Жизнь - жестянка (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 30

— Это очень хорошо, что ты вернулась.

Первые дни в Москве занимаюсь тем, что общаюсь со своим продюсером и режиссером, покупаю себе амуницию, мотоцикл и, особо не заморачиваясь, права. Точнее меняю их на те, в которых открыта уже не только категория «В», но и «А». С шиком приезжаю к Стрельникову в контору и произвожу настоящий фурор. Правда совсем не такой, как ждала. Егор орет на меня как резаный.

— Ты что дура? Какой мотоцикл еще? Мало тебе, идиотке, что в тебя стреляют, тебя взрывают и насилуют. Тебе еще надо собственноручно на этой штуке убиться! Здесь тебе не Франция. Здесь тебя о грязную фуру размажут и скажут, что так и было.

Расстаемся в очередной раз поругавшись. Все-таки общаться с ним иногда совершенно невозможно. И как его та рыжая медсестричка терпит?..

Еду на дачу. Загоняю мотоцикл на свободное место в своем гараже. Не такие надежды я возлагала на вторые гаражные ворота в своем доме, ну да что делать, если единственный мужик, который замуж позвал, мне почему-то совсем не нужен?

Вожусь в гараже возле своей новой игрушки. Протираю тряпочкой зеркала и хромированные детали. Ворота открыты — лето все-таки. Жарко. Внезапно слышу шум подъезжающей машины. Мой дом хоть и рядом с домом Коршунова, но все же не строго напротив. Выглядываю. У соседских ворот как раз паркуется джип.

Выхожу из гаража, нажимаю на брелоке кнопку. Ворота начинают ехать вниз, я же медленно иду вперед, вроде как к калитке, при этом неторопливо вытирая тряпкой руки. Кто же это пожаловал? Делаю вид, что мне это не так и интересно, но сердце сбивает ритм — а вдруг Коршун вернулся? Нет, не он. Какие-то дуболомы в черном, а с ними… С ними человек, которого я стала в последнее время видеть непозволительно часто.

Александр Петрович Борзунов.

Почему не на своем мерседесе с правительственными номерами? Звук сирены и миганье синей «люстры» надоело? По пробкам соскучился? Вылезает, оглядывается… и замирает словно видит не меня, а привидение. Я киваю. Мужики за спиной Борзунова переглядываются. Тот же сначала медленно, потом все быстрее идет в мою сторону.

— Здравствуйте, Ксения. Не знал, что вы вернулись.

Значит что же? Антон предпочел не говорить шефу о том нашем ночном визите? Ну и правильно, а то бы получил ни за что, ни про что.

— Я только что…

— У вас все в порядке? Самочувствие… наладилось?

— Спасибо, все хорошо.

Кивает и простившись торопливо идет в Коршуновский дом. Дуболомы гурьбой следуют за ним. Любопытство меня так и распирает. Что ему здесь понадобилось? Сразу иду на второй этаж и приникаю к заветному биноклю. В гостиной никого. Все остальные окна мне почти не видно. Жаль… Ах нет! Вот они. Как раз возникают в поле зрения. Мужики, что прибыли с Борзуновым выстраиваются вдоль стены, складывая руки перед собой характерным жестом футболистов в «стенке». Антон останавливается посреди гостиной. Борзунов же начинает бегать туда-сюда. Естественно ничего не слышу, но по выражениям лиц и по жестикуляции нетрудно догадаться, что он чем-то недоволен и орет. По всей видимости на Антона. Не хотела бы я сейчас оказаться на его месте…

Антон что-то пытается возражать. Даже складывает руки каким-то просительным жестом. Борзунов в ответ лишь окончательно выходит из себя. Это я понимаю совершенно четко после того, как Александр Петрович подскакивает к замершему парню и со всей дури бьет его кулаком в лицо.

Какие, однако, «высокие» отношения у наших политических деятелей со своими наемными работниками!

Коренастому и широкоплечему Антону выпад Борзунова, который никогда не был качком — что слону дробина. Он мог бы одним ударом отправить обидчика в нокаут. Но лишь стоит, опустив руки и голову. А за его спиной с каменными, совершенно неживыми рожами замерли другие парни из Борзуновской охраны. Корпоративная этика в действии…

Мне становится дико противно. Тянет вот прямо сейчас позвонить Борзунову, сказать какую-нибудь гадость и в бинокль понаблюдать за его реакцией на нее. Но понимаю, что это — глупость чистой воды.

