Ведьмин путь (СИ) - Гущина Дарья. Страница 37
Корифей гордо промолчал, но командовать стал спокойнее. И спустя десять минут мы стояли под мостом, прямо над рекой. Данька быстро пробежался вокруг нас, создавая утоптанную, устойчивую «полянку». Я подняла голову, осматриваясь. Мост был висячим, переброшенным с берега на берег без опор. И, глядя на его металлическое «брюшко», я задумалась: а что, если мост – это... крыша тринадцатого дома? Или, допустим, балкон? Или карниз? Или что-нибудь вроде мансарды? Ведь карта стародавних недвусмысленно указывает на...
Я посмотрела на «лиса» и ощутила его нетерпеливое волнение. Он не мог удержать себя на месте – всё ходил и ходил кругами, увеличивая периметр «полянки». А Корифей меж тем приступил к работе. Сев на снег по-турецки, он закрыл глаза, развел руки в стороны, и воздух вокруг него заискрил, затрещал искрами электрических разрядов. Я наблюдала за ним с неприкрытой завистью.
Эх, мне бы мой «уголь» – я бы ради Фильки все доступные слои в клочья порвала, но и следы младшего крестника бы нашла, и вытащила его, откуда угодно... И, поймав на себе «лисий» взгляд, отвернулась. Данька всё понимал не хуже меня и сейчас смотрел с таким молчаливо-отчаянным чувством вины... Да что говорить, не будь того несчастного случая, мы бы сейчас не здесь находились и совсем не тем занимались...
Корифей сделал странный жест – резко выбросил вперед правую руку, точно ловя налету мелкое насекомое, и в его кулаке затрепетала на теплом ветру блестящая лиловая лента. Довольно крякнув, ведун неторопливо разгладил ее, изучил, шевеля губами, и встал. Отряхнулся от снега и огляделся.
– Ну что, готовы?
– Да, – хором отозвались мы, подходя.
– Отлично, – одобрил Корифей. – Тогда посмотрите вот сюда, – и ткнул указательным пальцем в «брюшко» моста.
Я ничего не увидела, кроме проржавевших балок мостовой конструкции, а вот Данька рассмотрел. И уточнил:
– Трещина?
– Точно, – ведун улыбнулся, и его указующий перст сдвинулся левее, – а теперь смотрите сюда.
Я наконец рассмотрела первое место. Точно, трещина. Обугленно-черной каймой она вилась по металлическим балкам от одного края моста к другому.
– Что, опять трещина? – с иронией заметил старший крестник.
– Ты поразительно догадлив, парень, – похвалил Корифей, явно издеваясь. – А теперь...
– Неужели еще одна трещина? – «удивился» Данька.
– Углядел? Да без моей подсказки?
«Лис» посмотрел на меня с молчаливой мольбой. Я сделала большие глаза и снова уставилась на мостовые конструкции. Где эти черти глазастые другие трещины видят?..
– А теперь... – торжественно начал Корифей, разводя руки в стороны.
Я выразительно глянула на старшего крестника, опасаясь за жизнь ведуна. Да, еще одна издевка, и он получит в бубен, причем за дело. А бывший наблюдатель, не замечая опасности, подбросил к мостовому «брюху» ленточку и скомандовал:
– Все назад!
Мы дружно попятились. Лента же, зависнув воздухе, закрутилась, удлиняясь, порождая воронку вихря. Я жадно следила за каждым ее движением, пока не поняла, что ошиблась. Мост – это просто мост. Но под ним находились призрачные трубы старого дома. Немыслимым образом мы обошли их стороной – наши следы петляли вокруг. А вот Филька... мог и наступить – в трансе волшбы, творя капкан. Ведь замерзшая ведьма говорила, что воров убивают, а младший крестник жив. То есть Хозяйка посчитала его... гостем.
Лента описала очередной круг, из одной из труб вихрем вытянуло и швырнуло к нам некий предмет. Я не успела ни рассмотреть, ни поймать, зато Данька успел всё. И спустя минуту я держала в руках темные Филькины очки.
…есть, конечно, подозрительный момент – момент того, что «лисы» принадлежат семье хозяйки, но я его отмела сразу. Ведьма-ключница была человеком, а у нечисти и людей потомство маловероятно. Почти невозможно из-за особенностей генетики. Да и не тянет их людям в смысле секса вообще, только к себе подобным – только к тем, кто наверняка продолжит род.
