Танцы минус (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 12

— У проходной припарковала.

Он косится на шлем у меня в руках и ржет.

— Ладно, побрели Яблонского искать. Где-то он тут был.

Но увести меня он не успевает. Усиленный динамиками голос ревет на весь павильон:

— Евгенчик! Я, твою мать, не понял, почему, твою мать, посторонние на площадке?

— О, вот и он! Пошли!

На мат здесь, видимо, никто внимания не обращает. Обычный рабочий язык, доходчивый и понятный всем…

Сидорчук — Евгенчик в местном варианте — тащит меня куда-то в узкий проход между стеной павильона и натянутой вдоль нее плотной тканью. Здесь темно и на полу валяются многочисленные провода и какие-то шланги. Несколько раз чуть не падаю и ругаюсь себе под нос. Наконец доходим до тяжелой, как видно, специально звуконепроницаемой двери. Евгенчик открывает ее, нажав вниз длинную поперечную ручку, и мы оказываемся на хорошо освещенной лестничной площадке. Идем этажом выше и вскоре через очередную уже более привычную по форме дверь вваливаемся в какую-то аппаратную. За громадным пультом сидит бритый наголо парень в драных джинсах и в майке, на которой нарисованы окровавленные вампирские зубы. Рядом с его локтем стоит дымящаяся кружка с кофе (если судить по запаху). При этом прямо над пультом на стене приклеен здоровенный плакат: «Каждая сука, которая притащит в монтажку кофе или чай, будет оштрафована в размере месячной зарплаты». Есть и другие, еще более экзотические послания к сотрудникам. Вроде: «Спаси пульт, убей Трутнева!», «Левый шаттл ЗАЛИПАЕТ!», «Звук, сукины дети!!!».

Мне здесь нравится. Чем-то напоминает то сумасшествие, которое всегда царит за кулисами цирка, где я росла.

— Яблонский где?

На этот вопрос Евгенчика бритый за пультом отвечает стандартно:

— Где-то тут был.

— Он же только что отсюда орал.

— Да он только и делает, что орет. То здесь, то там. Я что, нянька ему, блин, чтобы следить за ним?

Евгенчик смотрит на меня немного виновато.

— Слышь, Машк, ты подожди тут. Я его поймаю и приведу. Лады?

Киваю. Женька убегает, я какое-то время топчусь за спиной у бритоголового. Потом выхожу на лестницу. Здесь как-то посвежее и вообще… Присаживаюсь на ступеньки. Пристраиваю рядом с собой шлем, в который засунуты перчатки. Жарко. Снимаю и куртку. Начинает тянуть уставшая за довольно долгую дорогу спина. Встаю. Упираю кулаки себе в поясницу, прогибаюсь в талии назад, разминая затекшие мышцы. И тут же оказываюсь в центре пристального внимания.

— Рыжая, гибкая, тростиночка… Мечта! Девушка, а как вы относитесь к одноразовому сексу?

— Как к готовым котлетам с вышедшим сроком годности — невкусно и приболеть после можно.

Импозантный мужик лет 40-ка с выразительной, очень четко очерченной эспаньолкой и серьгами в обоих ушах начинает смеяться, откинув красивую темноволосую голову. Почему-то не сомневаюсь, что передо мной Иван Яблонский собственной персоной. На всякий случай уточняю:

— Вы Яблонский?

— Иес, моя дорогая. Может теперь свою позицию насчет одноразового секса пересмотришь?

Смеюсь, качая головой, и протягиваю руку для рукопожатия.

— Мария Ваго.

Еще раз сосредоточенно осматривает с ног до головы. Задерживается взглядом на шлеме и лежащей рядом куртке. Глаза быстрые, внимательные. Сначала подумала, что темные — при такой-то брюнетистой шевелюре. Теперь вижу, что ошиблась. Глаза у надежды российского кинематографа по прозвищу Ёблонский серые, просто опушенные такими густыми черными ресницами, что и сами кажутся темнее, чем есть.

— Ваго значит? Тогда пойдем.

«Запчасти» от моей амуниции он буквально закидывает в монтажку, после чего хватает меня за руку и волочет вниз. Как я понимаю мгновением спустя, в павильон.

— Внимание! Внимание всем! А ну, вашу мать, заткнитесь, сукины дети, кому, блин, сказал! Прошу любить и жаловать — наш консультант по мотоциклам. Зовут Маша Ваго. Для тупых: она со мной не спит. Она на самом деле мастер спорта и какой-то там чемпион чего-то там по мотокроссу. Всем все понятно?

