Второй удар гонга. Врата судьбы - Кристи Агата. Страница 8

«Вот она и снова уходит, — сказал себе мистер Саттерсвейт. — На этот раз вместе с ним. Что ж, они принадлежат одному миру. И появляются — такие уж это люди, — появляются только тогда, когда их зовет любовь или смерть».

Он не знал, увидит ли он когда-нибудь еще Лили, но на встречу с мистером Харли Кином рассчитывал весьма и весьма. Потом он наконец повернулся и пошел через лужайку обратно — к чайному столу, к разноцветным чашкам и к своему старому другу Тому Аддисону. Берил больше сюда не вернется. Довертон-Кингсбурну ничего не грозит.

На лужайку выбежал черный пес. Свесив язык и виляя хвостом, он остановился перед мистером Саттерсвейтом. За ошейником белела свернутая бумажка. Мистер Саттерсвейт наклонился, достал, расправил и прочел написанное разноцветными буквами послание: «Поздравляю. До встречи. X. К.».

— Спасибо, Гермес, — сказал мистер Саттерсвейт вслед псу, мчавшемуся со всех ног по лугу, чтобы скорее присоединиться к двум темным фигурам, которые все еще были рядом, но уже исчезли из виду.

Второй удар гонга

Джоан Эшби вышла из спальни и, колеблясь, встала у своей двери. Потом все же решила вернуться к себе, но в ту же минуту внизу — как ей тогда показалось — раздался удар гонга. Джоан стремглав метнулась к ступенькам. Она так заторопилась, что едва не сбила с ног появившегося из коридора молодого человека.

— Привет, Джоан! Куда это ты так летишь?

— Прости, Гарри. Не заметила.

— Да уж догадался, — сухо произнес Гарри Дейлхауз. — Но все же куда это ты так?

— Был гонг.

— Знаю. Первый гонг.

— Нет, второй.

— Первый.

— Второй.

Не переставая спорить, молодые люди спустились вниз. Внизу в холле к ним с важным видом направился дворецкий, только что положивший молоточек гонга на место, исполненный чувства собственного достоинства.

— Первый, — настойчиво повторил Гарри. — Я не мог пропустить. Но погоди-ка, сколько сейчас времени?

И с этими словами молодой человек по имени Гарри Дейлхауз перевел взгляд на большие напольные часы, которые стояли в холле.

— Восемь двенадцать, — произнес он. — Кажется, ты права, Джоан, и все-таки я слышал только один удар. Дигби, — обратился он к дворецкому, — это был первый удар гонга или второй?

— Первый, сэр.

— В двенадцать минут девятого? Дигби, кто-то рискует потерять работу!

На губах дворецкого мелькнула улыбка.

— Сегодня обед задержан на десять минут, сэр. По распоряжению сэра Литчема Роша.

— Потрясающе! — воскликнул Гарри Дейлхауз. — Ну и ну. Помяните мое слово, нас ждут неприятности. Чудеса! Что случилось с моим драгоценным дядюшкой?

— Семичасовой поезд опаздывает, сэр, на полчаса, а так как… — Дворецкий не договорил, потому что в ту же секунду послышался резкий звук, напоминавший удар хлыста.

— Что за… — произнес Гарри. — Кажется, выстрел.

Слева, из двери гостиной, появился молодой человек, темноволосый, красивый, лет тридцати пяти.

— Что это было? — спросил он. — Похоже на выстрел.

— Вероятно, выхлопная труба, сэр, — сказал дворецкий. — Дорога близко, а наверху открыты окна.

— Может быть, — с сомнением произнесла Джоан. — Но тогда звук, шел бы вон оттуда. — Она показала вправо. — А мне он показался оттуда. — И она показала в сторону гостиной.

Темноволосый мужчина отрицательно покачал головой.

— Ну нет. Я сидел в гостиной. Я оттуда и вышел, потому что мне показалось, будто грохнуло вон там. — И он махнул головой в сторону входной двери, возле которой стоял гонг.

— Один показывает на запад, другая на восток, третий на юг, — подытожил Гарри. — Кин, могу дополнить картинку. Я — за север. Мне-то показалось, будто этот хлопок раздался у меня за спиной. Какие будут предположения?

— Опять кто-то кого-то убил, — улыбнулся Джеффри Кин. — Прошу прощения, мисс Эшби.

— Ерунда, — сказала Джоан. — Пустяки. Вот так вы и скажете в своей речи над моей могилкой.

