114 баллов (СИ) - Васильева Алиса. Страница 26

Мне впервые пришло в голову, что в бутылках могло быть что угодно — от воды до бытового растворителя, а я, совершенно не разобравшись, бросился обвинять Пика.

— Я не вскрывал бутылки, может, это был и не алкоголь, — честно признался я.

— Маслянистая бесцветная жидкость, бутылки тщательно упакованы? — впервые заговорил гость Константина.

Голос у него оказался скрипучим и неприятным.

— Упакованы они действительно были очень тщательно, — вспомнил я, — полно тряпок было напихано. А вот насчет маслянистости не скажу — я не взбалтывал бутылки.

— Это хорошо. А то взлетели бы вы на воздух всем складом, — мрачно заметил носатый.

— Почему? Что это было? — я посмотрел на Константина.

— Есть серьезные подозрения, что нитроглицерин, — ответил тот.

— Нитроглицерин?

Я помнил из курса химии, что это что-то такое из древних рудных промыслов, что взрывается. У меня вспотели ладони.

— Как такое опасное вещество могло оказаться на нашем складе? Откуда оно к нам приехало?

— Помниться, ты решил, что ящик принадлежит Пику Чейну. Почему? — и взгляд, и голос Константина стали еще тяжелее.

— Я подумал, что он продает самогон, чтобы заработать денег на печать своих дурацких листовок, — я прикусил язык, вспомнив, что про листовки Константину не говорил, — и Пик как раз выходил в смену в выходные, мог забрать ящик. Но раз это был нитроглицерин, то, может, я и ошибся. Зачем Пику могла понадобиться такая дрянь?

— Несколько часов назад в секторе Б взорвали художественную галерею, там проходило открытие выставки. Как раз при помощи нитроглицерина взорвали. Погибли десятки человек, сотни раненых. Как ты, наверное, понимаешь, все граждане секторов Б и В.

— Погибли? Но кто это сделал? Зачем? — услышанное у меня просто в голове не укладывалось.

— Вероятно, это «Голос» провел акт устрашения, — проскрипел носатый гость.

Нет. Такого просто не может быть. Чтобы кто-то решился убить ни в чем не повинных людей просто так? Ради каких-то там идей? И чего они этим хотят добиться?

— Думаю, очень скоро мы услышим их комментарии, — словно прочитал мои мысли Константин.

Пик? Они думают, это сделал Пик, — дошло до меня. У меня перехватило дыхание. Если это действительно был Чейн, то случившееся — моя вина. Если бы я только обратился в Департамент в пятницу, как и было положено! Десятки людей!

— Сядь! — приказал мне Константин, и я почувствовал, что мои ноги и вправду подгибаются.

Вероятно, и выглядел я хреново. Я послушно опустился на один из гигантских стульев.

— Мне и в голову не приходило, что это могло быть, — пролепетал я.

— Расслабься, ты тут вообще ни при чем. Это не пришло в голову даже мне, хотя думать о таких вещах — моя обязанность, — зло процедил Константин. — В понедельник, когда ты выяснял отношения с Чейном, он подтвердил, что ящик принадлежал ему?

Я задумался. Вроде бы. Но…

— Там были еще ящики с листовками. Может, Пик имел в виду только их? — мне не хотелось верить, что человек, которого я знал, с которым разговаривал, мог такое сделать.

— Значит, в ангаре номер семь в пятницу были еще и ящики с листовками, и к понедельнику они все пропали? — уточнил носатый.

— Да.

Конечно, так выходило, что все ящики принадлежали одному человеку, но мне все равно не хотелось в это верить.

— Ну что ж, ситуация мне в целом понятна, — обратился мужчина к Константину.

— Я не знал, — смотреть на Константина было тяжело.

— И не должен был, и даже не мог догадаться. Это моя зона ответственности и моя вина. Ты понял?

— Если бы я позвонил в Департамент в пятницу…

— Мы все совершаем ошибки, — перебил меня Константин, — и ты сейчас же выбросишь все это из головы. Завтра ты в отгуле до обеда, выспись. А потом ты мне нужен в работоспособном состоянии.

— Мне не нужен отгул, — замотал я головой.

— Все завтра в отгуле до обеда. Склад на всякий случай будут обыскивать, и с вашей территорией за ночь не справиться, — объяснил носатый.

— Чейна уже арестовали? — спросил я.

