждет приглашения к столу.

Ага, разбежалась. В прошлый раз я подавала чай, пусть теперь она подсуетится.

— Вот и Алия, — произношу приторно-ласковым тоном, — как вовремя ты пришла, сестренка. Будь добра, принеси для гостя еще молока. Сегодня твоя очередь дежурить по дому, помнишь?..

Алия хлопает глазами и пыхтит, точно вздымающийся в гору паровоз. Глаза дяди наливаются яростью, но он молчит.

— Нельзя же доверить слугам столь ценную жидкость, — намекаю я, помня о том, что молоко тут в особом почете. — Мы с Алией разделили обязанности хозяек. Я дежурю по четным дням. А она по нечетным. Так мы меньше ругаемся и больше отдыхаем.

Понятия не имею, какое сегодня число. Но Бэл проглатывает и эту ложь. Кивает Михо и произносит:

— Очень умно. Ваши дочери блистают не только красотой, но и интеллектом.

— Да-да, — поспешно соглашается дядя. — Это мои сати хитро придумали. Алия, что же ты стоишь, принеси еще молока.

Сестренке приходится подчиниться.

К сожалению, чаепитие быстро заканчивается. Бэл улетает на своем кошаке, а вот Михо и Алия никуда не уходят. К моему величайшему сожалению.

— Тебя я наказать не могу, — сообщает «любящий дядюшка», — но найду иной способ проучить. Мина! Ты получишь двадцать плетей за то, что не уследила за сати и не предупредила хозяина дома о прогулке!

Мина падает ему в ноги. Хватает за ступню и молит о пощаде. Михо хамски отталкивает девушку, точно шкодливую собачонку, и зовет помощников.

Ну, все, достали вы меня, родственнички! Становлюсь в позу и готовлюсь произнести одну из самых пламенных речей в жизни.

Глава 5

— В моем доме никого не бьют! — объявляю, а сама присматриваюсь к дядюшкиной реакции. А, была-не была, высказываю все, что накопилось: — Не закрывают на ключ единственную наследницу Ильери Ферино, не держат на хлебе и воде. Тем более не указывают, что делать, куда ходить и с кем общаться!

Блефую, как карточный шулер. Но, вроде бы, расчет верен. Про братьев или сестер Тамани никогда не упоминалось. Пусть механик Ильери и связал жизнь с магичкой, имущества не лишился. Выходит, сам верховный жрец благоволил к Тамани, раз спас и сделал наследницей состояния отца.

— Совсем сдурела?! — орет Михо. — Решила права на наследство заявить? Не подавишься таким жирным кусочком?

— Не-а, — заявляю надменно. — Не подавлюсь, даже добавки попрошу. Точнее, другого опекуна, если этот будет обращаться со мной как с рабыней. Как думаешь, дядюшка Михо, что сделает Инке, когда узнает, что меня пытались сбросить со скалы?

Дядя зеленеет. Потом бледнеет. В рубашке с кружевным воротничком он теперь напоминает гриб поганку.

— Тебя никто не пытался убить, — произносит и зачем-то сжимает собственное горло. Не иначе, боится ляпнуть что-то важное. — И с чего ты взяла, будто Инке станет слушать какую-то девчонку? Всего лишь жалкая сати, даже не участвовала в отборе, а уже мнишь себя женой жреца?

Мина по-крабьи, бочком отползает от Михо. Поднимется и становится у меня за спиной.

— Разве вы не заметили, любезный дядюшка, что главные жрецы весьма благоволят ко мне? — иду ва-банк. Поправляю прическу и улыбаюсь царственно. — Или вы думаете, они ко всем сати приходят в гости? Вызывают на прогулку и приглашают в пирамиду? Кстати, вот и отличный шанс поговорить с Инке.

Михо хватается за сердце. Закатывает глаза, произносит едва слышно:

— Что случилось с тобой после падения со скалы? В тебя будто демон вселился.

— Ничего подобного, — возражаю настойчиво. — Просто после падения я осознала, как сильно хочу жить. Возможно, когда-нибудь возглавить дело отца. Путешествовать. Заниматься тем, что мне нравится. Не выживать, а наслаждаться каждым новым днем.

Кажется, перебарщиваю с фантазиями. Глаза Михо округляются, как у филина Анри. Еще секунда — дядя ухнет и зашибет непокорную меня взмахом крыла.

— Что ты хочешь? — спрашивает дядя и ненавидяще сверлит взглядом.

