Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ". Страница 3

— Все, — сказала она. — Поехали. Думай о Гвендоллен.

С явной неохотой внедорожник завелся снова.

— Кажется, — Маккена нахмурился, — нас снова пытаются водить за нос.

Он протянул женщине компас. Стрелка неотрывно указывала налево. Керринджер пожала плечами и крутанула руль так резко, что их обоих с Маккеной мотнуло.

— Значит, теперь мы едем налево. Здесь нет географии, как мы привыкли ее понимать. А Дикая охота творит с Другой стороной вообще черт знает что.

Ближе к трем часам пополудни холмистая гряда закончилась. За ней начиналась равнина, заросшая красноватым вереском. Здесь джип пошел бодрее. Оживился и Джон Маккена. Он нашел в пакете из фастфуда бургер и с аппетитом принялся за еду. Керринджер присматривала за ним в полглаза.

Вересковая пустошь ей не нравилась. Равнина берегла ходовую машины, но Рэй предпочла бы каменистые подъемы и спуски этому кровавому полю. Женщина никогда не бывала здесь раньше, но в этом и не было нужды. Отточенное чутье никогда не подводило ее.

— Жуй тише, — неожиданно сказала Рэй.

— Что? — Джон замер, не донеся до рта изрядно объеденный бургер.

— Тихо, — прошипела Керринджер.

Ей не послышалось. Время от времени за гулом мотора отчетливо слышался негромкий треск.

Рэй остановила машину и открыла водительскую дверь. Маккена сидел неподвижно, с бургера капал кетчуп. Женщина невольно улыбнулась уголком рта. Улыбка сошла с ее лица, едва Рэй пригляделась внимательнее к земле под колесами.

Вереск затягивал ее плотным ковром, но кое-где через алое проглядывало белое.

Кости были выбелены ветром и временем, а потом над ними вырос вереск и зацвел алым. Костяк походил на человеческий и мог принадлежать как людям так и тем, кто неотличимо похож на людей.

Рэй резко захлопнула дверцу и вдавила до упора педаль газа, выжимая из двигателя все, на что он был способен. На Другой стороне мертвые были гораздо безопаснее, чем живые, но в этом месте Керринджер не хотелось оставаться ни на секунду больше, чем это было необходимо.

— Так что? — повторил Маккена, пытаясь очистить джинсы от кетчупа.

— Ничего. Просто плохое место для ланча.

Постепенно вереск начал уступать место траве, а равнина вздыбилась холмами. Гряда пряталась в дымке у горизонта до последнего, словно боясь показать, что у алой равнины есть конец.

Эти холмы были ниже и меньше своих собратьев, с более пологими склонами, но Керринджер повела машину аккуратно, стараясь вписаться в лощинки между ними, впервые отклонившись от прямой, указанной компасной стрелкой.

— Тебе тоже не понравилось бы, если кто-то ходил по твоей крыше, — с улыбкой сказала она Джону. Пояснила, увидев недоумение на его лице: — Это сиды. Полые холмы и подземные залы под ними.

— Но разве не они забрали мою дочь? — Маккена подобрался.

— Твою дочь забрала женщина из полых холмов. Зачем хамить ее соседям и наживать себе врагов? Эти ребята злопамятнее, чем старая карга, на газон которой насрала твоя кошка.

Маккена усмехнулся, потом нахмурился снова:

— Как мы ее найдем? Ту сиду, которая увела Гвен.

— Есть способы.

Аккуратные склоны сидов быстро сменились обычными холмами. Зелень травы потускнела, к ней прибавились серый и желтый цвета. Кое-где из-под травянистого покрова выпирал каменный бок гранитной породы. Теперь дорогу приходилось выбирать внимательнее — даже внедорожник не всегда был в состоянии справиться с крутизной склонов.

Заночевали там же, в холмах, опустив сиденья до упора. Маккена в своем туристическом спальнике больше всего напоминал жирную гусеницу, которая по ошибке заползла в машину. Рэй обходилась старым, в нескольких местах прожженным пледом.

Ближе к утру холод пробрался внутрь машины. Не спас ни плед, ни спальный мешок. Пока Маккена безуспешно пытался бороться за последние крохи тепла, скорчившись на своем сиденье, Керринджер выбралась наружу.

В непроглядной темноте без звезд о наступлении утра не говорило ничего. На траве лежал иней, стебли ломко похрустывали под ботинками. Рэй потянулась всем телом и оглянулась.

