Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ". Страница 6

— Кто-то из нас?

— Не обязательно, — Рэй вышла из машины, захлопнула дверцу.

Прачка даже не обернулась на звук. Отсюда Керринджер видела только, как полощется в белых руках какая-то темная тряпка.

Женщина вздохнула и подошла ближе. За ней на некотором отдалении держался Маккена. Ботинки Рэй скользили на влажных камнях.

Баньши подняла голову, только когда Керринджер подошла почти вплотную. Иссиня-черные пряди облепили белое лицо, видно было только, что щеки сиды блестят от слез.

Рэй склонила голову в почтительном приветствии. Парчовые рукава платья баньши были испорчены водой и перепачканы речным песком.

— О ком ты плачешь, госпожа? — тихо спросила Керринджер.

— Ты тоже будешь плакать о нем, — разомкнулись губы сиды, искусанные и обветренные. Тонкие сильные руки выхватили из воды темную ткань. Рэй осеклась на полуслове. Она разглядела вышивку.

Раньше эта рубаха была охряной и щедро украшенной замысловатой вязью узоров. За стилизованными оленями по тканевому полю гнались гончие, и погоня эта была замкнута в вечное кольцо по вороту и подолу. Баньши снова опустила рубаху в воду. От ткани поплыло отчетливо различимое красное пятно.

— Когда? Как? — отрывисто спросила Рэй.

— На красном вересковом поле, — пробормотала баньши и опустила голову. Сказала тихо, но разборчиво: — Уходите.

Рэй коротко кивнула и, ухватив, за рукав Маккену, торопливо зашагала прочь. Пророчиц с холмов ни в коем случае не следовало злить.

— Что это было? — прошептал мужчина

— В машине, — резко отозвалась Керринджер.

И только опустившись на водительское сиденье, она позволила себе откинуться на подголовник и закрыть глаза.

Рейчел Керринджер знала, кто носил охряную рубаху с вышитыми на ней оленями и гончими. Она прекрасно помнила эту вышивку, к которой прижималась лицом, чтобы укрыться от порывов ветра, несущегося навстречу Дикой Охоте.

— Радуйся, — сказала она Маккене. — Баньши не напророчила смерть ни тебе, ни твоей дочери.

— А кому? — негромко спросил тот.

— Неважно, Поехали.

К вечеру холмы остались за спиной. Река стала широкой и полноводной.

— Скоро, — сказала Рэй и закурила. Предчувствия никогда не подводили ее. Скоро. Она нервничала. Слишком легко, слишком просто они продвигались по другой стороне. Никаких обманных чар, никаких мороков, никакой уходящей из-под колес земли. Вообще ничего. Только один раз им сообщили, что хозяева не рады гостям. Все это отчетливо пахло западней. Только вот Рэй не взялась бы судить, на кого она расставлена.

Заночевали на берегу под защитой гранитного утеса, полого поднимающегося из земли и обрывающегося в реку. Рэй долго лежала без сна, потом проверила оружие и выбралась наружу.

Было темно, от воды полз едва заметно светящийся туман. Хрустела под ногами сухая трава. Другая сторона молчала. Рэй Керринджер, охотник на фей, снова была здесь чужой.

Она села, прижавшись спиной к шероховатому гранитному валуну. Давно память Рэй не выкидывала таких шуток, дразня то вкусом земляники, то призраком песен. А теперь еще эта рубаха в руках баньши. Баньши не ошибаются. Никогда.

Должно быть, рог Дикого Охотника разбудил память, содрал корочку с ран, которые так и не зажили до конца.

Рэй сжала зубы, стиснула руки в кулаки. Ничего хорошего не вышло из ее самоволки на Другую сторону. Ее отцу дорого стоило вернуть дочь домой. Рана, оставленная сидским мечом, зажила, но хромота осталась. С тех пор Уильям Керринджер больше не переходил Границу.

У самой Рэй было только семь дней, отпущенных ей гейсом, на Другой стороне. И горчащая на губах злость от того, чем обернулась ее волшебная сказка.

Одно она знала наверняка. Если бы Рэй снова оказалась между отцом и медноволосым охотником в короне из оленьих рогов, она сделала бы то же самое. Отца и возвращение домой.

И точно так же она спустилась бы с крыльца дома и взялась за руку всадника на вороном коне, зная, чем потом придется за это заплатить.

Хлопнувшая дверь машины и шаги Маккены были хорошо слышны в тишине. Джон уселся рядом с Рэй, набросил ей на плечи старое одеяло. Сказал:

— Не могу заснуть. Все думаю, что я ей скажу. Как уговорю вернуться со мной.

