Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ". Страница 31

— Второго убили достаточно далеко от берега. Вокруг только кровь, никакой воды, — Рэй отпила кофе. Он был едва теплым.

— Надо показать нашим, — Керринджер-старший пролистал остальные фотографии. Неожиданно его рука остановилась. — А это что?

— А, это, — Рэй мазнула взглядом по черно-белой девушке на жертвенном камне. — Взяла у О’Ши. Что-то мне здесь не нравится, не могу понять, что именно.

— Старый Джерис расстроится, — Уильям вздохнул. — Он забирал эту девочку из холмов. Она прислала ему фотографии с выпускного бала год назад, он нам всем показывал. Я поэтому ее и узнал.

— Вот дерьмо, — устало Рэй облокотилась на витрину. — Спрошу у О’Ши, может, успели что-то накопать.

Отец протянул ей лист с фотографией обратно:

— Не знаю, как сказать старику.

— Может, пока не стоит. Ты спроси лучше там у своих про этого выпотрошенного. Вдруг они знают, у кого такие повадки, и что с этим делать.

— Что делать, — хмуро повторил Уилл Керринджер. — Что делать. Стрелять. Патроны есть?

— Есть. — Невольно Рэй улыбнулась: — Я не так уж часто стреляю, пап.

— Не могу сказать, что это заставляет меня плакать.

Они помолчали. В магазин заглянули двое подростков и остановились на пороге, с открытыми ртами разглядывая ружья на стенах.

— Парни, — хмуро сказал Керринджер-старший. — Я вам могу продать только петарды и сушеную рябину.

Подростки замялись. Потом тот, который казался постарше, сказал неуверенно:

— Мы только посмотрим.

— Стекло руками не трогать, — оружейник потерял к ним всякий интерес и обернулся к дочери: — Как ты сама?

— Странно, — Рэй пожала плечами и налила себе еще кофе. Уходить под моросящий дождь ей совсем не хотелось. — До сих пор не знаю, стоило ли вести ту девчонку.

— Не знаю, что тебе сказать, — Уильям вздохнул. — У меня все было как-то проще. Забрать ребенка. Отвадить сидского ухажера. Снять проклятие. Никаких тебе девушек-арф и рыжих придурков.

— Дался он тебе, — хмуро откликнулась Рэй. Где-то внутри нее все еще сидела вина перед отцом. Если бы ему не пришлось драться в поединке, не было бы у него хромоты, мучившей его почти половину жизни.

Керринджер-старший вздохнул. Сказал:

— Будь осторожнее, если снова пойдешь через Границу.

— Знаешь, — Рэй запустила руку в волосы. С последней стрижки они успели здорово отрасти. Еще немного — и начнут мешать. — Тошно мне туда ходить. С каждым разом все хуже.

— Знаю, — ее отец налил и себе кофе из термоса. Краем глаза он присматривал за подростками, болтающимися по магазину. — Я потому и перестал. Не из-за ноги или там солнца. А чего так — не знаю. Вроде все то же. Те же дети, тот же туман, те же сидские морды, но сил никаких не хватает. И в один прекрасный день ты плюешь на все, даешь безутешной матери телефон другого парнишки и становишься за прилавок.

— А гейсы ты все еще соблюдаешь, — Рэй с любопытством взглянула на отца. Он редко бывал с ней так откровенен.

— Это дело серьезное. Черт их знает, как оно работает. Лучше перестраховаться. Мне еще повезло. Не стричь волос, не пить вина и не иметь жены — это еще что. Твоя мать развелась со мной еще до гейсов, хоть в чем-то мне с ней повезло. Я слышал про одного охотника, которому сида загадала не есть куриных яиц. Он десять лет не ел. Потом угостили ему пирожком. С яйцом. Им он и отравился. Так что я лучше воздержусь.

Рэй улыбнулась. Они поболтали еще немного о делах в магазине, потом — о форсунках внедорожника, потом о том, что сейчас перестали делать действительно хорошие револьверы. А потом Рэй побрела домой под мелким моросящим дождем.

Старая часть Байля из-за ненастья выглядела еще старше и внушительнее. Керринджер подумала, что сейчас хорошо будет добраться до своей квартирки под крышей, наконец-то позавтракать и снова завалиться спать. И не брать трубку, даже если будет звонить хренов О’Ши.

