Приглашение на казнь (СИ) - Штиль Жанна. Страница 89

— Вы поняли, что грязную наружную часть нитки нельзя продёргивать через рану. Теперь можно присыпать это место вашим порошком и прикрыть чистой повязкой… Как, всё поняли?

— Эмм… — лекарь потёр кончик носа.

— Да, швы можно снимать не все сразу. Самое сложное место вот, — указала ножничками на пересечение рубцов. — Думаю, дней через пять можно будет снять и здесь.

Пока доктор анализировал ситуацию, девушка сделала снимок на память. Кристоф вышел несколько удивлённым, наблюдая, как госпожа, подержав в руках плоский предмет, очень похожий на чёрный гладкий камень правильной формы, запрятала его в складки платья.

— Госпожа Вэлэри, — лекарь встал, — могу я спросить?

— Нет, не можете, господин Элмо. Я доверяю вам здоровье этого юноши.

Эскулап, кивнув, задумчиво направился к выходу. Обернувшись, смерил девицу долгим взором. Губы беззвучно шевельнулись:

— Non può essere… (итал. Не может быть)

— Госпожа, — Кристоф сел на ложе. — Вы уезжаете? Надолго?

— Не знаю, — присела рядом, считая своим долгом не убегать сразу. А очень хотелось. Она переоценила свои силы и уже понимала, что прощание с детьми будет самым тяжёлым. Смутное предчувствие, что она никого из них больше не увидит, лишало равновесия. — В любом случае желаю тебе быть сыном своего отца. Тебе повезло иметь таких братьев, как Ирмгард и Франц. Он вырастет и станет одним из вас. Лиутберт… Уделяйте младшим больше времени, общайтесь с ними. Вы все родные.

— Спасибо, госпожа, — его ладонь накрыла её, пожимая. — Я вас всегда буду помнить.

Тот шальной поцелуй на переправе он не забудет никогда. Только жалеет об одном, что растерялся, не ответил… Ещё долго его губы горели от прикосновения её губ, а руки ощущали тяжесть тела, желая продлить мгновения головокружительного полёта.

* * *

Наташа спускалась на первый этаж и чувство, что она после обеда то и делает, что занимается благотворительностью, не покидало её. Усталость валила с ног. Она хотела загнать себя до изнеможения, чтобы сразу уснуть и проснуться уже утром. Чтобы никаких колебаний и сомнений, чтобы сразу окунуться в водоворот новых событий, ни о чём не сожалеть и не оглядываться назад. Сейчас она глушила в себе страх по поводу исчезновения Яробора. Если он сбежал, то такое не могло пройти незаметно. Сейчас она войдёт в кухню и всё узнает. Сплетни приходили сюда первыми и, обрастая «подробностями», рассасывались по закоулкам замка, а то и графства.

— Госпожа, — настроение Берты заметно улучшилось, — хотите повечерять?

Девушка, утвердительно кивнув, присела за стол. В приоткрытую дверь просматривался колодец. Две работницы, беспокойно оглядываясь, что-то горячо обсуждали. Перехватив взгляд госпожи, кухарка оживилась, усаживаясь напротив:

— Раб сбежал.

Наташа с деланным равнодушием подтягивала плоскую большую тарелку, поданную служанкой:

— С виноградников? — приняла кубок с молоком.

— Нет, отсюда. Вы его знаете. Яробор.

— Яробор? — она остановила руку с кубком, поспешно опуская на стол, чтобы не выдать дрожь пальцев. — Он же недавно был здесь. Я его видела. — При каких обстоятельствах видела, уточнять не стала. Никто и не вспомнит. — Разве отсюда может сбежать раб? Стража вокруг.

— Вот все так думали, а его нет. Собаки след не взяли. Надзиратель в каморе заперт.

— И что ему будет? — уже чувствовала вину, что подставила человека.

— Выпорют и выгонят.

— Хоть не отрубят голову, — пробубнила, поедая творог, совершенно не чувствуя его вкуса. Полила мёдом.

— Голову-то зачем рубить? Он же ничего не украл.

— Да-да, — Наташа обрадовалась, что разговор принял нужный поворот. — Это же не экономка, которая обокрала его сиятельство.

— Да, кто бы мог подумать. Хоть мне она и не нравилась, но как-то… Женщина и голову…

— Да, согласна. Нужно было передать её на суд королю вместе с зачинщицей. Пусть бы он решал, кому рубить голову, а кого в монастырь. Это ж надо, за спиной господина, на его земле устроить золотодобычу и… — намеренно замолчала, глядя в расширившиеся глаза Берты. — А вы что, не знаете?

