Возвращение (СИ) - Штиль Жанна. Страница 88

— И что ты? — Беспокойство не отпускало. Продуманная уловка не сработала.

— Сказал, что такого нет. — Замолчал, всматриваясь в женщину: — Ты уверена, что Соглашения нет? Если она когда-нибудь найдёт его, то всё это… — Сделал круговое движение головой, — и не только это, отойдёт ей. Бабушка, мы пойдём по миру с сумой.

— Господь с тобой, Витолд, — поспешно закрестилась Ретинда. — Раз фон Россен много лет назад не предъявил нам требование о возврате задолженности… Я молю господа, что тогда всё сложилось для нас лучшим образом.

— Лучшим образом? Если бы оно было передано лично нам в руки, вот тогда…

— Уж не знаю, что пошло не так и на каком этапе, только нас заверили, что оно было благополучно похищено. Но по дороге в Аугуст…

— Да-да, я помню эту историю, — задумчиво сказал палатин. — И всё же… если бы Соглашение было у нас…

— Знай Вэлэри о нём, давно бы его предъявила. Значит, его у неё нет. — В голосе женщины прозвучали нотки надежды.

Вошла служанка с кувшином вина и кубками. Следом Табея внесла корзину и, водрузив на стул, сказала:

— Доставили от пфальцграфини фон Россен. Велели передать благодарность и… — Подняв глаза к потолку, прошептала: — Как это Волфганг сказал… А-а-а!.. — вскрикнула обрадовано. — С массой наилучших пожеланий!

Бабушка и внук переглянулись. Лени, сняв салфетку, повела носом, принюхиваясь. Вкусно пахло мясом, рыбой, сдобой. По небрежному взмаху руки хозяйки неслышно покинула покой.

— Я вот всё думаю, — пфальцграфиня смаковала густой янтарный напиток, поглядывая на содержимое корзины, — почему Манфред ничего не рассказал дочери?

— А что рассказывать? — хмыкнул его сиятельство, наполняя кубок вином. — Как купил мужа для неё в обмен на списание долга? А потом не смог уберечь Соглашение, равное сумме огромного состояния? Думаешь, дочь станет уважать такого отца, который лишил её средств к существованию, ввергнув семью в нищету?

— И всё же… — вздохнула Ретинда, отирая потное лицо. — Если бы не фон Россен, кто знает, где бы мы сейчас были?

Она замолчала, вспоминая, когда видела его последний раз.

Жена и дочь пфальцграфа пропали, и он, занявшись их розыском, истратил все свои сбережения. Чтобы продолжить поиск, пришёл к ним, потребовав разорвать Соглашение по причине безвестного отсутствия невесты более трёх лет. Они согласились, испросив дать им время на продажу поместья. Вот тогда и встал вопрос о возможных вариантах неуплаты. Ретинда закрыла лицо рукой, вновь переживая тот разговор с мужем, когда решалась участь человека, благодаря помощи которого они сумели крепко встать на ноги. Винила во всём зятя, оказавшегося мелочным и неблагодарным… Что она могла сделать? Дочь безумно любила этого негодяя.

Долг возвращён не был, и Манфреду ничего не оставалось, как срочно продать дом. Он не знал, что купец выступил посредником между ним и фон Шоленбургом, давно положившим глаз на красивую дорогую усадьбу.

Пфальцграфиня очнулась от воспоминаний.

— Судя по тому, какую бурную деятельность она развернула с этой таверной, с ней нужно держать ухо востро, — говорил внук.

— А мне она нравится. — Высморкалась женщина. — Мила и неглупа, из древнего сильного рода. Тебе ровня. Посмотри, как у неё всё гладко получается. Витолд, ты должен взять её в жёны и снять грех с нашей семьи. Так требует Соглашение. К тому же она нам родня.

— Она лжива и изворотлива. Мне нужна не такая женщина. И потом ты знаешь, когда жена владеет почти всем, что у тебя есть, это, как правило, заканчивается плохо. Я не люблю соперничества.

— Она может никогда не узнать, что хозяйка всего этого. Хотя, тебе видней. — Пфальцграфиня тяжело поднялась, держась за поясницу. — Что-то мне снова плохо. Наш лекарь всё больше меня разочаровывает.

— Как же ты пойдёшь на празднество в честь коронации принца?

— Уж и не знаю, пойду ли… Впрочем, что там может быть такого интересного? Всё, как всегда. Смертная скука. Герцогиня Мидем и эта несносная чопорная жена судьи… — Махнула рукой, направляясь к ложу.