— Она — твоя дочь, — отозвалась женщина и завернулась в одеяло. — Я видела, как возвращались домой дети, которых ждали побои и нищета. А ты вроде бы был неплохим отцом. Я не говорю, что будет просто. Но дети обычно любят своих родителей больше, чем дядек и теток из холма, даже если у тех есть волшебные флейты.

— А те, кто остался? — даже в темноте беззвездной ночи было видно, что Маккена встревожен и устал. Черты его лица заострились, губы сжались в жесткую линию.

— За одними просто никто не пришел. От других отказываются прямо там, у подножья полого холма. Сиды отлично умеют морочить головы. Не дай им себя обдурить, Джон. Никто не заменит твоей Гвендоллен мать, ни одна волшебная красавица.

— Они действительно так красивы? — тихо спросил Маккена. Рэй чувствовала, как он дрожит от ночного холода.

— Они покажут тебе то, что ты хотел бы увидеть. Хоть твою покойную жену, — сказала она жестко. Джон вздрогнул. Рэй добавила: — Сиды не будут испытывать Гвендоллен. Ей всего восемь. Они будут испытывать тебя.

— Я буду сражаться, — фраза была дурацкой, но в голосе Маккены было что-то такое, что Керринджер поверила сразу и безоговорочно.

Чутье не подвело Рэй. Стрелка на ее наручных часах не успела добраться до отметки «полдень», когда в дымке на горизонте плоская равнина вздыбилась холмами. В этот раз даже Джон Макккена безошибочно угадал — сиды.

Склоны сидов поросли зеленой травой, в которой, как древние знамена, реяли белые метелки ковыля. Замшелые рунические камни строго обозначали границу, которую не стоило переступать. От камней дышало сыростью и древностью, по их выщербленным ветром бокам карабкались лишайники.

— Что там внутри? — шепотом спросил Маккена.

— Залы, переходы, снова залы. Покои, сокровищницы, подземные озера, даже конюшни есть. Пошли. Мы вроде бы с миром, так что не будем подкатывать к порогу на груде холодного железа и вонять солярой.

Рэй вышла из машины. Бросила на капот куртку, проверила револьвер и ножи на поясе. За пазухой под футболкой у нее висел амулет из высушенных ягод рябины. Рябина отлично отгоняла нелюдей в городе, но плохо работала на Другой стороне. Но старый амулет придавал Рэй уверенности.

Поверх куртки легла разгрузка. Теперь ножи и револьвер Рэй были не только на виду, но и казались какими-то особенно вызывающими.

— С миром? — хмыкнул Маккена, глядя на приготовления женщины. Пальцы Джона нервно ощупывали карманы, пояс, застежки куртки, выдавая его с головой.

— Если бы я пришла сюда с местью, — лицо Рэй окаменело, — я бы уже поджигала напалм. Есть рецепты, с которыми не сразу справятся даже здешние чародеи.

Она зашагала к межевым камням, и Маккена двинулся за ней. Пока он держался неплохо. Пока.

В тени круглых холмов трава казалась еще зеленее. Вблизи становилось отчетливо понятно, что холмы поднимаются из земли в определенной последовательности. Два сида, как часовые, высились перед пологим склоном третьего, увенчанного короной из камней. И про себя женщина едва слышно перевела дыхание. Это были не те сиды, в которые забрали четырнадцатилетнюю Рейчел Керринджер.

Тишина стояла такая, что было отчетливо слышно, как шелестит под ветром трава.

— Народ холмов! — крикнула Рэй, и эхо подхватило ее голос. — Мы не чиним зла и не нарушаем обычаев. Но мы пришли за своим и заберем то, что по праву наше!

Тишина, окутывающая холмы, стала еще гуще. Казалось, ее можно было нарезать на ломти.

— Я не буду здесь впустую драть горло, — сказала Рэй зло. — Я прошу по-хорошему. Могу по-плохому.

— … ому, …ому, — издевательски передразнило эхо.

Керринджер вздохнула, медленно и глубоко. Именно сейчас начиналось время настоящей работы.

Осторожно она вытащила из ножен длинный нож, весь в рыжих пятнах ржавчины. Холодное железо было неприятно держать в руках даже ей, человеку, таким было сильным заклятие на металле. Развернула свободную руку ладонью вверх. Розовую кожу пересекало несколько старых, побелевших рубцов.