Графиня берет выходной (СИ) - Павлова Екатерина. Страница 37

Как вообще Диана умудрилась связаться с этим гаденышом, да еще и перейти ему дорогу? И это всего-то за одну неделю! Впрочем, ничего необычного, Генрих давно понял, что у его жены имеются в арсенале много сокрытых талантов, и влипать в неприятности на ровном месте, должно быть, один из них.

Возвращаясь к Диане, на этот раз точно ничего плохого случиться не должно, Генри собственными глазами видел, как она садилась в такси со своей рыжеволосой подружкой. Анжелиной, кажется.

«Забавно, Леди Аберкорн, очень забавно! Какая тонкая игра имен», — подумал мужчина, когда наблюдал за подругами в баре. Обычное сопоставление фактов, ничего больше, и он догадался кто скрывается под маской рыжика. Или это естественный облик Элджебет? Точного ответа на этот вопрос у Генриха не было, да и, если честно, не очень-то его заботило, как выглядит Леди Аберкорн без камня иллюзии. Это уже совсем не его головная боль.

«В общем, они по-любому отправились домой, и причин для беспокойства быть не должно» — в сотый раз заверил себя Генрих, и снова ощутил легкий приступ тревоги, который тут же поспешил развеять: «Диана за день устала и морально, и физически. Ей просто недостанет сил на новые свершения, да и в голове ее не должно остаться места для какой-нибудь дикой выходки. Она точно сейчас спит сном младенца».

Генрих зажмурился и откинулся на спинку кресла. И для него этот день в моральном плане выдался невероятно тяжелым. Он уж было подумал, что его хватит инфаркт в столь раннем возрасте, когда машину Дианы закрутило и выбросило в инсайд. Он про себя считал удары замедлившего бег сердца и чуть не сошел с ума от собственного бессилия, пока не объявили, что Донна Хендрикс вновь возвращается на трассу. Но, наверняка, его темноволосую шевелюру после опасного заезда жены проредили первые седые волосы.

А чего стоило изобразить безразличие, когда ему представили изувеченную Донну? Бледная, дрожащая от физического перенапряжения со включенными волосами и перебинтованной рукой Диана не была похожа на саму себя. Больше всего на свете Генриху хотелось хлопнуть в ладоши и торжественно объявить:

— Все, господа! Спектакль окончен! — подойти к жене, перекинуть ее через плечо и отправить домой ближайшим рейсом.

Но простила бы Диана ему такую выходку? Никогда. Он просто не мог уличить ее во лжи прилюдно. Есть границы, которые переходить не следует. Да и разговор с глазу на глаз, тоже не решил бы всех проблем. Ведь корень их кроется не в масках и иллюзиях, а в нечто более важном.

Диана своими собственными руками воздвигла эту стену, спряталась от Генриха за фальшивой маской Донны Хендрикс, сокрыла от него часть своей души. И даже если маска Донны Хендрикс будет сдернута, что помешает Диане спрятаться за новым двумя? И речь идет вовсе не лице. Диана боится принять себя всю целиком такой, какая она есть. Видит в себе изъяны и червоточины. Глупая, по мнению Генриха, она идеальна во всем, даже в своих недостатках.

Но дело в другом, имеет ли Генрих Истербрук право столь вероломно нарушать ее личное пространство, если она того не желает?

Для мужчины это был тонкий вопрос доверия. Он никогда раньше не давил на Диану, спускал все на тормозах, позволяя ей вариться в собственном соке, и довольствовался малым. Но с недавних пор все изменилось. Рубикон перейден. Генрих вынужден изменить тактику, иначе лишится своей жены окончательно. Ему придется приложить усилия, чтобы сдвинуть ледяную стену с мертвой точки и добиться доверия Дианы.

Мужчина прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Нет, и все же, неужели Леди Истербрук принимает его за слепого идиота, который не в состоянии узнать любимую женщину под чужой маской? Он узнает ее закрытыми глазами по звуку шагов тихих и размеренных, по аромату кожи с волнительной ноткой сандала, по мягкому слегка певучему тембру голоса. Ведь он, Генрих Истербрук, не был не слепым, не идиотом.

Интересно, когда Диана стала для него любимой женщиной? От этой мысли губы мужчины подернулись легкой улыбкой. Обычно сложно назвать какой-то определенный момент, это же чувства, они как волны, набегают на берег медленно и плавно.