Если присмотреться, немного света во тьме было. Сзади, где остались холмы-сиды, иногда мигали призрачные огоньки. Как только глаза привыкли к темноте, стало видно, что трава бледно светится. Посверкивал иней на высоких стеблях.

Рэй нащупала в одном из карманов разгрузки флягу и отхлебнула. Бренди обжег гортань и рухнул в желудок комком жидкого огня. Керринджер поежилась. Сонное оцепенение ушло.

Позавтракали наскоро вчерашними сэндвичами. Кофе в термосе был до сих пор теплым, и Маккена порадовался, что они не выпили его вчера.

Небо медленно серело, гряда холмов выплывала из темноты. Рэй бросила на заднее сиденье бумажный пакет из-под сэндвичей.

— Ладно. Поехали.

Когда стало совсем светло, более пологими стали и холмы, в распадках между ними появились сосны. Вскоре деревья вскарабкались на склоны. Внедорожник въехал в сосновый лес. Теперь приходилось искать дорогу между янтарными стволами, похожими на стройные колоны.

Маккена не выдержал к полудню:

— Долго еще?

— Не знаю, — Керринджер пожала плечами.

— Мы успеем? Ты сказала, у нас всего неделя, — мужчина напряженно вглядывался в просветы между деревьями.

Рэй нахмурилась. Неделя была у нее. Джон Маккена мог блуждать по Той стороне до тех пор, пока его не возьмут в оборот местные обитатели. Керринджер ответила:

— Не дергайся. Успеем.

— Она — моя дочь, — Маккена поиграл желваками на скулах. — Я должен ее найти. Как я могу не дергаться? Гвен там совсем одна с этими нелюдями!

— Там не так уж плохо, — примирительно проговорила Рэй.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Я тоже была похищенным ребенком.

Маккена заткнулся. Какое-то время они ехали в тишине, потом мужчина не выдержал и спросил:

— И как… там?

— Я попала сюда постарше, чем твоя дочь, — Рэй замолчала, вспоминая. — Меня брали на соколиную охоту и пускали на пиры. Было весело.

— Весело? — Маккена вытаращился на женщину.

— Ага. А потом я вернулась домой и пошла в чертов колледж… Тихо!

В воздухе звенели колокольчики. Рэй сбросила скорость и сунула руку под куртку, туда, где прятался револьвер.

На опушке начинался обрыв. Сосны отступали в стороны, открывая пологий песчаный подъем, который резко обрывался оврагом. На вершине холма гарцевал всадник. Колокольцы в конской сбруе звенели, и этот звук плыл по воздуху.

— Ну, началось, — сквозь зубы прошептала Керринджер, останавливая внедорожник. — Пошли, поговорим с этим красавцем.

Дверцы внедорожника захлопнулись как-то нарочито громко в тишине соснового леса. Палая хвоя пружинила под ногами.

— Кто это? — едва слышно прошептал Джон Маккена.

— Посланник, я думаю. Нам посоветуют валить отсюда по-хорошему. — Неожиданно Рэй усмехнулась: — Или мы все-таки проехались по чьей-то крыше.

Конь сида был бел, а плащ синий, как вечернее небо после солнечного дня. Под плащом блестело что-то, похожее на старинный доспех.

Рэй вытащила из кобуры револьвер, взвела курок. Хамство, конечно, по отношению к хозяевам Другой стороны, но Рэй Керринджер предпочитала сразу расставить все по своим местам. У нее есть оружие, и она будет стрелять, если потребуется.

Керринджер махнула рукой Маккене, чтобы приотстал, и взбежала по песчаному склону на вершину холма. Всадник натянул поводья, и конь замер, как вкопанный, только бубенцы на сбруе продолжали раскачиваться и перезваниваться.

— Я знаю, кто ты, — сказал всадник.

Лицо сида под синим капюшоном казалось высеченным из камня, шевелились только губы, четко очерченные, темные на бледном лице.

— Сомнительно знакомство, — хмыкнула Рэй.

— Поворачивайте! — сид приподнялся на стременах. — Вам не отдадут то, за чем вы пришли.

Налетел ветер, и бубенцы запели громче. И громче. Рэй крикнула, перекрывая голосом звон:

— Мы пришли за своим! Нам не надо чужого, но свое мы не отдадим. Где человеческое дитя?