— Найди себе компаньонку, с которой не будет скучно. Не хочешь поехать отдохнуть на Констанцкое озеро?

— Я подумаю, дорогой мой. Ты такой заботливый. Всё же присмотрись к Вэлэри… — договорила в закрывшуюся дверь: — Сними грех с семьи. Тогда я смогу умереть спокойно.

Герард проспал до вечера. Наверное, если бы она не заглянула в его комнату, проспал бы и дольше. Стоило Наташе открыть дверь — а она очень старалась проскользнуть в покой бесшумно — как он, держа на изготовке кинжал, уже сидел на ложе и напряжённо всматривался в дверной проём, где в сгустившихся сумерках просматривались очертания женской фигуры.

— Ты когда-нибудь по ошибке прирежешь меня, — приблизившись, с улыбкой в голосе заметила пфальцграфиня. — Неужели здесь ты не чувствуешь себя в безопасности?

— Привычка. — Герард отложил оружие, усаживая любимую на колени, прижимая к себе.

Горячее дыхание опалило шею. Обжигающие губы прижались к пульсирующей жилке.

— Расслабься, — шептала она, откинув голову, отдаваясь нежной возбуждающей ласке. — Ты не обедал. Сейчас привезу поесть.

— Привезу? — Лёгкий смешок.

Быстрое неуловимое движение и Наташа оказалась на ложе в кольце его рук, отгородивших её от мира, дав чувство защиты и уверенности.

— На рассвете я уеду на два дня. — Покрывал поцелуями лицо, шею.

— Не скажешь, куда? — задыхалась от вожделения.

— Решить неотложный вопрос. — Сминал подол платья, выказывая нетерпение.

— Не пущу.

— Прикуёшь цепями?

— Да… — Отдавалась ласке его губ, рук.

…На озарённый потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

–—— Б. Пастернак.

Наташа, придвинув лист и обмакнув перо в чернильницу, чертила план земельного участка таверны с прилегающими к ней соседними участками. В распахнутое окно проникал солнечный свет. Как же она любила солнце! Заканчивался май. Пожалуй, один из самых трудных и насыщенных на события месяцев этого года.

Эрих ходил мрачнее тучи. Оно и понятно. Что тут скажешь? Во всём нужно знать меру. Так говорит герр Корбл. Но душевные терзания мужчины вызывали искреннюю жалость. Девушка вздохнула. С кончика гусиного пера сорвалась жирная чёрная капля, и, шлёпнувшись как раз на границе участка между таверной и усадьбой Герарда, растеклась бесформенной кляксой.

Все мысли были заняты одним: как в день пира по случаю коронации принца пройти на территорию замка? Попасть туда через главные ворота без приглашения, да ещё в гордом одиночестве — дохлый номер. Кто из её знакомых вхож во дворец? Таких она не знает. Герарда исключила сразу. Показываться им вместе пока нельзя. Хельга? Не приглашена. Витолд? Упаси боже! Через забор не сиганёшь. Дворец, в котором нужно обеспечить безопасность будущего правителя, будет охраняться соответствующе. Вот и получается, что никак.

Таверна принимала гостей. Прибывали семейные пары со слугами и компаньонками. Многие постояльцы знали друг друга и многоголосый приветственный шум, поднявшись к высокому потолку, повисал там осязаемым сгустком. У Наташи раскалывалась голова. От грохота и скрипа сундуков, топота и выкриков прислуги, повторения одних и тех же, заученных до автоматизма, фраз.

Фиона, бледная и усталая, как могла помогала хозяйке, разрываясь между стойкой в холле, обеденным залом и кухней.

Хельга взяла на себя хлопоты проследить, как идёт заселение второго этажа.

Эрих встречал гостей во дворе.

Пфальцграфиня мечтала об одном: чтобы все номера заселились, и наступила блаженная тишина. Несколько раз она ловила на себе вопросительные взгляды Яробора и, кивая на заполненный людьми холл, извинительно качала головой. Помнила, что обещала ему, и этот день неумолимо приближался.

Появление двух знакомых личностей дало ей небольшую передышку. Она совсем забыла о ювелире Хайнце Либенхофене и его ученике, а вот он, судя по всему, помнил красивую заказчицу, заглянувшую в его палатку на ярмарке. Хоть его визит совпал с наплывом постояльцев, девушка переносить встречу не стала. Пригласив посетителей в переговорную, велела принести туда чай с сырными лепёшками.