Но в отношении Дианы, все совсем иначе. Наверное, это настоящее цунами, которое появляется из ниоткуда и не щадит никого, даже такую скалу как Генрих Истербрук. Он точно знал, что влюбился в свою жену утром. Рано утром. В шесть часов и тринадцать минут.

Генрих решил заехать домой после командировки, чтобы освежиться и переодеться перед работой. Дианы не было дома, по ее словам, она осталась ночевать у Элджебет. Нравились ли Генриху подобные ночные посиделки двух подруг? Нет, конечно. Безусловно, злостный собственник, живущий в любом мужчине, бесился и страшно ревновал. Но хладнокровный, расчетливый Генрих не смел укорить в этом свою жену ни словом, ни делом. Он доверял ей. К тому же, был глубоко убежден, что человек, желающий изменить, всегда найдет возможность, это сделать.

И вот он стоит на верхней ступеньке лестницы в своем доме и сверяется с часами. Шесть утра и тринадцать минут. Входная дверь отворяется и на пороге появляется Диана. Волосы ее растрепаны. В глазах дикий блеск, огонь. Генрих никогда не видел свою идеальную жену в таком виде.

Брови его сводятся над переносицей, и вот он готов уже сделать то, чего не позволял себе никогда — устроить Диане допрос с пристрастием.

Жена при виде его кажется растерянной, а потом счастливая улыбка ложится на ее губы. Сияет, сверкает, переливается всеми цветами радуги.

— Мой самый любимый, самый лучший муж вернулся домой! — радостно восклицает она и со всех ног бросается по лестнице вверх. Волна ослепительного безудержного счастья накрывает Генриха с головы до ног.

Он ошеломлен и распахивает свои объятия в самый последний момент. Диана с разбега бросается ему на шею и впивается в губы откровенным поцелуем. Долгим, жарким, порывистым, страстным. В мыслях рождаются еще сотни эпитетов и сравнений, но ни одно слово не может передать весь ураган эмоций, который охватывает его всего без остатка.

Генрих чувствует, что его жена пьяна, но пьянит ее не алкоголь, а дикие, неистовые чувства. Они кипят, бурлят в крови и захватывают его в свой плен, лишая разума. Генрих взбудоражен и с не меньшим пылом и страстью отвечает на поцелуй жены. Крепко сжимает ее талию, сминает тонкую ткань блузы, желая прикоснуться к разгоряченной коже. Диана тяжело дышит, зарывается пальцами в его волосы, и это заставляет Генриха еще больше сходить с ума.

Впервые в жизни ему хочется наплевать на работу, он подхватывает жену на руку, и не разрывая поцелуя несет в спальню. Он не замечает ничего, есть только он, она и всепоглощающий вихрь их чувств. Но Диана неожиданно вздрагивает и разрывается поцелуй:

— Ой, мы уронили вазу с цветами, — задыхаясь произносит она. — Нужно поставить ее на место, иначе цветы погибнут, прислуга из агентства еще не скоро придет, — смущенно выдает и спрыгивает с рук Генриха.

Ставит вазу и аккуратно укладывает в нее цветы. Медленно. Цветок за цветком. Генрих тяжело дышит и неотрывно следит за женой. Цунами уходит, оставляя после себя мертвый штиль. В висках стучит кровь, а на душе непонятное смятение. Он прикоснулся к чему-то особенному, сокровенному, и не понял, что это было.

— Извини меня, пожалуйста, — тиха произносит его жена, но глаз не поднимает, — Знаю, что тебе пора на работу, а я тут со своими поцелуями лезу. Просто очень обрадовалась твоему возвращению, — говорит и краснеет, — Я буду ждать тебя вечером, — она встает на цыпочки и осторожно касается поцелуем уголка его губ.

Вечером, как и обещала Диана, его ждал горячий секс. Тело осталось довольно, только на душе не было так ярко и жарко как во время утреннего поцелуя. Диана испугалась и закрылась от него.

А еще в их гараже появился новый навороченный спортивный кар, вокруг которого Диана частенько ходила кругами, пока никто не видел, но никогда не позволяла себе сесть за руль. Генрих узнал, что ту ночь она провела на автостраде в ливне свете дорожных фонарей и фар мимо проносящихся машин.