Окно в Полночь (СИ) - Гущина Дарья. Страница 76

Скрипнула дверь квартиры, и в освещенном проеме показалась недовольная физиономия Муза:

— Домой дуйте, — буркнул он. — Хватит завывать на весь подъезд. Всю нечисть распугаете. Если уже не распугали.

И все-таки… хорошо дома. Тепло, елка мигает гирляндами, бигусом пахнет… Алька быстро разделась и разулась, помогла мне снять мокрую куртку, посмотрела на Муза многозначительно и протянула:

— Надо выпить…

— Надо! — разом взбодрился он. — Вина?

— Водки! — решила сестра. — Но хорошей, никакого палева!

Муз крякнул одобрительно и исчез. А Алька, умильно заметив «Какой клевый!», повернулась ко мне и внушительно заявила:

— А ты — в душ! Греться и реветь, пока вся гадость не вылезет! А потом поешь и все мне расскажешь! Поняла? Все!

Хорошо, что в этом безумном мире есть что-то неизменное… Я ухмыльнулась, кивнула, но пошла не в душ. А в гостиную — зажигать свечи для своих хранителей и спасителей. Разноцветные огоньки рассредоточились по комнате, и над каждой свечой набух крошечный бутон. Черт, а если они все дружно «зацветут» и «распустятся»?.. Я одного-то саламандра едва выносила, а как быть с восемью?.. Задавят и числом, и опытом. Я потерла символ на щеке и смирилась с неизбежным. Инициация. И саламандровая история. Пока не зацвели.

Закончив со свечами, я обернулась и встретила угрожающий взгляд сестры. Да-да, уже иду. Мыться, греться и реветь, как было велено. Ночь обещает быть томной, да. Как и вся последующая «песцовая» жизнь. М-да. Но где наша не пропадала…

Эпилог

«Каждый день — подарок неба,

Каждый миг — игра судьбы,

Стань таким, каким ты не был

И останься тем, кем был»

(«К. Никольский»)

В редакции все было по-прежнему. Одни журналисты носились по прессухам, вторые чесали языки. Хмырь сидел за компом и уныло посматривал на мою суровую сменщицу. Антонина Викторовна, серьезная и собранная, вычитывала полосу. Игорек, надев наушники, балдел под любимого «КиШа» и просматривал фотки конкурентов. Санька сосредоточенно втыкал в монитор и, от усердия высунув кончик языка, рисовал кораблики для «Морского боя». Вторник — день тяжелый, да.

При виде меня все заткнулись. На секунду. Под прицелами удивленных взглядов я почувствовала себя экзотической зверюшкой, но шла по кабинету королевой. Аушино творчество так никуда и не делось, и смена моего имиджа поразила коллег до глубины души. Плюс я для храбрости накрасилась поярче. Уличные минус двадцать восемь мечты о платье обломали, но коллегам хватило и новой прически.

— Вась, да тебя не узнать!..

— Точно не узнать! А к чему такие перемены? Или к кому?

— Вась, отлично выглядишь!

Я скромно заулыбалась, поздравила всех с наступившим и нырнула в Гришин кабинет. Редактор глянул на меня устало и хмыкнул:

— Василиса? Не узнал, богатой будешь.

— Судя по тому, что меня полредакции не узнает, разбогатею я быстро, внезапно и существенно, — фыркнула в ответ, сев, и положила на стол заявление: — Привет, Гриш. Подписывай.

Он недоверчиво поднял брови:

— Увольняешься? А чего так?

— Антонина Викторовна нормально работает? — я пропустила его слова мимо ушей. Мало ли у меня причин…

— Ну…

— Гриш, подписывай. И две недели я отрабатывать не буду. Устройте все задним числом. Как обычно.

— Слушай, нечисть… — редактор смущенно завертел в пальцах карандаш.

Не знаю, как на меня повлияло все случившееся, но, оклемавшись и выйдя в народ, я обнаружила, что все тайное становится явным. Нет, мысли не читала. Но частично их угадывала. Читала по лицу, по глазам, по жестам. А уж Гриша, наш незыблемый памятник, с мыслями, написанными на лбу…

— И не мечтай, — сказала спокойно. — Я не буду вычитывать и редактировать твои рассказы между делом. Подписывай. Дел еще выше крыши.

— А проставиться? — возмутился он, но отложил карандаш и потянулся за ручкой. Порылся в бумагах и случайно смахнул несколько листов на пол.