— Убийство… Было бы замечательно, — мечтательно произнес Гарри. — Но увы! Все живы, и все здоровы. Боюсь, твое умозаключение ошибочно.

— Как ни печально, ты, кажется, прав, — согласился Джеффри. — Хотя, по-моему, грохнуло где-то в доме. Что ж, идемте в гостиную.

— Слава богу, мы не опоздали, — горячо сказала Джоан. — Я едва не скатилась по лестнице, думала, второй гонг.

Все рассмеялись и так, смеясь, и вошли в большую гостиную.

Литчем-Клоз считался одним из самых древних знаменитых домов в Англии. А владелец его, сэр Хьюберт, был последним отпрыском рода Литчем Рош, и его родственники из боковых ветвей семейства не упускали случая отпустить в его адрес что-нибудь вроде: «Пора, знаете ли, назначить старому Хьюберту опекуна. Совсем бедняга выжил из ума».

Даже если принять во внимание некоторую склонность всех двоюродных братьев, сестер, племянников и племянниц к преувеличениям, правда в этих словах была. Хьюберт Литчем Рош прослыл человеком в высшей степени эксцентричным. Прекрасный музыкант, он, кроме легкого музыкального дара, обладал скверным, тяжелым нравом и превосходившим всякую меру сознанием собственной важности. Если кто-нибудь из гостей не оказывал хозяйским причудам должного уважения, двери Литчем-Клоз перед ним закрывались навсегда.

Одной из причуд сэра Хьюберта было его музицирование. Когда ему приходила охота вечером поиграть гостям — а приходила она довольно часто, — то в гостиной должна была стоять полная тишина. Стоило кому-нибудь сделать шепотом замечание, зашелестеть платьем или просто едва шелохнуться, хозяин одаривал гостя гневным взглядом и… прощай надежда попасть сюда еще раз.

Второй причудой была невыносимая пунктуальность, с какой в доме приступали к обеденной трапезе. К завтраку гости спускались хоть в полдень, кто и когда захочет — на это никто не обращал внимания. К ланчу тоже, ланч накрывали простой — холодное мясо и консервированные фрукты. Но к обеду… Обед — это был ритуал, праздник, пир, подготовленный первоклассным поваром, которого Питчем Рош переманил некогда к себе из большого отеля, соблазнив баснословными деньгами.

Первый гонг давали всегда в пять минут девятого. Второй через десять минут, после чего немедленно открывалась дверь, дворецкий провозглашал начало трапезы, и гости торжественной чередой переходили из гостиной в столовую. Всякий, кто бы ни посмел явиться позже, бывал отлучен от дома и никогда больше не переступал этого порога.

Потому так испугалась Джоан Эшби, потому, услыхав, что обед отложен на десять минут, изумился Гарри Дейлхауз. Гарри, хотя и не слишком дружил с дядюшкой, часто бывал в Литчем-Клоз и прекрасно знал его странности.

Не меньше Гарри удивился и секретарь Литчема Роша Джеффри Кин.

— Удивительно, — сказал он. — В жизни не подумал бы, что такое возможно. Ты не ошибся?

— Так сказал Дигби.

— Он сказал, будто это из-за поезда, — произнесла Джоан Эшби. — Во всяком случае, я поняла так.

— Странно, — задумчиво проговорил Кин. — Скоро мы все узнаем. Тем не менее очень странно.

Мужчины замолчали и молча следили глазами за Джоан. С золотистыми волосами, с озорным взглядом голубых глаз, девушка была прелестна. В Литчем-Клоз, куда ее пригласили по просьбе Гарри, она оказалась впервые.

Дверь открылась, и в комнату вошла Диана Кливз, приемная дочь Литчема Роша.

Насмешливая и грациозная, Диана поражала воображение необычной, колдовской красотой. В Диану влюблялись почти все мужчины, и она не раз забавлялась, глядя, как они наперебой стараются добиться ее благосклонности. Ни на кого не похожая, она влекла к себе загадочным и манящим взглядом темных прекрасных глаз — будто обещая любовь и нежность, но сама оставалась всегда холодна.

— Хоть раз опередили старика, — сказала она. — В последние полгода он всякий раз спускался первым и метался тут, глядя на часы, как тигр перед кормежкой.

При виде ее оба молодых человека вскочили с мест. Диана обворожительно улыбнулась обоим и повернулась к Гарри. Джеффри Кин снова опустился в кресло, и смуглые его щеки вспыхнули темным румянцем.