Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ". Страница 9
Джон открыл рот возражать, но Керринджер сказала жестко:
— Тебе надо вытащить отсюда дочь. О себе я позабочусь.
На самом деле Рэй не была в этом так уверена. Тень Охотника преследовала ее каждый приход на Другую сторону. Какая-то часть ее все эти годы с нетерпением ждала встречи. И Керринджер не взялась бы судить, чем закончилась бы она, не будь здесь Джона Маккены и его дочери.
Вороной конь летел во весь опор по равнине. Рэй видела, как вьются по ветру волосы всадника. Она взвела курок.
Охотник остановил коня совсем близко. Он ни капли не изменился с того ноябрьского вечера. Медно-рыжую голову венчала корона из оленьих рогов, по темно-красной рубахе вилась вязь вышивки. Рубаху эту Рэй видела окровавленной в руках баньши. Револьвер в ее руке стал очень тяжелым.
— У тебя почти не осталось времени, — негромко проговорил Охотник.
— Тогда не мешай мне, — зло отозвалась Керринджер. — Если я нарушу гейс, то не потому, что была рада тебя видеть. Не думай, что я забыла.
— Им не выбраться без помощи. Ни девочке, ни ее отцу, — сид сдвинул брови. — Я могу отвести их к Границе. Я всегда держу слово, ты знаешь.
— Ты рано сбрасываешь меня со счетов, — невидимый таймер в голове Рэй отсчитывал минуты. Ладонь, сжимающая револьвер, вспотела.
Она не видела Короля-Охотника лицом к лицу с тех пор, как ушла, держась за широкую отцовскую ладонь, ушла, не оглядываясь. Сердце колотилось где-то у горла. Все, о чем Рэй хотела забыть, с потерей чего пыталась смириться долгих четырнадцать лет, стояло перед ней въяве. И, кажется, можно было все вернуть назад, сделать так, как хочется, а не так, как должно. И будет алая земляника в ладонях, и огоньки на траве холмов, и танцы в светящемся тумане, и скачка сквозь ночь, и осенью в груди перестанет щемить невидимая заноза.
— Я не стану менять себя на возвращение для них, — сказала Рейчел Керринджер. — Уходи. Убирайся!
Убирайся насовсем, навсегда. Рэй не видела Охотника давно, очень давно, но его тень всегда незримо неслась за ней следом, а в воздухе дрожало эхо рогов Охоты. Глухая тоска по несбывшемуся давила на плечи Керринджер свинцовой усталостью.
Король-Охотник молча улыбнулся. Как будто видел Рэй насквозь. Как будто знал, что стоит ему протянуть руку, и время сотворит то, что ему творить не положено даже на Другой стороне — повернет вспять. И снова будет ноябрьская ночь и девчушка в светлой ночной сорочке решительно возьмется за протянутую ладонь… А потом — круг поединка, снова заляпанный алой кровью.
Ни говоря ни слова, сид протянул руку. Рэй вскинула револьвер. Палец на спусковом крючке дрожал.
Шесть выстрелов один за другим разорвали в клочья тишину Другой стороны.
Керринджер сунула в кобуру еще дымящийся ствол и побежала к машине. Краем глаза она успела увидеть, как кренится в седле и начинает падать гордый Король-Охотник.
Рэй торопливо запрыгнула на водительское сидение, повернула ключ в замке зажигания. Темноту наступившей ночи рассеивал только свет фар. Спиной Рэй чувствовала, как смотрит на нее маленькая Гвендоллен. Ее отец весь подобрался. Еще бы, не каждый раз кому-то в грудь прямо при тебе всаживают шесть пуль подряд.
Потом была сумасшедшая гонка через холмы, когда в голове Рэй пульсировала одна-единственная мысль: «Успеть». Что будет с ней, если она опоздает и истекут семь суток отпущенного ей гейсом срока, Керринджер старалась не думать.
Постепенно холмы окутал туман, видимость упала практически до нуля. Света фар едва хватало, чтобы осветить дорогу прямо перед внедорожником. У них была только стрелка компаса, неотрывно указывающая направление.
Ехали молча. В темноте было видно только, как замер, закостенел вцепившийся в ремень безопасности Джон Маккена. Его дочь забилась в уголок где-то на заднем сиденье. Волшебная сказка для Гвендоллен оказалась под конец совсем не доброй.
Постепенно туман вокруг стал светлеть. Рэй сбросила скорость. Откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. По щекам текли слезы. В голове, не смолкая, звенело: «Ты будешь о нем плакать, так же как и я». В груди было пусто.