В конце концов, сомневаться в том, что этот человек из Безопасности, было глупо.

— Ищем, — коротко бросил он.

— А Франческу? — мне показалось абсолютно логичным спросить об этом, но мой вопрос удивил обоих моих собеседников.

— Тебе что-то известно о связи Фандбир и «Голоса»? — спросил Константин.

Теперь удивился и я. Мне это всегда казалось просто очевидным. Хотя, если подумать, ничего конкретного я никогда не слышал.

— Но ведь именно с нее все началось. Этот ее поступок на пересдаче экзамена, и ее 114 баллов после 195 на тренировочных тестах, — попытался объяснить я.

— Никаких улик о связях Франчески Фандбир с подпольем у нас нет, — сказал носатый безопасник, — удивительно, но факт.

Столько странностей за один вечер просто не помещалось у меня в голове.

— Можешь идти, — отправил меня прочь Константин, и я поехал домой.

В раздевалке, достав телефон, я обнаружил СМС от ма, в котором она сообщала, что с ней и отцом все в порядке.

Тут до меня впервые дошло, что среди тех погибших легко могли оказаться и мои родители, это ведь их сектор!

Я впервые со дня рождения отца два месяца назад позвонил ма. Что ж это такое творится?

То, что произошедшее стало шоком для всего Города, было заметно невооруженным глазом. В метро пассажиров было мало, но они заговаривали друг с другом, обсуждая случившееся. Поразительно, но по пути до своего пригорода я успел наслушаться всякого. Да, по большей части все были оглушены и подавлены, но фраза «Ну и что, это же сектор Б» прозвучала трижды.

Люди, вы что, взбесились?

Я с облегчением выскочил из метро. Слушать все эти разговоры было физически больно.

Я мог это предотвратить. Боль в груди отбивала ритм моих шагов.

Вот при таких обстоятельствах я и увидел Камилу на три недели раньше оговоренного срока. Я нашел ее на лестничной площадке у своей квартиры. Она сидела на полу, прислонившись спиной к двери и пряча мокрое лицо в ладонях.

— Камила, ты что? — я поднял ее, удивляясь, как мало в ней веса.

— Ты слышал об этом? — всхлипнула она. — Ты слышал?

Ее руки обвились вокруг моей шеи, и я прижал ее покрепче к себе.

— Слышал.

Боль слегка отступила, не ушла совсем, но затаилась.

— Ты в порядке? Тебя ведь там не было? — спросил я.

А ведь и Камила тоже из сектора Б! У меня от запоздалого испуга свело желудок. И ведь я мог все это предотвратить, если бы только не побоялся сдать этого придурка Пика в Департамент правопорядка!

— Я не пошла. Понимаешь, не пошла! — Камила подняла лицо, и я увидел, как по ее лицу катятся быстрые слезы. — У меня был пригласительный билет, но я не пошла туда!

— Ну вот и хорошо. Это же здорово, что ты решила не ходить на эту выставку, — я попытался снова обнять ее, но Камила уперлась мне в грудь руками.

Она пыталась что-то сказать, но ее губы дрожали, и слова никак не хотели складываться.

— Я отдала свой билет Тане, — наконец проговорила она, — ты представляешь? Я отдала ей этот чертов билет! И она… Я звонила ее маме…

Дальше рыдания снова заглушили слова.

Татьяна. Нет. Только не это. Из-за меня. Я онемел, и мы некоторое время так неподвижно простояли у двери. Была единственная мысль: «Из-за меня». Хотелось просто лечь на пол и никогда больше не вставать. Но Камила продолжала рыдать, нужно было как-то ей помочь.

И поэтому я с огромным трудом открыл дверь — ключ никак не хотел оказываться в скважине, перенес Камилу в квартиру, даже смог заварить чай. Камила сидела на единственном стуле, я стоял у стены.

Мне понадобились две чашки чая и вся моя смелость, чтобы рассказать Камиле, как все было на самом деле.

— Значит, мы оба виноваты в смерти Тани, — сказала она, когда я закончил.

— Ты не могла предугадать такого, — возразил я.

— Ты тоже. Ни один нормальный человек не мог бы такого предугадать!

В эту ночь Камила осталась у меня. За оставшиеся часы до утра мы трижды занимались любовью. Это было какое-то наваждение. Мы просто не могли оторваться друг от друга. Как будто мир за пределами старенькой кровати перестал существовать