Видимо, воспитательный процесс завершен. Борзунов машет рукой, и вся толпа следом за ним отбывает куда-то вглубь дома. Бегу к другому окну и жду, когда они появятся из калитки, но и через десять минут так никто и не выходит. Пожимаю плечами — не стоять же целый день в ожидании. Еще надо сообразить что-то поесть…

Только через час я слышу, как взревывает мощный турбированный двигатель их джипа. Отбыли, стало быть. Интересно, что Борзунову понадобилось в доме Коршуна? Что он делал тут час с лишком? Искал что-то? Или наоборот, прекрасно зная, где это что-то лежит, просто изучал вдали от любопытных глаз? Гадай, не гадай — все равно ведь не узнаю… Может, сходить к Антону, узнать как у него настроение после барской оплеухи? Но тут у меня начинает трезвонить телефон. То целыми днями молчит, то его словно прорывает.

Первой звонит бабушка. Люблю ее. Она все-таки у меня чудо. Вроде и не сказала ничего такого, а настроение подняла. Следом за ней в телефоне возникает Кристоф. Говорит о том, как он скучает по мне, о том, что уехав я совершила глупость. Своим хрипловатым эротичным голосом рассказывает, что он будет делать со мной, как целовать и ласкать, когда я наконец-то образумлюсь и вернусь во Францию, к нему… Французские грассирующе-обволакивающие слова так и текут мне в ухо. И, похоже, просачиваются ниже… Картинки, нарисованные им, и без аккомпанемента французской речи, сами по себе образные, горячие и яркие. А воображение у меня, как известно, богатое… Да. Наверно мы действительно могли бы быть счастливы, если бы все в моей жизни сложилось иначе. Или еще не все потеряно?.. Я ведь и приехала сюда, в Москву, как раз для того, чтобы попытаться увидеть большое издалека…

Третьим звонит мрачный Стрельников. Сговорились они что ли?

— Ну как, еще не убилась?

— Не дождетесь.

Это еще один старый анекдот. Один из моих самых любимых. Целиком звучит он так: старый еврей идет по улице. Сосед кричит ему вслед: «Соломон Израилевич, как ваше здоровье?» Еврей: «Не дождетесь».

Стрельников анекдот про старого еврея, видно, тоже знает, потому что начинает хихикать. Я же, все еще поглощенная мыслями об увиденном в гостиной Коршунова, беру и вываливаю на него рассказ о том, как Борзунов ударил Антона.

— Скотина он. Я это давно знал.

— Чего ж работаешь на него?

— Дура ты! На этого урода я никогда не работал. Я просто с Коршуном…

Передразниваю:

— С Коршуном… А Коршун твой на кого и сейчас где-то там трудится? Да и вообще, по большому счету все мы на них работаем. Удивительная страна, в которой весь народ целыми днями горбатится на своих слуг.

— Ладно. Ты это… Большую политику не тронь. Меньше отмываться потом придется.

Спорить с этим утверждением трудно. Мы прощаемся. К Антону идти уже не хочу. Выговорилась. Но все равно нет-нет да вспоминаю о нем. По какой причине взрослые сильные мужики вроде него терпят подобное обращение? Только потому, что работу боятся потерять?

Почему из одних получаются герои, а из других трусы или убийцы? Современные ученые утверждают, что все наши психические и поведенческие реакции — результат реакций химических… Тех, что происходят в нашем мозгу. Но понять это так же трудно, как гипотезу Пуанкаре, которую взял да и доказал на зависть всем полубезумный, как кажется очень многим, математик Григорий Перельман.

Вечереет.

Обхожу гостиную и кухню и на всех окнах задергиваю шторы. После того выстрела, который чуть не отправил на тот свет Стрельникова, мне в темное время суток с не зашторенными окнами до крайности неуютно. Внезапно замечаю в кустах у террасы какое-то шевеление. Еще один киллер?! Уже готова бежать куда-то сломя голову… И вдруг вижу, что это Антон. Всего лишь Антон.

Фуф!

Распахиваю дверь на террасу и уже хочу начать ругаться на него за свой дикий испуг, но тут он подносит палец к губам и манит меня к себе. Что за ерунда? Вот так пойдешь с приятным во всех отношениях человеком, а потом он тебе шею попробует свернуть! Знаем! Опыт есть. Не пойду я никуда! Или пойти? Нет, все-таки я точно дура какая-то. И куда несет? Спускаюсь по ступенькам в темноту сада, подхожу ближе, и он тут же втягивает меня поглубже в кусты.