Жена по обмену (СИ) - Соловьева Елена. Страница 18

Так и не найдя ответов на многочисленные вопросы, заваливаюсь спать. А уже утром начинаю готовиться к обеду. Легкий завтрак из фруктов и вареных яиц, короткая прогулка для поддержания цвета лица. И долгие, утомительные сборы.

— Вы будете выглядеть ослепительно! — обещает Мина.

И накручивает из моих прядей нечто объемное и грандиозное. Даже не верится, что эта «Пизанская башня» сооружена из волос. Еще и украшена цветами из сада и жемчугом.

— Главное, не рухнуть, когда буду кланяться, — ворчу я. — Прическа перетянет ― и прощай, репутация добропорядочной сати.

За семьдесят ударов барабана до назначенной встречи к парадной двери подкатывает самоходная карета. Судя по черным блестящим бокам — гордость хозяина.

— Надеюсь, у этой громадины все в порядке с тормозами, — замечаю я, но все же забираюсь внутрь.

Усаживаюсь рядом с Алией. За весь прошлый вечер и сегодняшнее утро она не произнесла при мне ни слова. Либо сильно обиделась из-за комнаты, либо вынашивает коварный план мести. Я все же больше склоняюсь ко второму.

— Неужели я дожил до этого дня! — смахивает слезу дядя, когда мы въезжаем во внутренний двор владений жрецов.

Выглядываю в окно и замираю от восхищения: либо пирамида действительно сделана из чистого золота, либо это великолепная подделка. Монументальное здание блестит на солнце, поражая и восхищая своим величием. Почти во все окна вставлены витражи, переливающиеся всеми цветами радуги.

— У меня даже колени трясутся… — замечает Мина.

Служанка напросилась сопровождать меня в путешествии. И пусть ей не позволительно войти в пирамиду, все равно довольна увиденным.

— Пожелай мне удачи! — прошу я и аккуратно забираю у служанки торт.

Выбираюсь из кареты и направляюсь к подножию лестницы вслед за дядей. Улыбаюсь, хотя испытываю то же, что и Мина. Как ни готовилась к этой встрече, оказалась поражена великолепием пирамиды. А ведь мы еще даже не вошли в нее.

— Добро пожаловать в обитель Великой Матери! — произносит Бэл.

Он и его братья встречают гостей у подножия лестницы. Обмениваются приветствиями с дядей. Вежливо кланяются нам с Алией. Бэл и Виллин рады встрече — это видно по их искренним улыбкам и довольным выражениям лиц.

И только Хэл похож не на живого человека, а монумент, вытесанный из темного мрамора у подножия пирамиды. Ни тени улыбки, ни доброго взгляда. Холоден, важен и безразличен к происходящему.

Передаю торт слугам, по мраморной лестнице поднимаюсь на тринадцатый, верхний этаж. С особым трепетом касаюсь строгих и фантастичных стальных перил, подчеркнутых тонкими золотыми элементами, похожими на листики и цветки вьюна. Сморю на развешанные по стенам картины, высокие вазы с роскошными цветами.

Замечаю сбоку что-то вроде шахты лифта, скрытой за резными решетками.

Бэл перехватывает мой взгляд и поясняет:

— Мы могли бы подняться наверх так, но восхождение по лестнице главной пирамиды очень символично.

— И утомительно, — зевает в кулак Виллин.

Хэл отделывается угрюмым молчанием. Не смотрит в мою сторону, зато затевает разговор о картинах с Алией. Сестренка краснеет и запинается, явно польщенная вниманием главного жреца.

— Я впечатлена, — произношу с улыбкой. Стараюсь не смотреть в сторону Хэла. — Лестница очень красивая, и вся обстановка тоже. А на лифте смогу проехаться и в другой раз.

— Искренне верю: вы, сати Тамани станете частым гостем Инке, — подмечает Бэл.

— А, возможно, и женой следующего верховного жреца, — добавляет Виллин и многозначительно поигрывает бровями.

Делаю вид, что не понимаю намека. Продолжаю подъем и с удивлением отмечаю, как легко и ровно бьется сердце Тамани. Вот что значит молодость — ни одышки, ни зашкаливающего пульса. И это несмотря на крутые ступени.

Достигаем вершины лестницы. Ждем, пока отдышится Михо.

— Сюда, пожалуйста, — Бэл приглашает следовать за ним.

