Белый край (СИ) - Острожных Дарья "Волхитка". Страница 12

Ехать по открытым местностям было тяжело из-за духоты и насекомых. Не смотря на это, я с радостью осталась бы посреди какого-нибудь поля, только бы не проезжать через ворота Ивениса — города, где решится моя судьба.

Глава 6. «Ярмарка в курятнике»

Праздник юности устраивали для высокородных дев, когда тем исполнялось пятнадцать лет, это символизировало переход от детства к взрослой жизни. Кэйа с ухмылкой называла его «ярмаркой в курятнике» — в действительности родители просто показывали дочку женихам, а чем роскошнее было торжество, тем большее приданое за нее давали.

В детстве такое сравнение злило, ведь я мечтала о моменте, когда смогу называться взрослой. Мечтала надеть роскошное платье и драгоценности, надушиться, а затем выйти к толпе мужчин и юношей, приглашенных специально для меня. Любая дева, которую до этого прятали, будет счастлива оказаться в центре внимания. Все будут говорить ей комплименты и приглашать танцевать, быть может, она даже встретит свою любовь.

Как мило все это представлялось в детстве. Я впервые оказалась на празднике юности и решила, что должна извиниться перед Кэйей — он и впрямь напоминал курятник. Гостей собрали в большом зале с низким потолком, а грубые каменные стены будто сложили наспех. Их маскировали гобелены, видимо, изображающие битвы — издалека вышивка напоминала кучу из людей и лошадей.

Столы расставили в виде буквы П, и сидели за ними в основном «петухи». Все нарядились в фамильные цвета, но никто не выбрал спокойные оттенки: темно-фиолетовый, красно-оранжевый, темно-зеленый, сияющий желтый — у меня глаза разболелись от ярких красок, дополненных сиянием украшений. Одни надели толстые золотые цепи с массивными кулонами, показывая, что заняты на государственной службе. Другие искрились, как граненые стаканы на свету, благодаря множеству драгоценных камней. Стройные подчеркивали фигуры узкими дублетами, котарди и шоссами, полные щеголяли в накидках и безразмерных уппеландах.

Как и изображения на гобеленах, гости смешались в разноцветную массу, из которой показывались смеющиеся и жующие лица. Все кудахтали и громогласно смеялись, я даже не сразу поняла, что играла музыка — доносилось только отрывистое бренчание струн. Несмотря на внешнюю неразбериху, было весело. Все радовались, хвастались нарядами, делились новостями. Мне бы тоже хотелось отвлечься, но не получалось из-за центрального стола, где сидели хозяева замка и их близкие друзья. Он возвышался на помосте, как туча, готовая забить меня градом.

Да простят боги, но я всем сердцем ненавидела виновницу торжества. Юная, прелестная, она устроилась в центре стола и очаровательно краснела из-за комплиментов очередного воздыхателя. Дева была миниатюрной и нежной, а лицо навевало мысли о розовом бутоне. Казалось, что она даже пахнет цветком, а зеленое платье дополняло сравнение.

Я завидовала. Это ужасно, но ее красота и свежесть заставляли меня чувствовать себя старой и никчемной. Двадцать лет, и еще не замужем! Высшее общество не отличалось терпимостью, о чем напомнил какой-то тучный господин в лиловой тунике. Его седая борода тянулась до пуза, а на лысом черепе блестели капельки пота.

— Тарваль, это не твой младший племянник? — прохрипел господин и ткнул в брата локтем.

— Не вижу… но он должен быть здесь.

— Да, не повезло мальчишке родиться в семье, где так много наследников. Ты бы просветил его, что с голым задом незачем приходить на праздник юности. Лучше пусть кого-нибудь обрюхатит, по-другому девку с приданым за него не отдадут.

Лысый громогласно расхохотался, я даже вздрогнула. Захотелось дать ему подзатыльник, как ребенку, ведь явно высокородный, судя по количеству перстней. Неужели благородная кровь проявляется лишь в деньгах, и неважно, что слетает с языка?

Брат тоже посмеялся, но у него это получилось по-доброму. Он коротко глянул на меня, а затем наклонился к господину и сказал:

— Ралтин, уймись.

— А?