И на этом «информационное» волшебство закончилось. Лента растворилась в воздухе, я оглянулась на Корифея, а он с чувством превосходства заметил:
– Если вы оба думаете, что я привел вас сюда поиздеваться, то вы ошибаетесь. И очень мне льстите. Да, и на этом сеанс закончен, – и с сарказмом добавил: – спасибо за внимание... и здоровье.
Мы с Данькой не нашлись с ответом. Только смотрели то на очки, то друг на друга, то на «обгорелые» трещины, вспоминая призрачные трубы, и опять друг на друга.
– Хочешь бесплатный совет? – Корифей повернулся ко мне. – Уезжай. Забирай этого своего крестника или кто он тебе там, и сваливай отсюда. Подальше. До мальчишки ты не доберешься – силенки не те. С «углем» бы добралась, а без него ты ничто. Бессильная пустышка. Не ведьма, а извращение.
Кровь бросилась мне в лицо. Когда ты говоришь себе то же самое каждый день – это одно, ведь твое мнение – только твое мнение. А когда его озвучивает посторонний человек... Это уже факт. От которого больно, обидно и горько. Вдвойне, потому что ни оспорить, ни изменить его нечем.
– Уезжай, – повторил ведун. – Здесь тебе делать нечего. Ты давно тут вертишься, наверняка разузнала, что к чему. И должна понимать, что в тайник стародавних тебе не пролезть. А повезет и пролезешь – там со своим пацаном и останешься, да и второго прихватишь. Уезжай, хватит нарываться. Толку от тебя всё равно никакого. Ты – всего лишь...
Каждое его слово порождало новую волну болезненной ярости, и они накатывали, накрывая меня, одна за другой, притупляя все ощущения, кроме бешеного пульса злости в висках. И в какой-то момент я поняла, что не слышу. Вижу блестящие глаза под сдвинутыми бровями, открывающийся рот... и ощущаю. Силу. Забытое чувство – пульсация «угля» в правом локтевом сгибе, безумный кровоток горячей силы по венам... Фантомное чувство, фантомная боль от бессильного бешенства, с которым я ничего не могла поделать.
За меня сказал Данька – что-то резкое, отчего Корифей сразу заткнулся. Я же слышала только шум крови в ушах. Ведун посмотрел на меня... почти сочувственно. Развернулся и ушел. А мы остались стоять под мостом, я – по-прежнему сжимая Филькины очки, «лис», настороженно посматривающий по сторонам.
«Лёль, – мысль старшего крестника прилетела через привязку, и та обожгла запястье. – Очухивайся».
Я тряхнула головой, встретила очередной сочувственный взгляд и ощетинилась:
– Ты тоже считаешь, что от меня мало толку, да? Что я только всех сгублю и никому не помогу?
Данька покраснел. Соврать ему не позволила природа нечисти, а сказать правду – инстинкт самосохранения. Он отвел глаза, но поздно. И меня снова накрыло бешенством. Я отвернулась и долго-долго смотрела на тревожно-красное солнце, пока по щекам не потекли слезы, пока не вернулся слух и болезненно-шумное чувство реальности. И тогда «лис», уловив момент, осторожно заметил:
– Вафля, падла, прав. Но не во всём, – он подошел неслышно, замер за моей спиной и добавил: – Никто не знает о нечисти столько, сколько от нас знаешь ты, – и его горячая ладонь мягко обхватила мою шею: – Забрать? Тогда вдохни и не дыши.
Я вдохнула медитационно, ощущая как злость съеживается, сжимается, сбивается в один клубок...
– Выдыхай!
...и вырывается наружу, впитываясь в ладонь старшего крестника. И оставляет после себя зыбкую, неприятную пустоту. И тело бьет запоздалая нервная дрожь – короткими очередями, то отпуская, то возвращаясь.
– Пошли, Лёль, – Данька обнял меня за плечи. – Мы узнали то, что хотели. Идем.
Я шла молча, успокаиваясь и обдумывая его слова. Да, о нечисти я знала очень много такого, что никто никогда не узнает. Правда, Натка взяла с меня обещание – никому не рассказывать о слабостях, никогда не использовать эти знания во вред. Но теперь... Теперь не время для сантиментов.
– Жабры вырву, – пробормотала я.
– Что? – наклонился Данька.
– Ты прекрасно бы меня услышал и на другом конце города, – сухо ответила я, но повторила зло: – Жабры тварям вырву, если они виноваты в Филькином исчезновении. Они меня берегут для нужного момента. Грех этим не воспользоваться. Это первое.