У наружной лестницы, ведущей в мансарду, кто-то был. Рэй издали разглядела понурую фигуру в толстовке с капюшоном. Она выругалась, привычно потянулась к левому бедру, вспомнила, что вышла из дома без оружия и выругалась снова. Человек у лестницы стянул с головы капюшон, чтобы убрать падающие на глаза волосы, и Керринджер с удивлением узнала Бена Хастингса.

Он был мало похож на того безумного паренька, который рассказывал легенды о рыцарях золотоволосой кукле. Лицо заострилось, стало старше, из глаз пропала растерянность. Рэй вздохнула. Кажется, она знала, зачем он пришел к ней.

— Привет, Бен, — сказала она. — Мать передала тебе подарок?

— Да, спасибо, — Хастингс опустил глаза, переступил с ноги на ногу. — Я себя лучше чувствую с тех пор.

— Рада слышать, — от горячего кофе и крыши над головой Рэй отделяло несколько ступенек и этот парень в промокшей насквозь толстовке. — Тебе что-то надо?

— Да, — Бен снова неуверенно посмотрел куда-то себе под ноги, потом вскинул голову и упрямо выпятил подбородок: — Ты можешь научить меня переходить через Границу?

— Могу. Но не буду. Другая сторона — опасное место. Это отрава, яд, наркотик. Ты получил даже не половину дозы, а еще меньше. Другая сторона отравит тебе жизнь, но дело даже не в этом. Ты ее не найдешь. Ты будешь гоняться за этим миражем, а жизнь будет проходить мимо. Я знаю.

Бен Хастингс смотрел на нее, широко открыв глаза. Рэй показалось, он ждал совсем не такого ответа. Она устало потерла переносицу. Сказала:

— Посмотри на меня, Бен. Посмотри внимательно. Я старше тебя лет на десять. У меня нет почти ничего, кроме туманов и мороков. Это не та жизнь, которую можно пожелать другому. Так что тащи свою задницу домой, выпей чаю с матерью, потом чего-нибудь с друзьями, и живи дальше.

Рэй обошла замершего Бена и начала подниматься по лестнице. У самой двери она оглянулась. Хастингс так и стоял внизу, понурая фигура в мокрой толстовке. Керринджер стиснула зубы. Сказала себе, что так будет лучше.

Она сама никогда не променяла бы свои мороки и туманы на нормальную жизнь. Жизнь, в которой никогда бы не было земляники с Другой стороны, скачки через ноябрьскую ночь и горького воздуха над холмами. Керринджер скинула ботинки в прихожей, устало привалилась к стене и закрыла глаза.

Из оцепенения ее вывел телефонный звонок. Звонил Ник О’Ши, и по его нарочито бодрому голосу Рэй могла бы посчитать точно, сколько чашек кофе влил в себя сегодня детектив.

— У тебя ничего? — спросил он.

— Я дала фотографии отцу. Он сам не знает, обещал поспрашивать.

На мгновение Рэй заколебалась, сказать или нет детективу о том, что девушка из другого его дела была когда-то украденным ребенком. Потом решила промолчать. Не хватало еще, чтобы старый Джерис узнал о гибели своей подопечной от копов, завалившихся к нему в дом. А О’Ши — о том, что Рэй стащила у него со стола фотографию.

— Ладно, отбой тогда, — буркнул О’Ши и отключился. Керринджер побрела на кухню.

Ей удалось заставить себя съесть несколько тостов и выпила стакан сока. Старенькие настенные часы, оставшиеся еще от прошлых хозяев квартиры, показывали два часа по полудни. По-хорошему, стоило бы поспать несколько часов, но Рэй не хотелось. В голове ее крутились то убитые в рыбацких кварталах, то девушка на жертвеннике, то Бен Хастингс с его дурацкими просьбами.

Рывком Рэй вздернула себя со стула. Ладно. Может быть, копов возле причалов стало чуть меньше, и получится нормально осмотреться по сторонам. Что бы не загрызло двух бедолаг, оно должно было оставить хоть какие-то следы.

Керринджер придвинула к себе ноутбук, вывела на экран карту. В рыбацких кварталах она была два или три раза в жизни. Район считался плохим, власти города время от времени говорили то о его расселении, то о полной реконструкции как памятника истории. Рыбаки продолжали жить, мало заботясь жизнью остального Байля. Единственным, что для них имело смысл, была Лох-Тара.

От дома Рэй до причалов было далековато. Она пешком дошла до стоянки, по дороге купила две пачки сигарет и спички. Ремень джинсов сбоку привычно оттягивала тяжелая кобура. С другой стороны висел нож. Давать себя сожрать Керринджер не собиралась.