— Это вы про что сейчас сказали?

— Да так, мысли вслух, — заткнула рот куском пирога с малиновым вареньем, запивая молоком и отводя глаза. Пожалуй, достаточно сказала. Остальное домыслят, и цепочка потянется дальше. — А что раб?

— Так нет его нигде.

— Спит где-нибудь, — как ей хотелось верить сказанному.

— Уж и не знаю, — повариха качала головой. — Если собаки не нашли.

— Найдётся, — Наташа встала из-за стола, поблагодарив за ужин. — Отоспится и объявится.

После разговора с Бертой стало совсем плохо. Яробор не вышел из подземелья. Может, плутает в поисках выхода? Нужно обязательно вернуться туда, как и собиралась.

Глава 33

Наносила мыльную массу на коричневое платье и тёрла, остервенело, всё больше склоняясь к тому, что не следует ждать наступления ночи, а идти сейчас. Платье до утра не высохнет. Неважно, заберёт сырое. Стряхнула, развешивая на жерди перед открытым окошком. Подгоняемая плохим предчувствием, поспешила в комнату. Взяв новую свечу и укутавшись в простыню, вышла в тайный ход. Даже усталость куда-то исчезла. Страх гнал вперёд. Достигнув подвала, остановилась, прислушиваясь. Отчётливо слышались мужские голоса. Что за чёрт? Откуда? Свернула на звук. Всё оказалось просто. Два стражника стояли у двери в камору и мирно беседовали. Наташа предположила, что там заперт надзиратель, проспавший раба.

Едва ли не бегом направилась в известном направлении. Луч скользил по поверхности камней. Крысы, сверкая красными точками глаз, отбегали в сторону, давая ей дорогу. Фу, мерзость! Смотрела под ноги, чтобы ненароком не наступить на грызуна.

Всё ждала, что луч вырвет из тьмы фигуру Яробора.

Вот и кромка воды. С замирающим сердцем уставилась на плошку со сгоревшей свечой. Рубаха лежала так же, как её оставила девушка. Подняла, складывая и возвращая на камни. Заменила «светильник». Пусть свеча горит. Вдруг раб ещё вернётся? Но что-то подсказывало, что не вернётся. Прошло слишком много времени после его ухода. Побег, судя по всему, удался. Пусть будет так. Русич не мог погибнуть.

* * *

Слышался собачий лай. Погоня?.. Деревня?.. Мужчина открыл глаза. Холод пробирал до костей. Назойливый мелкий дождь мешал сосредоточиться. Яробор плохо помнил, как выбрался на берег. В какой-то момент ему показалось, что конца подземному ходу, залитому водой, нет. Воздух в лёгких заканчивался, а просвета всё не было. Рванулся вверх, упираясь головой в камень кладки. Немеющие пальцы скребнули по слизи. Ноги не доставали дна. Вода заливала нос.

Закрутило, завертело…

Появившийся шум наполнил голову. Гулкий рокот в ушах.

Бессвязные образы с кровавыми очертаниями медленно проплывали перед глазами. Русинка? Виделось, словно вышла из тьмы, с обведёнными тенью сияющими глазами, и, теряя сознание, безвольно упала в его руки, растаяла… Кровь жаркими толчками ходила в груди. В голове пожаром билось одно: «Упустил… Потерял…»

Легкие разрываются от боли. Нос и горло сдавливают спазмы, в желудке резь. Под руками земная твердь. Его рвёт. Напрягшиеся мышцы сводит судорогой.

Разлепил опухшие веки, фокусируя взор, огляделся. Берег реки… Пасмурно… Дождь… Вроде солнце было… Крутой берег уходит ввысь. Заросли кустарника. Пополз туда, долой с чужих глаз. Отлежаться надо.

От толчка в бок, подхватился, дёрнулся в сторону, оглядываясь. Уже вечер. Так же моросит ситник. Чёрный мокрый пёс тычет под руку. Мысль, что нашли, обожгла огнём. Что ж ему плохо так, муторно? Из раздвинувшихся над ним веток показалась голова, плотно укутанная в платок. Старуха. Ткнула в него клюкой.

— Тарзан, нашёл кого? — пёс тявкнул, усаживаясь рядом. Бабка наклонилась, всматриваясь в лежащее перед ней мужское тело: — Живой, что ли? А что без рубахи? Купаться поздно ужо, застыть можно.