Я шустро вскочила со стула и раньше редактора успела схватить книгу. Ага, небезызвестный Виктор Сергеев, чьи рассказы я читала в ванной… Нет, Гриша не писец ни разу. Это все происки информационного поля.

— А-а-а, так вот под чьим именем ты прячешься!

Редактор почему-то смутился. Подписал заявление, отобрал у меня книгу и оставил подпись на форзаце.

— Держи. На память. И шуруй отсюда. Не у одной тебя дел много. И, Вась… может, договоримся?

— Может, — а что, я теперь безработная, а кушать хочется каждый день. — Позвонишь. Пока!

Прижав трофеи к груди, я вышла из кабинета, спугнув подслушивающих, и перевела дух. Два дня собиралась с силами и готовила речь, а получилось все так быстро и совсем не по плану… Жаль уходить. Три года работы — почти как дома, почти в семье. Но… Я не железная. И хмырь этот…

Игорек снял наушники и полюбопытствовал:

— Это у тебя что?

— А ну работать, бездельники! — привычно рявкнул Гриша, высунувшись из кабинета. — Анна, где реклама про колбасу? Валерия, у тебя уже десять минут телефон разрывается — сними трубку и удели людям время! Александр, ты почему еще здесь? Выезд на завод через пять минут! Антонина, зайдите ко мне!

Враз кабинет почти опустел. Нечисть, значит? Ладно, «Сарумян», вспомним разговор в кафе… Я подошла к Игорю и показала ему сначала книгу, а потом — автограф. И кивнула на баннер, со стены поздравляющий всех с Новым годом. Фотограф расплылся в понимающей ухмылке. Репутация дороже рабочего места, да. Он выхватил из моих рук книгу, быстро пролистал, и в серых глазах мелькнула красная тень. Я даже не удивилась. Только обреченно диагностировала карму. Если мне кто-то нравится, если я нахожу с ним общий язык, а наши мысли сходятся — передо мной сущность. Серединная. Игорек подмигнул, отдал книгу и привычно плюхнулся на кресло, надев наушники. Ага, пока-пока. И привет от Владлена Матвеевича.

Я ушла из редакции с улыбкой. И с ощущением, что буду очень скучать. По коллегам и традициям сумасшедшего дома. Наверно, если бы не хмырь… Да, проставиться надо. Зайду через пару недель за трудовой и всем налью. В лифте я надела шапку и застегнула шубку. Все, теперь — к Игнату Матвеевичу. Двоюродный дед разбудил меня сегодня в десять утра и велел явиться. Вероятно, надумал, как пристроить к делу и обойтись без власти над миром. Но черта с два. У меня саламандры скоро «зацветут», а хата уже выдала несколько папок с бабушкиными записями по их миру. Плюс ту, что спер Сайел. Только на инициацию никак не соберусь, хотя «окошко» для «героя» придумала… Боязно.

До офиса двоюродного деда я добежала быстро, ибо холодно. Зашла, поздоровалась с охранником и пошла к лифту. Вероятно, он захотел «обновиться», в смысле — сущность подпитать. Оба выложились без остатка, но папка с «Делом № 36», где бабушка описывала мир, характер и способности сущности Владлена Матвеевича, а также черновик истории, тоже нашлась сама собой. И одну сущность я «обновила». А для второй нужна история.

Я зашла в лифт и нажала на кнопку десятого этажа. Сняла шапку и грустно посмотрела на свою бледную физиономию. Неделя прошла с тех пор как, но… Автиминоз, зимняя депрессия и ПМС налицо и на лице, м-да. Но остальным хуже. И Владлен Матвеевич, и Маргарита Сергеевна — в больницах. Один — с воспалением легких, вторая — с сильнейшим истощением организма. Это полуофициально. Крыши там тоже латали между делом. В общем… Радует, что выжила, и вдвое — что не из ума.

Пока шла по коридору, сняла шубу и украдкой подтянула сползающие джинсы. Стресс, да. А ремни и пояса не люблю. Быстро постучавшись для приличия, я зашла. Закрыла дверь, поздоровалась и краем глаза оценила дислокацию. Игнат Матвеевич в обычной позе за лепкой самолетика. И… Шуба с сумкой выпали из рук, но я этого не заметила. Уставилась на дедова «клиента», не веря собственным глазам. Не может быть… Крыша радостно встрепенулась и рванула в полет, а я не стала ее удерживать. Я, признаться, себя на ногах еле удержала. Валик, живой, здоровый и ни разу не зеленый стоял спиной к окну, опершись о подоконник, и смотрел на меня с живейшим любопытством.