— Уважения, — сообщаю я. — Начнем хотя бы с этого. Не так трудно прислушиваться к желаниям и потребностям друг друга. Не желаю никому зла, но не потерплю плохого обращения. В общем, давайте жить дружно.

Счастливо улыбаюсь, хотя внутри все кипит от негодования. Не верится, что с Михо и его дочуркой можно жить мирно.

— Хорошо, ты получишь больше свободы, — милостиво разрешает дядя. — Но не вздумай мной манипулировать! У меня тоже есть высокие заступники.

Куда уж выше верховного жреца? Задумываюсь и чувствую, как ползут вверх брови. Только если Михо дружит с богами. Или демонами Аланты.

Вслух же признаюсь:

— Начнем с этого. А там посмотрим.

Величественно приподняв подбородок, удаляюсь. Мина торопится следом.

Вхожу в комнату, с тихим стоном падаю на кровать. Неужели я это выдержала? Мне, правда, дадут больше свободы, или это лишь обещание? Не удивлюсь, если в данный момент Михо сочиняет план мести. Или убийства оборзевшей племянницы.

— Как здорово сказали, — замечает Мина. — Как будто и не вы вовсе. Мне показалось, что в вас, сати Тамани, вселилась сама Великая Матерь и говорила вашими устами.

— Ничего подобного, — быстренько возражаю, — Я это я, а все странности спишем на магический сон.

— Как скажете, сати Тамани, — кланяется Мина. — Чем хотите заняться до ужина?

Вспоминаю о подаренных Бэлом тканях. Прошу у Мины нитки и иголки. Служанка удивленно таращится и переспрашивает:

— Зачем вам такие древности, у вас же есть Лингер. Еще ваша прабабка им пользовалась.

Теперь удивляюсь я, но не решаюсь уточнить. Велю принести мне Лингер, хотя понятия не имею что это и с чем едят.

— Вот, давно им никто не пользовался, — сообщает Мина через пяток минут.

Предо мной швейная машинка, удивительно похожая на ту, что осталась у меня дома. Только вот ножной педали нет. Хотя подставка имеется.

— Напомни, как ей пользоваться? — прошу служанку.

Оказывается, Лингер приводится в движение простым взмахом руки. Даже особых усилий прилагать не надо — маги позаботились, чтобы творение работала просто и бесперебойно.

— Ого, а что это вы собираетесь делать? — спрашивает Мина, заметив выкройки.

— Трусы, — многозначительно произношу в ответ. — Надоело, знаешь ли, шастать с голым задом. Подай-ка мне вон те ножницы.

Мина выполняет просьбу и продолжает таращиться на выкройку.

— Таких откровенных панталон нет у самой отъявленной куртизанки, — замечает так, будто пересмотрела все труселя «ночных бабочек» Аланты. — Такие маленькие, и прозрачные… Они же не закрывают, а скорее открывают.

Это она еще не видела мою задумку насчет лифчика. Грудь у Тамани высокая, упругая, цвета свежих сливок. И все же непривычно без бюстгальтера. Пусть у меня не получится пуш-ап (да он Тамани и не нужен), но все лучше, чем ночнушка в пол.

— Куда же вы собираетесь отправиться в таком наряде? — сияет, как начищенная кастрюля, Мина. — Все равно же никто, кроме меня, не увидит. Или в приданое положите?

Стоило представить, что стою в тонком батистовом белье перед Хэлом, и кровь предательски приливает к бархатистым щекам. Юная грудь напрягается, точно чувствуя жадный мужской взгляд.

— Никому я это показывать не собираюсь, — бурчу под нос. — Для себя шью, чтобы чувствовать комфорт и уверенность.

И почему мне представился Хэл? Бэл бы наверняка лучше оценил бельишко. Да и Виллин ничего, это для меня он молод, а для Тамани — в самый раз.

«Куда-то тебя не туда понесло, Тамара Анатольевна, — ругаю себя. — Нам о возвращении думать надо, а не о том, как бы щегольнуть новым телом перед местными красавчиками».

Шью до глубокой ночи. Довольна творением, как ребенок подарком на Рождество. Ловкие пальчики Тамани либо имеют опыт кройки и шитья, либо легко обучаются. Как бы то ни было, бельишко вышло что надо.

Надеваю обновку и, счастливая, заваливаюсь спать.

Утром выбираю самое легкое, яркое платье из всех, что висят шкафу. Ярко-желтое, цвета одуванчиков и пижмы. Легкое и нежное, как весенняя свежесть. Стоит крутануться на месте, и пышная юбка вздымается, становится похожей на солнце.