Всем все понятно.

— А теперь Маша покажи этому мудаку здоровенному как надо садиться на мотоцикл.

«Мудак» — все тот же крепкий мужик брутальной внешности — смотрит на меня зверем. Батюшки! Это ж и есть звезда отечественно экрана Олег Иконников. Герой в голубых тонах… «Говномес», — как говорит мой папа.

Пожимаю плечами.

— Как минимум — слева.

Иконников даже руками всплескивает.

— Ну, а я что тебе, Иван, говорил, а? Если бы не я, этот проект вообще к чертям провалился бы! Как я устал от того, что всему вас учить надо.

Упомянутые «все» с каменными лицами отводят глаза. Яблонский хмурится, но на выпад Иконникова тоже не реагирует. То ли привык уже, то ли судьба у него такая невеселая — терпеть господ актеров с их вечно обостренной звездной болезнью. Наконец режиссерский взгляд, поблуждав некоторое время по потолку, упирается в меня.

— А справа точно нельзя?

— Можно, но будешь выглядеть как раз как мудак. И засмеют.

— Черт! А так кадр по свету хорошо выстроился!

* * *

Ухожу с площадки только под вечер. Этот веселый дурдом — лучшее место для того, чтобы как можно меньше думать о Егоре и о том, что произошло между нами. Предложенные Яблонским условия меня полностью устраивают — и по графику, и, главное, по деньгам. Мне, правда, остро не понравился «зевездища наша» Олег Иконников, но это — ничего страшного. В конце концов, не с ним мне в первую очередь иметь дело. К сожалению, сегодня на площадке не было Оксаны Нефедовой, которая будет играть главную роль в фильме и консультировать которую меня, собственно, и наняли. Будем надеяться, что она не похожа на Иконникова. Про него же все предельно ясно — он совершенно однозначно принадлежит к категории граждан, для которых слово «пидорас» обозначает не только половую ориентацию, но и душевные качества.

Съемки на натуре начнутся через неделю и будут проходить под Валдаем. Там действительно очень красиво. Но что самое приятное — место съемок совсем недалеко от моего родного Калязина и, в общем-то, на вполне одолимом расстоянии от Ксюхиного дома и, соответственно, от друзей.

Выхожу из проходной. Моцик Ксюхин на месте! Уже хорошо. Натягиваю куртку, нахлобучиваю шлем и всовываю руки в перчатки. Потом завожу и разворачиваю мотоцикл. Все-таки не очень удобно маневрировать в тесноте, когда ноги толком до земли не достают! Уже собираюсь стартануть, когда рядом почти неслышно притормаживает роскошная иномарка. С приятным очень дорогим даже на слух шуршанием ползет вниз затонированное боковое стекло. Внутри обнаруживается Иван Яблонский.

— Амазонка! Валькирия! Богиня!

Задираю забрало и решительно кручу головой.

— Одноразового секса не будет.

— А многоразового?

— Многоразовым меня муж обеспечивает. Регулярно.

— А Евгенчик нашептал, что ты от мужа ушла…

Вот ведь! Улыбается как Чеширский кот над миской сметаны. Даже глаза теперь кажутся не серыми, а зелеными…

— Предлагаю мирные переговоры на нейтральной территории. В ресторанчике, например. Опять-таки начало совместной работы отпразднуем.

Размышляю. Черт! А почему, собственно, нет? Уж и не помню, когда в последний раз в приличном ресторане-то была… Вот только в мотоциклетной амуниции как-то совсем не с руки… Но эта зараза словно мысли мои читает:

— Давай поедем к твоему дому, ты оставишь мотоцикл, оденешь платьице хорошенькое, туфельки на каблучках тоненьких, и мы куда-нибудь забуримся…

— До моего нынешнего дома 70 километров от МКАДа.

— Говно-вопрос, мон ами!

Смеюсь, а потом называю ему адрес Ксюхиной «фазенды». Не тащиться же мне вместе с ним в пробках! Естественно приезжаю намного его опередив. Но это и хорошо. Будет время привести себя в порядок. Душ, потом боевая раскраска на физиономии. Новое, еще ни разу не надеванное белье, которое купила, чтобы потешить Егора, чулки… Платье, правда, старое, но мне оно очень нравится. Я как раз была в нем, когда Егор…