На тринадцатом этаже роскоши больше, чем на остальных. Словно погружаешься в мерцающее тепло: всюду золото, охра, бронза и другие, неподдающиеся определению материалы. Вдоль коридоров стоят горшки с живыми цветами желто-белых оттенков и скульптуры. Последние ― сплошь замагиченные. Русалки лениво помахивают хвостами и игриво подмигивают. Воины встают по стойке смирно, когда мимо проходят главные жрецы.

— Верховный ждет вас в Радужном зале! — объявляет Бэл.

Трижды стучит в золоченые двери. Дожидаются, пока слуги откроют, и приглашает нас внутрь.

Инке встречает нас, сидя в глубоком, обитом бархатом, кресле возле камина. Белым одеянием, напоминающим мантию королей, седыми, собранными в высокий хвост волосами, длиной бородой, скульптурным лицом и живыми серыми глазами он напоминает доброго волшебника из детских сказок. Не хватает только посоха и широкополой шляпы.

На шее верховного жреца болтается ключ размером с ладонь. На вид тяжелый и блестящий. По форме он напоминает крест с петлей наверху. Всю поверхность покрывают непонятные надрезы и загогулины, каждому символу соответствует картинка — маленькая, едва различимая.

— Приветствуем тебя, верховный жрец, — произносит Михо и кланяется.

Мы с Алией следуем его примеру. Я одновременно пытаюсь поправить очки, которых Тамани никогда не носила. Ее зрение и без того идеально.

Чертова привычка, до добра меня не доведет.

— Добро пожаловать, — сдержанно кивает Инке. — Двери главной пирамиды всегда распахнуты для рода Ферино.

Дядюшка довольно краснеет. Заученными фразами выражает радость и величайшую покорность верховному жрецу Великой Матери.

Когда с условностями покончено, Инке распоряжается накрывать стол к обеду.

— Кстати, сати Тамани, мне уже доложили о приготовленном вами торте. Не терпится его попробовать.

Кланяюсь жрецу и благодарю за комплимент. Усаживаюсь за стол на предложенное место. К несчастью, рядом с Хэлом.

— Сын, поухаживай за дорогой гостьей, — просит его Инке.

Хочет Хэл или нет, но ему приходится проявить ко мне вынимание. Приказ верховного жреца не нарушает даже сын.

— Белое вино или красное? — уточняет Хэл вежливо, но все еще не смотрит в глаза.

Кажется, так и не простил мне заплыва.

Ну, что поделать, это его трудности. Меня же больше волнует ключ на шее Инке. Наверняка, это тот самый — от всех дверей.

— Красное, если можно, — киваю без тени улыбки.

Разговор за столом заходит о политике. Молчу, пока обсуждают мятежи и поимку зачинщиков. Слушаю, с каким жаром Хэл внедряет новые идеи по подавлению бунтов. Не могу не восхититься его храбростью и упорством.

— Как бы мне хотелось положить конец этой вражде, — замечает Инке. — Но я верю: когда-нибудь настанут спокойные времена.

— И маги и механики смогут в открытую заключать союзы, — не могу удержаться я. — И заводить желанных детей.

Дядя роняет вилку. Главные жрецы замолкают. Все смотрят то на меня, то на Инке. На лице верховного отражается недовольство. Но оно быстро сменяется сочувствием.

— Твои родители, Ильери и Мирра, родились не в то время и не в тот час, — произносит Инке с тягостным вздохом. — Они ни в чем не виноваты. Так же, как и ты.

После легких закусок слуги вносят тушки запеченных птиц, кабанов и зайцев. Печеные овощи, рыбу под сливочным соусом, мидии, зелень. Стол буквально ломится от еды.

Интересно, жрецы всегда так обедают, или только по праздникам?

Мужчины на время отвлекаются от разговоров. Все, кажется, забывают о моем вмешательстве в разговор и наслаждаются обедом. Хэл, каким бы холодным ни казался, продолжает ухаживать. Выбирает лучшие куски дичи, подкладывает на мою тарелку.

— Больше не могу съесть ни крошки, — я прошу пощады.

— А как же торт? — хитро прищуривается Хэл. На долю секунды с него спадает маска равнодушия, и он становится почти милым. — Или он только с виду такой вкусный?

— Неправда!.. — охаю я. — Моя выпечка хороша и на вид, и на вкус. Вот увидите, рейн Хэл.

— Что ж, тогда я тоже приберегу место для десерта, — заверяет Хэл и хлопает себя по накачанному прессу.