— Папа, — голосок Гвендоллен разбил вдребезги повисшую в машине тишину. — А отсюда наш дом видно?
Рэй открыла глаза. Яркое, ослепительно-яркое солнце неспешно поднималось над озером Лох-Тара. В дымке отчетливо виднелись далекие очертания небоскребов.
Маккена приподнялся и ткнул пальцем куда-то в сторону южного пригорода.
— Вот, смотри. Он там. Рэй отвезет нас домой. Ты же сможешь нас подбросить, да?
Волшебная невеста
Приемник перестал ловить волну, стоило внедорожнику Рэй съехать со скоростного шоссе на боковую дорогу. Женщина выругалась, подкрутила настройки, пытаясь поймать другую радиостанцию. Шипение в динамиках стало тише, но ни музыка, ни голос диджея, ни бравурная речевка рекламы так и не смогли пробиться через помехи.
Рэй задумчиво побарабанила пальцами по рулю. Джип бодро катился по свежему асфальту сквозь марево зноя. Жара висела над Байлем, мучительная, как затянувшийся ночной кошмар. Ветер лениво поднимал пыль над высохшими обочинами, нес ее над дорогой. Высаженные по обе стороны от асфальтовой ленты деревья почти не давали тени.
Хотелось курить. Рэй жевала зубочистку и мечтала о сигарете. По эту сторону Границы она не курила, но после сегодняшнего звонка сквозь дневную жару отчетливо потянуло прохладным туманом Другой стороны. Табачная горечь лучше всего забивала этот привкус на губах.
Без радиоприемника дорога через полдень потеряла остатки своего сомнительного очарования. Керринджер подобралась. Радио добивало, как минимум, до оврага, в который ныряло шоссе, чтобы не карабкаться по окружающим Байль и Лох-Тару холмам. Женщина нахмурилась, припомнив, как прерывался утренний звонок. Или на военной базе поставили новые мощные глушилки, или дело в феях.
«Волшебной мельницей» называлась маленькая частная пекарня, развозившая по городу мягчайшую сдобу, кексы, маффины, печенье и другие круассаны. Рэй старалась у них не покупать. У пушистой хлебной мякоти был привкус, которого не должно было быть у доброго хлеба, испеченного людьми.
Дорога закончилась у откатных ворот и мощного забора. Не хватало только колючей проволоки по периметру. Рэй усмехнулась. Над забором, бросая длинную тень, возвышалась старинная ветряная мельница. Керринджер вылезла из машины и присвистнула, окинув взглядом громадину. Зубочистка выпала на землю. Рэй выругалась. Надо было купить сигареты.
Она прислонилась спиной к боку внедорожника и стала ждать. Металл нагрелся на солнце, но Рэй все равно почувствовала, как по спине пробежал озноб от прикосновения к холодному железу. Револьвер под армейской разгрузкой давил в бок. Солнце жарило. Керринджер опустила на глаза солнцезащитные очки. Нащупала в одном из карманов жилетки помятую пачку жвачки, сунула в рот две подушечки в раскрошившейся глазури.
Крылья мельницы застыли неподвижно в расплавленном небе. То ли ветра было недостаточно, чтобы их оживить, то ли лопасти закрепили. Рэй плохо разбиралась в устройстве ветряных мельниц.
Зато разбиралась хорошо во всяческой потусторонней дряни. И ей совсем не нравилась тень, которую бросало старинное здание на измученную зноем землю.
Ворота медленно поползли в сторону. Очки-авиаторы сползли на нос Рэй. Поверх темных стекол она смотрела на идущего к ней человека.
Курт Манн шагал уверенно, пыль оседала на дорогих туфлях. Джинсы и светлая рубашка тоже были недешевыми, и во взгляде Керринджер появилась насмешка. Дела у скромного пекаря шли неплохо.
— Мисс Керринджер? — Курт пригладил светлые кудри. Горячий ветер сразу же разбросал их в беспорядке.
— Мистер Манн, — Рэй протянула руку для рукопожатия. На худых пальцах женщины были следы от ружейной смазки.
Ладонь Курта Манна оказалась сухой и прохладной. Большое достижение в жару, когда под ногами плавится асфальт.
— Я очень рад, что вы смогли приехать так быстро, — владелец старинной мельницы улыбнулся. Улыбка у него была усталой, как у человека, который наконец-то нашел решение мучающей его задачи.