Лысый встрепенулся, и его маленькие серые глазки остановились на мне. Они неестественно блестели, видимо, из-за кубка с вином, который господин собирался было поднести к губам.

— О, леди, простите. — Он вскочил на ноги и отвесил поклон.

Не знаю, как брат меня представил — я не слушала и с грустью думала о том, что скажет обо мне Ралтин, когда обо всем узнает. А он узнает, наверняка, и будет отпускать гадкие шутки, как про племянника Тарваля.

Я обвела взглядом зал, ожидая наткнуться на сотни любопытных глаз. Но на меня никто не смотрел, разве что господин за столом хозяев, одетый во что-то безразмерное и темно-алое — не удалось рассмотреть точнее, было далеко. Наверняка ему нашептали, кто я, и сейчас он всем расскажет. Все заметят, что на мне перешитое платье с чужого плеча и начнут смеяться над отцом, который закидывал их письмами с мольбами. Да и Тарвалю достанется за то, что привел на праздник дочь предателя, еще и незамужнюю.

В последний момент я пыталась отказаться, но брат заявил, что мне необходимо показать всем свои манеры, раз уж мы проделали такой путь.

«Да, девы обычно не посещают торжества, — говорил он, — но это не закон, а всего лишь традиция, которую постоянно нарушают».

Вкупе со всем остальным, это мало утешало. Я приказывала себе успокоиться и хотя бы поесть, но кусок в горло не лез. Стол ломился от тарелок с ветчиной, сыром и хлебом, между ними стояли огромные блюда с запеченной дичью. Мисочки с желтым и коричневым соусом, овощи, вино — ничего не хотелось. Я не отличалась от толпы благодаря наряду, но все равно была чужой.

Пожалуй, только наряд меня и утешал. Сперва не верилось, что этот ворох нежно-розового атласа удастся превратить в уппеланд, но когда Ловиз затянула на спине шнуровку, появился лиф, а тканевый пояс с золотой пряжкой отделил его от пышной юбки. Из каждого рукава получилось бы еще по одной — они были такими широкими, что края свисали до пола.

Было странно чувствовать на себе столько ткани. Она шелестела при каждом движении, а шлейф казался тяжелым, но мне так это нравилось! Особенно нижнее платье из белого газа, расшитого плотным узором. Оно виднелось на запястьях, а из-под квадратного выреза выглядывало кружево. Обычно под моей одеждой были только нижние рубашки — признак бедности.

Я забылась, расправляя на коленях уппеланд, а когда подняла голову, то снова увидела господина в темно-алом. Он тоже смотрел на меня, а затем резко отвернулся и заговорил с соседом.

— Брат, кто этот человек за столом лорда, в алой накидке? — спросила я у Тарваля.

— В алой? Это Калсан, чародей, глава магистрата.

— Нет, третий справа, с темно-ореховыми волосами.

— Елена, это Калсан, я знаю его.

Брат устало вздохнул и протянул бокал слуге, который наполнил его рубиновой жидкостью. Я пыталась найти связь между воспоминаниями и услышанным, но не получалось — Калсан должен быть стариком. Кэйа говорила, что он возглавляет магистрат столько, сколько она себя помнит, а все никак не помрет. Господин за столом был молодым, это чувствовалось по прямой осанке и резким движениям. Лица отсюда не рассмотреть, но морщины и седина бросились бы в глаза.

— Глава ведь старый, — шепнула я брату.

Он посмотрел на меня до того снисходительно, что стало стыдно.

— Его же неспроста назначили главой. Он чародей и не изменился за все те годы, что я его знаю, хотя впервые увидел его еще в детстве.

Договорив, Тарваль повернулся к своему бородатому другу, и они весело рассмеялись. Им было все равно, что в зале находился колдун, поправший законы природы. Это ведь даже не человек… змея! Да, змея, меняющая кожу. Боги, и он таращился на меня весь вечер.

По спине побежали мурашки. Захотелось спрятаться под стол, медленно, чтобы колдун не заметил. Я боялась чародеев. Они, как гром, могли появиться из ниоткуда, наслать проклятье и раствориться в воздухе. Не сосчитать, скольких королей извели с помощью заговоров и зелий. Маги творили и добрые дела, целили, например, только мне бы не хотелось довериться человеку, способному уничтожить все вокруг.